Уездный город С*** (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 89

На этом Меджаджев, наконец, взорвался. Вскочил и, отшвырнув в сторону стол, взбешённым быком кинулся на поручика с рёвом:

— Да что ты, мусор, вообще можешь понимать!!!

К чему-то подобному Натан и готовился, и уж конечно вступать в прямое единоборство не собирался, не хватало и впрямь довести вещевика до виселицы за убийство полицейского. Место, куда встать, он выбрал очень тщательно, чтобы и самому иметь простор для манёвра, и Брамс под удар не подвести никоим образом.

Титов ускользнул с линии движения арестанта, а вот стул — остался, предсказуемо не замеченный Меджаджевым. Споткнувшись об него, здоровяк с руганью полетел вперёд и с грохотом приложился о стену. В следующее мгновение распахнулась дверь и на пороге возникла пара конвойных, которые тут же взяли буяна на мушку. Впрочем, видя, что продолжать драку вещевик не намерен, а просто сидит на полу, ошалело тряся головой, Натан махнул рукой, давая отбой тревоги.

Потом бросил взгляд на Аэлиту — та сидела на своём стуле, ошалело хлопая глазами, живая и совершенно невредимая, и, кажется, пыталась осознать, что вообще только что произошло.

— Как вы с таким темпераментом до своих лет дожили? — тяжело вздохнул поручик, без опаски подходя к ушибленному.

— Сволочь ты, поручик, — проворчал Меджаджев вполне мирно. Выплеснув ярость, он ожидаемо успокоился.

— Может быть, — Титов со вздохом пожал плечами и положил ладонь сидящему на макушку, пояснив, чтобы не надумал себе ничего лишнего: — Я живник, проверю, сильно ли вы ударились.

— Какого чёрта тебе от меня надо? — проворчал тот, отталкивая руку следователя и уверенно поднимаясь на ноги — кажется, падение было больше громким, чем ощутимым.

— Мне надо, чтобы вы прекратили ныть, жалеть себя и помогли найти настоящего убийцу, — проговорил Титов, поднимая стол, а следом и стул. — Ну же, Меджаджев, неужели вам не хочется отомстить?

— Да не представляю я, кто это мог сделать! — вздохнул тот, опять усаживаясь к столу. Опустил на него локти, обхватил голову ладонями.

— Вспоминайте не тех, кто кажется вам способным на такой поступок, а тех, кто вообще был в курсе существования подвала и достаточно недавно имел возможность смазать замок. Начнём сначала, с приходящей прислуги. Та женщина, что приходит убираться. Она могла смазать замок?

— Нет, не думаю. На кой ей это?

— Да хоть бы за дополнительную плату, или просто некто ловко заронил эту мысль в её голову. Скажем, убедил, что ржавые замки в доме — к несчастью. Она ведь не сделала ничего дурного и знать не знала, как это всё может повернуться. Впрочем, назовите её имя и адрес, лучше спросить у неё самой, — решил Титов. Артачиться в такой мелочи вещевик не стал и поделился нужными сведениями. — А в подвале она бывала?

— Нет, — мгновение подумав, качнул головой Меджаджев. — Что в подполе, она точно не знала, никогда туда не спускалась и я с ней об этом не разговаривал.

— Тогда тем более стоит поговорить с ней. Ладно, дальше. Кто ещё?

— Куля знала. Её подозреваешь?

— Не думаю, это лишнее, — невозмутимо отмахнулся Титов.

— Сестра. Тоже страшная убийца? — вновь с ядом в голосе процедил Ρуслан.

— Необязательно, но могла оказаться случайным осведомителем. Например, проболтаться кому-то об этом подвале, — спокойно пояснил поручик. — Дальше. Друзья, знакомые; неужели к вам никто не ходит и столько лет не ходил? У вас совсем нет друзей?

Столкновение головы со стеной определённо пошло вещевику на пользу. Он собрался с мыслями и принялся последовательно вспоминать всех, кто бывал в его доме в недавнем прошлом и хотя бы гипотетически мог оказаться один в кухне. И непоследовательно — тех, кто мог знать о подвале чуть больше, нежели сам факт его наличия.

Список — в две колонки — рос, но не так быстро, как можно было ожидать, и за счёт людей, чьи имена в большинстве были поручику незнакомы. Хотя мелькнуло и несколько интересных фамилий: двое вещевиков из списка Иванова порой захаживали в дом к Меджаджеву, а Горбач не просто знал о подвале, но даже спускался туда и помогал, вместе с еще парой сокурсников, поднимать наверх хлам на выброс. Надо ли говорить, что последнее обстоятельство весьма Титова заинтересовало!

— Скажите, Руслан Яхъяевич, а как вы вообще познакомились с Сергеем Горбачом? — задал следующий вопрос Титов, когда какой-никакой список всё же был составлен сразу в двух экземплярах, для поручика и для самого арестанта, чтобы тот мог на досуге как следует подумать и попробовать вспомнить кого-то ещё.

— Отец был сканщиком, очень хорошим, и при этом — слабым вещевиком-самоучкой. Ничего серьёзного, но дар здорово помогал в работе. Пока у меня не открылся талант вещевика, причём сильный, он готовил из меня подмастерье. А отец Горбача сделал какой-то большой, солидный заказ, я уж сейчас и не вспомню, что именно там было. Ларец, что ли.

— Сканщиком? Разве он не овец разводил? — нахмурился поручик: в досье про ремесло не значилось ни слова.

— Так филигрань у него прежде для души была, от отца своего выучился, — пояснил Меджаджев. — Потом уже оказалось, что здесь на неё ой какой спрос — город большой, богатый. А овцы тоже были, только отец их перед высылкой всех продал, и дом продал, и царь ещё нам на обустройство кое-что подкинул… В общем, в той временной халупе, куда нас определили, мы помыкались недолго. И раньше бы уехали, но отцу уж очень хотелось сделать всё по уму, так, чтобы на века.

— Ясно. Простите, что перебил. Продолжайте, что там с Γорбачами?

— Мы несколько раз к ним ездили. Я хоть и был мальчишкой, но отец считал, что общение с покупателями — это тоже часть ремесла, поэтому брал с собой. Конечно, права слова я не имел, но должен был слушать и пытаться понимать. Вот там мы с Сергеем и познакомились, и как-то быстро сошлись. Мне кажется, отец его не одобрял такой дружбы, но и не препятствовал: сын ему был не особенно интересен.

— Почему вы так решили? — спросил Титов.

— Да тогда я, конечно, ничего не замечал, это уже вот сейчас заговорил и понял. У них были странные взаимоотношения. Михаил Назарович сына, с одной стороны, баловал и берёг, а с другой — словно бы делал это из обязательства, без души. Ну как яснее высказать? Меня вот отец порой лупил, за уши таскал будь здоров, а на Сергея даже голос не повышали. И вроде бы именно у него должно быть всё хорошо, а у меня — нет. Но при этом мне отец был отец, а ему… воспитатель, совсем чужой человек.

— И как сам мальчик к подобному относился? — вновь вставил вопрос Натан.

— Мне кажется, не замечал ничего этакого, для него-то всё было в порядке. А там — кто знает, что именно есть порядок? Может, вот как у Горбача — как раз и верно… Что до нашей дружбы, Серёжа в детстве заносчивый был, гордый, так что друзей у него особенно не водилось, а со мной иначе себя держал. Поначалу тоже нос задирал, да я особо и не обращал на то внимания. А потом как-то я набедокурил, и отец меня выдрал так, что сидеть не мог, и вот Серёжа, когда узнал, что случилось, ко мне очень переменился. Кажется, отца моего он стал бояться, а меня — жалеть, и оттого мы как-то совсем уж поладили. Мы и в гости друг к другу бегали, и он даже не брезговал той старой халупой. А потом дар в одно время пробудился, да еще сходный — сильный очень, выраженный. Ну и учиться вместе пошли, и в Университете тоже совместно куролесили. Потом — всё, как отрезало. Пару лет еще как-то пытались продолжать дружбу, но нет, разошлись дорожки. А теперь… вот. Сошлись вновь, — он горько усмехнулся, а потом опомнился: — Так вы что, всё-таки его подозреваете?

— Многовато его в этом деле, — признался Титов. — Такое случайно не происходит.

Откровенничать с Меджаджевым он не боялся: правом посещения обладали всего несколько человек, ни один из фигурантов дела об утопленницах среди них не значился, кому узник что расскажет! А выйдет он отсюда только взамен настоящего убийцы. Ну, или не выйдет, если вдруг выяснится, что виновен всё же он.

— Куда мы теперь? — спросила Брамс, когда они покинули допросную.