И корабли штурмовали Берлин - Григорьев Виссарион Виссарионович - Страница 7

Вообще сверхсрочники на Амурской флотилии были замечательные. Хотя во главе отдельных команд и ставились старшины срочной службы, большинство младших командиров плавало по семь-восемь лет.

В 1934 году «Красный Восток» занял первое на флотилии место по огневой подготовке, которое оставалось за нами и в трех последующих кампаниях. Конечно, это в большей мере зависело от мастерства управляющих огнем — Петра Хвана, а затем Михаила Патрикейцева. И все же трудно было рассчитывать на столь высокие и устойчивые результаты стрельб, не имей мы таких артиллерийских старшин, как упоминавшийся уже Алферов.

Зачисление на сверхсрочную службу — и в первый раз, и для продолжения ее — производилось тогда на один год. Вербовкам на сверхсрочную, проходившим по окончании летней кампании, придавалось большое значение. И я помню годы, когда до 80–90 процентов моряков, имевших право уехать домой, изъявляли желание остаться на корабле. Огромную гордость за наших людей вызывала их готовность продолжать службу.

Конечно, мы с комиссаром старались, чтобы жизнь на корабле была интересной. Быту моряков, культуре их досуга уделялось много внимания на всей флотилии, а уж Василий Спиридонович Кондряков умел об этом позаботиться как мало кто еще. На мониторе увлекались спортом. Существовали струнный оркестр и хор, работали разные кружки, вплоть до литературного. Все это не угасало даже в разгар летних плаваний.

А зимними вечерами была в почете общеобразовательная учеба. Немало старшин и краснофлотцев готовились к поступлению в военные училища или в гражданские вузы, и им помогали все командиры, имевшие достаточное образование.

Вскоре после того как я принял «Красный Восток», на флотилию прибыл новый командующий.

После Я. И. Озолина ее возглавлял бывший матрос старого Балтфлота Д. П. Исаков, который, чувствовалось, нелегко привыкал к речному бассейну, где не все можно делать так, как на море. Теперь вместо него был назначен И. Н. Кадацкий-Руднев. Перевели его тоже с Балтики, но больше всего он служил на Черном море, командовал там в двадцатые и начале тридцатых годов крейсером, линкором, бригадой крейсеров. А до революции — маленьким тральщиком, действовавшим на Дунае (в чине прапорщика, полученном в военное время: он окончил «мореходку» торгового флота).

Амурскую флотилию возглавляли впоследствии такие известные советские адмиралы, как Ф, С. Октябрьский, А. Г. Головко. Но памятно амурцам и командование Ивана Никитича Кадацкого-Руднева: при нем было осуществлено — и притом быстро, решительно — немало такого, от чего зависело повышение боеспособности и боевой готовности флотилии.

«Когда он сам-то спит?» — ворчали иной раз командиры в летах. Командующему тоже было под пятьдесят, но его силы казались неистощимыми. Он любил и успевал многое проверять лично, причем на обнаруженные недостатки, упущения реагировал подчас весьма горячо. Однако это никогда не было придирками. За всем, чего командующий добивался, что придумывал нового (на это он был горазд), виделось стремление расширить наши боевые возможности.

Из боевой подготовки исключалось все искусственное, не соответствовавшее условиям нашего театра. Так, был отменен строй кильватера при совместном плавании. В то же время Кадацкий-Руднев потребовал от всех нас овладеть лоцманскими навыками кораблевождения.

Такая задача ставилась и раньше, однако далеко не все командиры и штурманы знали Амур так, как Сюбаев или Бирин. Кое-кто просто привык иметь под рукой лоцмана-речника, который вовремя подскажет: «Здесь надо держать вон на то сухое дерево» — или даст другой местный ориентир, — так было спокойнее. А уж при совместных плаваниях, особенно всей флотилией, принималось как должное, что на мостике головного монитора рядом с командиром стоял хромой старик Казанцев — отставной матрос, служивший при штабе лоцманом по вольному найму.

Новый командующий положил таким привычкам конец. Вспоминается в связи с этим, как командир монитора, которому предстояло идти головным под флагом командующего, решил все же взять с собой Казанцева, но, разумеется, не на мостик. При приближении к особо трудному участку реки лоцмана посадили на палубе около шпиля и дали ему, благо приближалось обеденное время, миску с кашей. По уговору старик должен был, не оглядываясь на мостик, незаметно показывать ложкой, где надо отвернуть вправо, где взять левее. Но Кадацкий-Руднев разгадал эту хитрость мгновенно, и командир был пристыжен.

Досконального, лоцманского, знания Амура всеми командирами командующий добился. Он сделал это вопросом командирской чести, предметом товарищеского соперничества — кто искуснее сманеврирует на трудных перекатах.

Расширялись связи с соседями-армейцами. Эти связи всегда были тесными, особенно с частями дивизии, прикрывавшей границу к западу и к востоку от Хабаровска. Но теперь к совместным учениям, штабным играм добавился — армейское командование охотно на это пошло — регулярный обмен стажерами.

Полезность взаимных стажировок я знал по собственному опыту. Несколько раньше, когда они еще не вошли в систему (а я еще не командовал кораблем), мне довелось пройти практику в артиллерийском полку, управлять огнем полевой батареи трехдюймовок, стрелявшей с закрытой позиции. То, о чем получил тогда представление, пошло впрок надолго, оказалось полезным и на войне.

Решена была и давнишняя проблема водоснабжения военного городка — людей в нем прибавлялось, и обеспечивать их водой, доставляемой в бочках, стало невозможно.

А однажды командующий вызвал меня и без всяких предисловий объявил:

— Назначаетесь начальником строительства новой бани на Волчьем острове. Разумеется, без освобождения от командования кораблем.

Я счел нужным доложить, что еще никогда ничего не строил.

— Ничего, научишься. Кавторангу полагается уметь все, — ответил Кадацкий-Руднев, переходя на «ты» и называя меня по чину, соответствовавшему моим нашивкам в старом флоте, что означало у него отход от официального тона. — А с кем посоветоваться, найдешь. Разузнай, кто из краснофлотцев был раньше плотником. Слесарей и искать не надо: каждый моторист — слесарь. С кораблей бери кого угодно — сейчас не плаваем. Политотдел даст в строительную команду хорошего политрука.

В то время на Дальнем Востоке в гарнизонах многое сооружалось своими силами. Справилась с задачей и наша сборная команда. Котел для бани взяли со списанной канлодки, подходящие трубы нашлись в портовых складах. С бревнами особых трудностей в таежном краю быть не могло. Деревом покрыли и крышу, поскольку кровельного железа не нашлось. И баня получилась что надо — с парным отделением, с помещением для стирки белья. Старая корабельная донка исправно качала глубинную, чистейшую амурскую воду.

После летней кампании 1935 года переселение плавсостава на зиму в береговые казармы было отменено. И не только потому, что там становилось тесновато, а прежде всего из-за обстановки на границе, Пусть корабли плавать до весны не могли, однако их огневые средства требовалось держать наготове, особенно зенитные. По-новому, о учетом возможности воздушных налетов, расставлялись корабли и в затоне.

Палубу монитора засыпали толстым слоем опилок и обшили тесом, над люками поставили утепленные тамбуры (при сильных холодах они служили и помещениями для боевой учебы). В кубриках и каютах теперь никто не мерз даже в самые лютые морозы.

Конечно, береговое жилье давало больше бытовых удобств. Но то, что люди не расставались с кораблем на зиму и не должны были вновь привыкать к нему весной, пошло на пользу службе.

Японские милитаристы, хозяйничавшие в Маньчжурии, начали заявлять претензии на принадлежавшие Советскому Союзу острова на Амуре и Уссури. Японцы уже имели на Сунгари довольно сильную флотилию, в состав которой входили новейшие канлодки, вооруженные 120-миллиметровыми орудиями. Вторжения их в наши воды, прорыва к островам или иных провокаций можно было ожидать в любое время.

На подступах к Хабаровску считалось необходимым бдительно охранять, в частности, протоку Казакевича, соединяющую Амур с Уссури и расположенную не очень далеко от устья Сунгари. В этом районе было установлено боевое дежурство кораблей, скромно именовавшееся брандвахтой.