Московская Нана (Роман в трех частях) - Емельянов-Коханский Александр Николаевич - Страница 15

«Вертеп господина Декольте!

"Извиняюсь перед читателями; я решился взять эту рискованную тему, лишь уступая настоятельным, коллективным просьбам, выраженным в целом ряде полученных мною писем… Корреспонденты мои из читателей, судя по подписям — отцы и матери семей, обладающие блудными детьми, жены — увлекающимися мужьями, наконец, один даже старый “Селадон”, много пишут мне на эту тему, но смысл всех посланий таков:

— Да обратите же, наконец, внимание на это безобразие! Неужели повседневные злобы дня важнее для печати, чем это зло, разъедающее в корне известную часть нашего молодого поколения, этот центр заразы, где прожигает деньги и здоровье вся опора нашей жизни — молодежь, проходящая там, “сквозь строй оборотной стороны культуры и цивилизации”. Этот притон, стоящий в самом центре Москвы, где еженощно собирается вся столичная “накипь” — альфонсы, сутенеры, бульварные, полусгнившие феи, кассиры, решившие купить наслаждения ценою ограбления касс, артельщики — впоследствии герои судебной хроники, наивные провинциалы, которые входят туда с полным кошельком и выходят “пустыми”, как выжатый лимон… Наконец, наши мужья, наши дети и, к сожалению, отчасти жены, которых там одурманивают… Обратите же на это внимание!

Десять лет назад явился в Москву некий “сюжет” интернационального происхождения из бывших лакеев в одном из притонов Парижа и решил, что вот-де самое удобное место для насаждения кафе-кабацкого “университета”.

И монополизировал Москву…

Сюжет этот — господин Декольте, директор «театра “Стыдливость”», как вещают афиши.

Замечательно, что за этот десяток лет Москва была взята господином Декольте всецело в арендное пользование, — иных “развлекателей” в подобном жанре не появлялось.

И надо отдать справедливость “шустрому” предпринимателю: за эти десять лет он энергично “обдекольтировал” Москву.

Я старый москвич, на моих глазах выросло два поколения молодых москвичей, и знаете ли, читатель, какую интересную подробность я вам сообщу на эту тему…

Я наблюдаю теперь новое поколение, выросшее и воспитанное “по Декольте!”

Я говорю, конечно, не о всей молодежи, но, увы, я не шучу и говорю о некоторой части ее совершенно серьезно…

К сожалению, это факт!

На моих глазах сие “декольтированное образование” наглядно проявлялось на целом ряде молодых людей, юношей, на лице которых я читал их дальнейшую карьеру: попойки в душной атмосфере, пропитанной запахом вина и женского “белого и черного тела” — сначала; необыкновенная жажда добыть деньги на эти удовольствия “во что бы то ни стало” — далее; растрата, подлог, кражи, даже грабежи, “материальные” убийства — впоследствии; пьяный угар, скамья подсудимых… “звон цепей” и “места не столь отдаленные” — финал этой эпопеи…

Печальная картина!

Чтобы не быть голословным, изображу вам здесь, соблюдая всякую скромность и сдержанность — как веселятся у Декольте.

Длинная душная зала. Облака табачного дыма и крепкий трупный запах винного перегара. Шум, гам, крики. Инде скандалы, инде “внушения действиями”, масса пьяных “кавалеров” и грозные тучи “этих дам”, — вот вам первое впечатление “театра” господина Декольте.

Называется заведение “театром” и действительно, для “пущей важности” и для скрытия “следов преступления”, здесь даются иногда скабрезные фарсы и комедии, но это только в начале “ночи”.

После третьего акта начинается особое представление — при благосклонном участии в деянии, предусмотренном законом, наказующим за бесстыдные действия, — публики и милых, но погибших созданий.

Буфет, эта альфа и омега “театра”, торгует на диво.

Напитавшись вдоволь спирта, с возбужденными, красными лицами, со скотским выражением в глазах, сидит эта публика и с жадностью слушает необыкновенно сальные куплеты, которые ей докладывает какой-то мизерный, “холуйственного” вида черномазый субъектик.

Сального “артиста” сменяет полуголая женщина, за ней другая, третья — целый ряд… На всех двунадесяти и больше языках здесь поется и докладывается то, что шевелит в человеке дурные страсти, низменные похоти.

Это — концертное отделение.

Оглянитесь, посмотрите — сколько юношей, подростков среди этой публики; молодые безусые лица, но истомленные, бледные, как мертвецы, с явною печатью страшной болезни и порока…

Это — завсегдатаи, “одекольтированные” до мозга костей молодые люди.

Здесь же масса женщин… Не будем лучше говорить об этих несчастных, я не хочу намеренно сгущать краски…

Третий час ночи.

“Торговля” в полном разгаре… Общая зала с бесконечными столиками — это Бедлам или “свалка” нечистых животных!

Тощее пиликание дамского “полуодетого” оркестра тонет в хаосе звуков, пьяных криков, ругани… В воздухе висит такой букет винного перегара, что трезвый, свежий человек может запьянеть от одного воздуха…

И здесь опять женщины — они сидят за столами, группами ходят между ними, загораживают вам своими “прелестями” дорогу в проходах…

Но главная торговля наверху — там кабинеты…

Не буду смущать воображение тем позором, теми унижениями человеческого достоинства и женского стыда, которые происходят в этих кабинетах…

Немало здесь прожжено чужих “воровских” денег, немало “вспрыснуто” преступных сделок…

Стены этих кабинетов пропитаны преступлением, развратом и…

Здесь все позволено — давай только денег, больше денег!

В заключение констатирую факт.

Смешно было бы требовать внезапного исправления нравственности.

Есть язвы в жизни, с которыми приходится мириться… Подобных заведений немало везде, но нигде они не носят все же того характера наглого разврата, неприкрытого цинизма и, главное, совершенно не оказывают того тлетворного влияния на массу, как то замечается в Москве у господина Декольте.

И здесь замечаются прямо-таки странные вещи: например, еще недавно накануне праздников были закрыты все настоящие театры — нельзя было наслаждаться облагораживающим душу зрелищем, — в это время… “театр” господина Декольте всегда открыт.

В церквах еще не кончились всенощные, а здесь уже культивируется разврат в полной мере…

Не странно ли это?

И не пора ли, наконец, обратить серьезное внимание на этот вертеп в центре города? Ведь обсуждался же вопрос о переносе известных домов за черту города, — чем же это заведение лучше их?..

Скажу более: тлетворное влияние его значительно страшней, ибо здесь разврат прикрыт “красивой дымкой”…»

Комментарии к подобной филиппике против «театра» господина Декольте совершенно излишни…

На этот раз «продажное» перо писало правду, а для общества, кажется, безразлично, кто и из каких побуждений говорит ему истину. Публике решительно все равно: есть нос или нет носа у «великого писателя».

Ровно в 11 часов ночи Клавдия подъехала к театру г. Декольте, освещенному двумя чудовищными глазами-фонарями.

Ее давно уже ожидали.

Сам бенефициант-Декольте высадил знаменитую красавицу города Москвы, благосклонно согласившуюся выступить, в именины «известного антрепренера», в поставленной лично им самим живой картине «Нана», как было возвещено в огромных афишах.

Многоточие и первая буква фамилии Льговской сделали свое дело. Многие захотели посмотреть на сверхчеловеческую красоту Клавдии, не говоря уже об ее знакомых и поклонниках, желающих публично похвастаться близостью к роскошной женщине.

Особенно увивался около Клавдии художник-декоратор и правая рука г. Декольте, Горбоносов. Сметливый и умный молодой человек еще вчера сообразил, когда Льговская приезжала на «генеральную» репетицию, что очень недурственно пристроиться к такой аппетитной, а главное, состоятельной женщине.

Клавдия отнеслась как к «директору», так и к его товарищу очень холодно и властно.