Отмороженный - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 20

• Предыдущая
• 20/22
• Следующая

– Аллах акбар! – провозгласили телохранители и домочадцы Руслана, присутствующие при этом. И телекамеры послушно повернулись в их сторону, а глаза юной журналистки увлажнились.

– Скажите, Руслан Хамидиевич, наверное, вам не просто было на это решиться? – спросила она, протягивая микрофон ему под самый нос. – Наверное, вам хочется вернуться к мирному труду, растить хлеб, нянчить детей, строить дома и видеть процветающей свою гордую страну?

– Очень хочется, – ответил полевой командир Садуев, пряча улыбку в бороду, и его телохранители отчего-то дружно засмеялись.

– Но все-таки это женщины и дети, – робко сказала другая журналистка, лет сорока. – Неужели у вас не дрогнула бы рука…

– А у ваших летчиков рука дрожит, когда он бросает бомбы на мирные чеченские села и города? – разгневался Садуев, приподнявшись с места и взявшись правой рукой за инкрустированную рукоять кинжала. – Когда они бросали бомбы на наши дома, они разве не знали, что там есть дети? Кто звал вас сюда, русских, когда вы начали свою интервенцию в нашу страну?

Потом он успокоился, снова опустился на подушки, подмигнув журналисточке.

– Впрочем, сегодня вы мои гости. Я вас сам пригласил, и надеюсь, что мое гостеприимство, – он прижал руку к сердцу, продолжая смотреть на журналисточку исподлобья, – не показалось вам неприятным.

Она в ответ прикрыла глаза, чуть улыбнувшись.

– Как вам все-таки удалось, Руслан Хамидиевич, так легко проникнуть на территорию России? – подобострастно спросил журналист очень независимой телекомпании.

– Деньги, дорогой, все решают деньги! – заулыбался полевой командир, разводя руками: мол, еще спрашиваешь…

– Но неужели все можно – за деньги? – ужаснулась журналисточка. – Неужели наши российские солдаты и офицеры, наша армия, сохраняющая традиции, могут вот так, свободно, все сделать за деньги?

– Ай, слушай, ты как маленькая! – сокрушенно покачал головой герой дня. – Офицерам не платят, солдат не кормят… Как еще, скажи мне, Россия собиралась воевать с Америкой, а? Дашь ему – на, возьми, дорогой, купи себе немного продуктов, – а он еще спросит: вам, дяденька, не нужны гранатометы? Задешево бы отдал парочку… Или назад уже едем, бензин, смотрю, кончается. Где его взять? А на ближайшем блокпосту! Там у них всегда припасено, – он снова подмигнул. – Не в первый раз замужем, как говорит хорошая русская поговорка. С задания возвращаемся – где запчасти взять, где патроны? На блокпосту! Там уже ждут, готовь только баксы!

Он потер пальцем о палец, сладострастно улыбаясь. А потом, не торопясь, вытащил толстую пачку зеленоватых банкнот из-за пазухи. И выразительно посмотрел при этом на журналисточку, изменившуюся в лице.

– Никогда не видела, да? Я тебе еще не то покажу. А сейчас, извините, сделаем маленький перерыв.

– А на сколько? – спросил кто-то из операторов.

– На сколько… Я поссать хочу! Пока штаны расстегну, пока отолью, – он загибал пальцы. – Руки после помыть надо? Минут пять, да?

– Что? Что он сказал? – спрашивали иностранные корреспонденты. – Что есть поссать?

В основном спрашивали юную журналисточку из бойкого молодежного издания, растерянно глядящую сейчас на своего кумира.

Руслан что-то сказал по-своему телохранителям, те кивнули, встали у дверей, через которые он вышел на улицу в сопровождении трех человек. Они окружили его, когда он остановился в раздумье возле забора.

– Далеко идти, да? – спросил он, указывая на стоявшую в отдалении будку. – И не освещено, да?

– Русские где стоят, там и оправляются, – поддакнул кто-то из подчиненных.

– Мы не можем до них опускаться, – строго сказал Садуев. – Они почему войну проигрывают? Потому что малокультурные. Но, учитывая сложившуюся обстановку, что гости, среди которых немало женщин, нас ждут, можно последовать примеру солдат побежденной армии.

И с этими словами расстегнул ширинку, повернувшись спиной к забору.

Струя зашипела в пыли. Руслан стоял, расставив ноги, наклонив бычью шею. Его спутники сосредоточенно молчали, думая каждый о своем или поглядывая на темнеющее небо.

Пуля вошла в склоненную шею, почти под затылок, отчего Руслан, как от толчка, дернулся вперед, потом стал медленно и молча оседать. Струя продолжала шипеть под его ногами.

Телохранители не сразу поняли, что произошло. Ведь только что стоял. Не сказал ни слова. И вот присел на корточки, потом ткнулся лицом в собственную мочу.

Через несколько секунд они что-то закричали по-своему, подхватили мертвого командира, втащили его в помещение и положили на ковер.

Все увидели его измазанное грязью и кровью лицо. Женщины запричитали, стали вспыхивать блицы. Рассвирепевшие охранники набросились на корреспондентов, стали избивать их, ломать аппаратуру, потом объявили всех своими заложниками, а также агентами ФСБ.

Только журналисточку, по-детски заплакавшую при виде трупа героя будущего репортажа, не тронули, возможно, за ее слезы.

Так или примерно так рассказала мне эту историю другая журналистка, та, что постарше, и еще один иностранный корреспондент, когда их удалось обменять на пленных боевиков и они вернулись в Москву. Эту встречу мне устроил у себя в кабинете Костя Меркулов, попросив новую секретаршу Зиночку (которую я еще не видел, а он до сих пор не похвастался) принести нам всем чаю.

– Судя по вашему рассказу, Вера Петровна, он был убит, когда стоял спиной к забору, – уточнил я.

– Именно так, Александр Борисович, – кивнула она. – Не подумайте, что мне доставило удовольствие за ним подглядывать. Просто мне было видно из той части окна, которая не была зашторена. И хотя было достаточно темно и я сразу отвернулась, все-таки успела это заметить.

– Значит, спиной к вам. К дому, – сказал Слава Грязнов. – А что, простите, за домом? Откуда был произведен выстрел? Как вы думаете?

Слава был сегодня при галстуке и тщательно выбрит, зная, куда направляется и кто там будет. И разговаривал с дамой предельно деликатно, даже конфузился, когда речь заходила о естественном отправлении славного сына гордого народа.

Через четверть часа в Мраморном зале прокуратуры состоялась короткая пресс-конференция.

– Простите! – сказал иностранный журналист, откуда-то из Юго-Восточной Азии. – Ведь официально для ваших властей этот чеченец есть бандит, на которого заведено уголовное дело с многочисленными обвинениями в убийствах и захвате заложников. Разве он не объявлен вне закона? Разве его не следовало убить?

– Он – российский гражданин! – торжественно изрек Слава. Почему-то с иностранцами он разговаривал только так, с пафосом. Наверное, считал это верным дипломатическим тоном. – И пусть он совершил преступление! – При этих словах его глаза засверкали. – Тот, кто его убил, – тоже преступник, хотя и спас своим выстрелом очень многих невинных.

– Кроме тех, кого настигнет кровавая месть, – добавил я. – А им несть числа. Понятно, что мы должны как можно скорее все выяснить и во всем разобраться.

– И вы собираетесь в этом разобраться, сидя здесь, в Москве? – язвительно спросила Вера Петровна. – Или поедете туда, в его родное село, чтобы разобраться?

Мы переглянулись. Говорить или не говорить? Хотя какой уж тут секрет…

– Дело в почерке, – сказал я, положив вовремя руку на плечо Грязнова, готового вновь пуститься в красноречие. – Точно так, как это описывалось в газетах, были убиты банкир и пресс-секретарь нашего вице-премьера…

– А вы, кстати, знаете, что этого вице-премьера уже сняли? – спросила Вера Петровна.

– И вы полагаете, будто здесь есть какая-то связь? – спросил я в свою очередь и снова посмотрел на Грязнова. Тот в ответ пожал плечами. Мол, ничего не знаю, впервые слышу. – Отдаю должное вашей осведомленности, – я склонил голову перед Верой Петровной. – Хорошо бы узнать – за что?

– Да-да! – что-то не понял ее коллега, чью фамилию я никак не мог вспомнить. – Он снят. Уже есть указ, опубликовано будет завтра.

Я опять взглянул на Славу. Тот оскорбленно молчал. Иностранцы знают, а он нет…

• Предыдущая
• 20/22
• Следующая