Школа ведьмовства №13. Сладкий запах проклятия (СИ) - Шавлюк Светлана - Страница 11

— Эти дети — потомки ведьм, — вздохнула главная в школе ведьма, — воспитаны ими, выращены, вскормлены их молоком. История может обернуться по-разному, — она повела плечом, словно не желала даже думать о дурном исходе, — но мы надеемся, что повторения все же не случится. Тебе пора, Милана, — строго взглянула на меня, намекая на то, что разговор окончен, — Алевтина Ивановна добродушна, но пренебрежения к своему предмету не терпит, как и любой другой учитель, любящий свое дело.

Поблагодарила директора и поспешила к школе. Мои одноклассницы (или однокурсницы, кто ж их разберет, как правильно они называются) уже скрылись в прохладном холле. Я же надеялась, что успею их догнать, иначе, могла и заблудиться, ведь все еще не очень хорошо ориентировалась в стенах школы.

Взлетела по ступеням, нырнула в проход и замерла, привыкая к хлынувшей на меня темноте помещения, в котором будто бы царили сумерки, но дело всего лишь в слишком ярком солнце на улице.

— М-м-м, — довольное не то урчание, не то мурчание, заставило напрячься. — Мила, Мила, — знакомый голос, который мурашками проникал под кожу, обволакивал и заставлял оглядываться в поисках путей отступления, настиг меня так внезапно, что я вздрогнула. — А я все жду, когда же судьба улыбнется мне и подарит очередную, хотя бы короткую, мимолетную, но очень желанную встречу с той, чьи глаза снятся мне уже которую ночь подряд. И ведь я не высыпаюсь, — вкрадчиво прошептали мне, останавливаясь в паре шагов.

Покровский, чтоб его! А ведь я все дни удачно от него скрывалась.

— У меня урок, — буркнула, сбрасывая оцепенение и встречаясь взглядом со светлыми глазами младшего Покровского. Смотрела исподлобья, опасаясь его следующего шага. Глядишь, опять вздумает руки распускать. Жаль, что моя тетрадь начинающей ведьмы еще не обзавелась твердой и крепкой обложкой, которая с тихим стуком могла бы опуститься на его темно-русую макушку.

— Прилежная ученица, — сверкнув озорным взглядом, протянул он.

— Чего тебе? — я в отличие от него не источала дружелюбие.

А он, остановившись, даже не предпринимал попыток приблизиться. И на том спасибо. Видимо, понял, что я не стремлюсь оказаться в его крепких объятиях. А они, наверняка, очень горячие. Не зря же местные девчонки так жаждут их ощутить. Тьфу! Тряхнула головой, отбрасывая ненужные мысли. Да что со мной? Почему искры в светлых глазах кажутся такими притягательными? А губы, которые кривились в понимающей, лукавой улыбке, такими чувственными? Блеск, Мила! Давай, растекись тут восторженной лужицей перед малознакомым бабником. Как там его Златка называла? Курощуп! Вот точно! Не стоит об этом забывать.

— Нахохлилась, как воробей студеной зимой, — ласково проговорил он. Вот же местный афродизиак. Даже голос, казалось, ластится и невесомо оглаживает.

— Некогда мне с тобой разговоры разговаривать, — сделала шаг в сторону, чтобы обойти местного ловеласа, но он отзеркалил мое движение.

— Почему ты меня боишься? — как-то обвинительно и даже немного обиженно проговорил он, сложив руки на могучей груди.

— Вот еще, — тут же вскинулась и задрала подбородок, все еще прижимая к груди свою тетрадь, — предпочитаю юбочников стороной обходить. Оказаться очередной в списке побед — не предел моих мечтаний, — сразу дала понять, что наслышана о его похождениях. Девочки щедро делились подробностями его многочисленных романов. Щедро, но тоскливо.

— Очередной? — он вскинул брови в искреннем удивлении. Руки его беспомощно повисли плетьми вдоль тела. Надо же, какой актерский талант пропадает. Станиславский бы рыдал от натуральности игры. Но я была настроена враждебно. — Жаль, что ты думаешь обо мне так. Но, Мила, — посмотрел мне прямо в глаза. Искры разгорелись, пробуждая решительное пламя, — я буду надеяться на новую встречу. Лишь об этом прошу. Ты словно видение, не даешь покоя ни днем, ни ночью. Я всюду вижу тебя, но ты словно дымка исчезаешь, стоит лишь обернуться.

Права была Марья Федоровна — языком чесать он горазд. Даже у меня возникло мимолетное желание дать слабину, слушая его тихие речи. Но как возникло, так и испарилось.

— В одной школе учимся. Волей не волей, свидимся, — отрывисто бросила и фактически сбежала.

Обогнула его по широкой дуге, бросила на прощание строгий взгляд и встретилась с его грустным. Сердце дрогнуло, запнулось, и я поспешила отвести глаза, быстро перебирая ногами. Сердце хоть и шалило, но было целым, я не желала потом собирать его по осколкам, поведясь на глупое желание остановиться, продолжить разговор.

— У меня сердце не на месте с нашей первой встречи, — ударились мне в спину жаркие слова Покровского.

Сказала бы я, что у него не на месте после того, как он увидел меня в неглиже. Не трудно догадаться. Да лучше промолчать. С таким, как Покровский, вообще лучше не разговаривать, уж очень он умело подбирал нужные слова, которые затрагивали тонкие струны девичьей, мечтательной души.

— Я не отступлюсь, — угрозой прозвучало снизу, когда я взлетела по ступеням вверх.

Об этой черте характера Златка меня тоже предупреждала. Как она говорила? Как снежный ком, мчащийся по заснеженному склону? Что же, и снежный ком рано или поздно растает под яркими лучами моего сопротивления. А я отдаваться во власть чарам Покровского не собиралась. Ни на грамм. А то, что сердце бьется часто-часто, так это от нервов и забега по ступеням. К тому же, я рисковала опоздать на первое занятие по травам, что не добавляло спокойствия.

Глава 7

На столе, под потолком и вдоль стен — везде были разложены и развешены пучки трав. Многие из них были мне знакомы, бабушкины труды, ее поучения, не прошли даром, но некоторые, за которые цеплялся глаз, я видела впервые. Пожалуй, многие бы сочли занятие скучным и нудным, но я не понаслышке знала о том, какими, порой чудодейственными, свойствами обладала зелень, стелящаяся под ногами. Поэтому слушала внимательно и записывала в свою тетрадь все, даже то, что было уже известно. Тщательно и немного яростно, ведь стоило отвлечься, как перед мысленным взором возникал образ грустного Покровского. Вот же, змей-искуситель, ни секунды покоя. Наваждение какое-то. А может, этот ведьмак недоделанный, успел приворожить меня? Подсыпал чего или нашептал, пока я глазами хлопала, любуясь красотой его глаз, движением губ, ленивой улыбкой, что сверкала в лучах солнца? Тьфу, твою дивизию, опять! Не мозги, а кисель какой-то, еще и в тумане розовом. И ведь никогда не была романтичной дурочкой, вешающейся на шею первому встречному-поперечному. Однозначно, надо узнать, что со мной происходит, и откуда «ноги растут» у моего помутнения.

Кстати, дело может быть и в какой-нибудь пыльце, которая витала в воздухе и странным образом влияла на меня. Нет, этот вариант стоит отмести сразу, ведь на других учеников школы ведьмовства я не реагировала столь бурно. Значит, все-таки, либо я лишилась рассудка, пока по тропе бодро шагала в неизвестный мир, либо нашептал Покровский чего-то, заворожил, околдовал, да что угодно, может, и травы какой-нибудь подсунул, а значит, как мама и говорила — надо учиться, учиться и еще раз учиться.

Тряхнула головой и вся обратилась в слух, как и остальные двадцать две ученицы-первогодки. Солнце заливало всю аудиторию ярким светом, нагревало деревянный пол, не жалело горячих прикосновений для наших спин и боков и щекотало макушки. Мы сидели на жестких, совершенно неудобных табуретах, от которых уже через четверть часа невыносимо ныла попа. Перед нами стояли маленькие квадратные столики, у каждой ученицы отдельный, из темного дерева. Темный лак, которым были покрыты все деревянные поверхности в этом кабинете, был испещрен тонкой сеткой царапинок. В воздухе одуряюще пахло сушеными травами, которых в кабинете было множество, и луговыми цветами, аромат которых приносил ветерок, раздувающий занавески.

четырехногого добротного стола стояла невысокая пухлая женщина в строгом, наглухо закрытом темном платье, но его строгость разбавляли светлый кружевной воротничок и забавный цветастый передник. На белоснежной ткани, которая была основой передника, красовались крупные яркие алые маки. Черные с проседью волосы были заплетены в тугую простую косу и свернуты в ракушку на затылке, открывая круглое лицо с пухлыми щечками и милыми ямочками, которые появлялись даже при намеке на улыбку. А карие глаза взирали на всех с мягкостью и добротой, лучились теплом и источали спокойствие. Легкая улыбка зажглась с началом урока и горела, не сходя с лица женщины, которая с явным удовольствием делилась премудростями своего предмета.