Все страхи мира - Клэнси Том - Страница 56

• Предыдущая
• 56/271
• Следующая

— Да, я был там однажды, несколько лет назад, вскоре после того, как сионисты убили вашу мать, — напомнил Куати.

— У него в огороде — израильская бомба.

— Бомба? Вы хотите сказать — снаряд.

— Нет, командир, бомба. Она зарылась в землю, но по той части, что видна, её диаметр не меньше полуметра.

— Понятно, и если об этом узнают сирийцы…

— Да. Как вам известно, они взрывают такие штуки прямо на месте. При этом дом моего отца будет уничтожен. — Гость вытянул обрубок левой руки. — Я не могу оказать помощь отцу в строительстве нового дома, а сам он слишком стар для такой работы. Я пришёл к вам с просьбой забрать эту проклятую бомбу.

— Вы пришли именно туда, куда следовало. Сколько времени она пролежала в земле?

— Отец говорит, что она лежит там с того самого дня, когда со мной случилось вот это. — Торговец снова поднял обрубок руки.

— Значит, в тот день на вашу семью снизошло благословение Аллаха.

Так уж и благословение, подумал торговец и кивнул.

— Вы всегда были нашим преданным другом. Конечно, мы придём к вам на помощь. У меня есть специалист, отлично разбирающийся в деле обезвреживания и изъятия израильских бомб, — затем он вынимает их содержимое и готовит бомбы, которыми пользуемся мы сами. — Куати предостерегающе поднял палец. — Но вы никогда не должны говорить об этом.

Гость выпрямился в своём кресле.

— Что касается меня, командир, я буду счастлив, если вы убьёте как можно больше. А если вам для этого понадобится бомба, которую эти свиньи сбросили в огород отца, я буду молиться за ваш успех.

— Извините меня, мой друг. Я не хотел оскорбить вас. Но вы понимаете, я был обязан предостеречь вас о необходимости хранить все в тайне. — Торговец понял, что имел в виду Куати.

— Я никогда не предам вас, — решительно заявил он.

— Мне это известно. — Настало время поддержать свою популярность в крестьянском мире. — Завтра я пошлю своего человека к дому вашего отца. Иншалла, — добавил он, желая сказать «такова воля Бога».

— Я — ваш вечный должник, командир. — Пошлёт, подумал торговец, ещё до Нового года.

Переоборудованный «Боинг-747» взлетел с аэродрома военно-воздушной базы Эндрюз перед самым закатом. У президента Фаулера было полтора трудных дня — непрерывные инструктивные совещания и встречи, которые он не мог отменить. Но предстояло двое суток ещё более трудных — даже президенты вынуждены подчиняться свойствам простой человеческой природы, а в данном случае восьмичасовой перелёт до Рима совпадал с шестичасовой разницей во времени. Перелёт из пояса в пояс, время между которыми отличается на шесть часов, исключительно труден. Фаулер был опытным путешественником и знал это. Желая смягчить воздействие смены поясов, он уже вчера и затем сегодня изменил время своего сна, дабы в течение полёта оказаться настолько усталым, чтобы эти восемь часов проспать. Президентский самолёт был снабжён всеми устройствами, какие только могли придумать компания «Боинг» и Военно-воздушные силы США. В этом тихом и плавно летящем самолёте президент размещался в самом носу. Его кровать — в действительности её заменял раскладной диван — была достаточно большой, а матрас выбрали по личному вкусу президента. Самолёт был велик, что позволило оборудовать отдельные помещения для прессы и сотрудников аппарата президента. Если уж быть совсем точным, их отделяло почти двести футов. Журналисты находились в хвостовом отсеке, и пока пресс-секретарь Белого дома занимался ими, в президентскую спальню незаметно пробралась советник по национальной безопасности. Пит Коннор и Элен Д'Агустино обменялись при этом взглядом, который постороннему человеку показался бы бесстрастным, но в тесном сообществе Секретной службы был предельно красноречив. Сотрудник службы безопасности ВВС, приставленный охранять дверь, ведущую в президентскую спальню, уставился на переборку, стараясь удержать улыбку.

— Итак, Ибрагим, что ты думаешь о нашем госте? — спросил Куати.

— Он силён физически, бесстрашен и удивительно хитёр, но я не знаю, где мы сможем использовать его, — ответил Ибрагим Госн. Он рассказал, что произошло с ними в Афинах.

— Сломал шею греческому полицейскому? — По крайней мере американец не был подставным лицом — если полицейский действительно умер и все это не оказалось хитроумной уловкой американцев, греков, израильтян или один Бог знает кого.

— Да, как спичку.

— Его связи в Америке?

— Крайне немногочисленны. Американская полиция охотится за ним. По его словам, группа, в которой он состоял, убила трех полицейских, а его брат недавно попал в засаду и погиб от их пуль.

— Да, он умеет выбирать врагов. Образование?

— Формально — никакого, но он умён.

— Что умеет делать?

— Почти ничего — из того, что могло бы нам пригодиться.

— Зато он — американец, — напомнил ему Куати. — Сколько таких у нас в отряде?

Госн кивнул.

— Ты прав, командир.

— Какова вероятность того, что он подослан к нам?

— По моему мнению, очень невелика, но следует проявить осторожность.

— Хорошо. А теперь вот что тебе нужно сделать. — Куати объяснил Ибрагиму ситуацию с израильской бомбой.

— Ещё одна? — Он был экспертом в таком деле, но нельзя сказать, чтобы поручение слишком уж ему понравилось. — Я знаю этого крестьянина — старый дурак. Знаю-знаю — его сын воевал против израильтян и тебе самому почему-то нравится этот калека.

— Этот калека спас жизнь нашего товарища. Фази истёк бы кровью, если бы торговец не укрыл его в своей лавке. Никто не принуждал его. Это произошло в то время, когда у нас с сирийцами были натянутые отношения.

— Ладно. Все равно мне нечего делать до самого вечера. Понадобится грузовик и несколько человек.

— Наш новый друг, судя по твоим словам, силён физически. Возьми его с собой.

— Слушаюсь, командир.

— И не рискуй понапрасну.

— Иншалла. — Госн сумел почти закончить Американский университет в Бейруте — почти, потому что одного из его преподавателей похитили, а два других воспользовались этим как предлогом, чтобы покинуть Ливан. В результате Госн не сдал последние экзамены и не получил диплом инженера. Правда, он был ему и не нужен. Во время учёбы Госн был лучшим учеником в своём классе и узнал из учебников так много, что лекции преподавателей мало ему помогали. Массу времени он проводил в лабораториях, которые делал сам. В движении за освобождение Госн никогда не был активным бойцом и не участвовал в боевых действиях. Он умел пользоваться стрелковым оружием, однако его искусство в обращении с взрывчатыми веществами и электронными приборами было слишком ценным, чтобы рисковать им. Кроме того, Госн выглядел молодо, был привлекателен, кожа его казалась очень светлой, поэтому он много ездил, в том числе и за границу. Обычно его задачей было провести разведку, изучить место будущих операций, составить карту, в чём ему помогали инженерный опыт и отличная память, он принимал решения относительно необходимого снаряжения и обеспечивал техническую поддержку бойцов, которые относились к нему с глубоким уважением — гораздо большим, чем это могло показаться со стороны. Никто не сомневался в его храбрости. Госн доказал это не один раз, обезвреживая невзорвавшиеся снаряды и бомбы, оставленные израильтянами в Ливане, и затем используя полученную из них взрывчатку для изготовления своих собственных бомб. Ибрагим Госн был классным специалистом, и его с радостью приняли бы в любую из дюжины профессиональных террористических организаций в разных странах мира. Он вышел из семьи палестинцев, покинувшей Израиль с появлением еврейского государства в уверенности, что вернётся назад, как только арабские армии того времени быстро и легко расправятся с захватчиками. Однако счастливое возвращение постоянно откладывалось, и воспоминания его детства были связаны с переполненными, грязными лагерями для беженцев, где ненависть к Израилю была не менее прочной, чем вера в ислам. По-другому и быть не могло. Израильтяне не обращали на палестинцев внимания потому, что те добровольно покинули свою страну, а другие арабские нации делали вид, что не замечают их, хотя вполне могли бы облегчить жизнь беженцев. Госн и ему подобные превратились в пешки в огромной игре, участники которой никак не могли договориться друг с другом относительно правил. Ненависть к Израилю и всем, кто поддерживает его, была для беженцев таким же естественным актом жизни, как дыхание, а их целью стало изыскать средства покончить с сионистами и их союзниками. Госну и в голову не приходило задуматься о причинах.

• Предыдущая
• 56/271
• Следующая