Теория зла - Карризи Донато - Страница 14

«А ты знаешь, как зовут ее любимую куклу?» – хотела бы Мила спросить у женщины с экрана.

Она вдруг почувствовала себя лишней. Не прерывая связи, щелкнула по клавиатуре, и рядом с окном, куда напрямую передавалось изображение, открылся файл с материалами по делу Роджера Валина. Она собиралась еще раз просмотреть их перед сном. Один важный пункт оставался непроясненным.

Телефонный звонок в прачечную самообслуживания.

Мила не могла уяснить себе причину, по которой убийце понадобилось бы позвонить. Предположим, что у него есть сообщник, – почему тогда никто не ответил на звонок?

Что-то тут не складывалось. Этому обязательно должно быть объяснение. Такой поступок не имеет смысла, так же как и то, что Валин решил явиться в той же одежде, что и на фотографии, сделанной семнадцать лет назад.

Светло-серый костюм, рубашка в тонкую полоску, зеленый галстук.

После бойни массовый убийца позавтракал с сыном Белмана и заодно открыл мальчику, кто он такой. Даже заставил Джеса записать имя на листочке, чтобы мальчик не переврал чего-нибудь, давая показания агентам. Но главное, хотел, чтобы Джес хорошенько запомнил его лицо и одежду.

Гуревич иронизировал по поводу костюма: дескать, массового убийцу семнадцать лет держали в плену инопланетяне. Но, посетив дом Уолкоттов и обнаружив часы, Мила скорее сравнила бы Валина с путешественником во времени, способным через черную дыру попадать из одной эпохи в другую. Обе гипотезы невероятны, но разница между ними указывает на различные подходы к расследованию. Гуревич, сотрудник убойного отдела, привык концентрироваться на настоящем, на «здесь и сейчас», согласно критерию причины и следствия. В Лимбе, наоборот, работали с прошлым.

Это различие ей объяснил Эрик Винченти. Мила помнила разговоры, какие вела с коллегой по отделу пропавших без вести прежде, чем он сам разделил судьбу тех, кого искал.

«Убийство свершается в момент смерти, – рассуждал Винченти. – Но в „деле о пропавшем“ недостаточно, чтобы человек исчез, нужно, чтобы прошло время. Не те полагающиеся по закону тридцать шесть часов, по истечении которых начинается расследование, а гораздо больше. Исчезновение сгущается, обретает форму, когда то, что человек оставил после себя, начинает портиться, разрушаться: ему отключают электричество за неуплату, цветы на балконе вянут, поскольку никто не поливает их, одежда в шкафу выходит из моды. Причины такого распада, такого небрежения собой следует искать в прошлом». Эрик Винченти слегка преувеличивал, но Мила знала, что в целом он прав.

Человек начинает исчезать гораздо раньше, чем в самом деле пропадает без вести.

В случаях похищения бывает, что человек, который тебя увез, когда-то впервые тебя увидал, а потом следил за тобой, заражая твою жизнь своим невидимым присутствием. В случаях добровольного самоустранения все начинается в тот день, когда ты впервые чувствуешь необъяснимую тоску. Она растет в тебе как некое неутоленное желание, невысказанное стремление, ты сам не знаешь к чему. Это как рана, которая свербит, которую хочется почесать, и ты знаешь, что, если поддаться импульсу, будет только хуже, но удержаться не можешь. Единственное, что остается, – это пойти на зов. Шагнуть во тьму. Должно быть, это и случилось с Роджером Валином, а также с бедным Эриком Винченти.

Причина исчезновения кроется в прошлом, повторила Мила.

Она снова сосредоточилась на личности убийцы. Ни письма, ни записки, чтобы объяснить, зачем он это сделал. Массовый убийца действует из ненависти, обиды или мести. Массовый убийца выражает себя через свои преступные деяния и не заботится, поймут его или нет, припомнила Мила.

А что, если одежда, звонок в прачечную и заведенные часы в доме госпожи Уолкотт, показывающие точное время, составляют части одного и того же послания?

Разгадка простая: «время».

Валин хочет, чтобы обратили внимание на время его исчезновения.

Мила открыла поисковик. Надев такую одежду, Валин хотел сказать, что мы должны вернуться в прошлое, на семнадцать лет. Поэтому, совершая из дома Белманов ночной телефонный звонок, он не ошибся номером.

Он имел в виду совершенно конкретный адрес.

Мила нашла в Сети сайт телефонной компании. Там был и раздел, содержащий архивные данные, список абонентов по годам. В соответствующую графу Мила вставила номер прачечной самообслуживания, чтобы выйти на имя и адрес абонента, которому принадлежал этот номер во время исчезновения Валина, и запустила поиск.

На экране, отмеряя секунды, появилась иконка в форме песочных часов. Мила неотрывно глядела на нее и, сама того не замечая, кусала губы от нетерпения. Вскоре пришел ответ. Она не ошиблась. Семнадцать лет назад этот номер существовал.

Он принадлежал Храму Любви, расположенному у магистрали, ведущей к озеру.

Мила тут же принялась искать новый номер телефона, но обнаружила, что Храм Любви прекратил свою деятельность много лет назад. Она задумалась. Что теперь делать? Можно сразу сообщить Борису или подождать до завтра. Похоже, и этот след слишком слабый, все могло совпасть по чистой случайности.

Она еще раз заглянула в окно на экране, которое показывало темную комнату, где спокойно спала девочка. Мила не следит за ней, а защищает. И она снова вспомнила то, что произошло в доме Коннеров. Я вторгаюсь в чужие дома, чтобы поставить скрытую камеру, сказала себе Мила. У меня нет совести, но благодаря мне сегодня утром девочка-привидение была освобождена из темницы.

Мила знала, что не вынесет ожидания.

Она закрыла ноутбук, вылезла из постели и стала одеваться.

Яркая белая луна словно подмигивала ей с чистого, безоблачного неба.

Дорога, ведущая к озеру, была пустынна. Не только из-за ночной поры. Днем ситуация не менялась. Одно время эти места были раем для отдыхающих. Отели, рестораны, благоустроенный пляж. Но лет двенадцать назад случился необъяснимый мор среди озерной рыбы и животных, обитающих близ берегов. Во властных структурах не смогли объяснить причину; многие утверждали, что виной всему загрязнение воды. Начался массовый психоз, и люди перестали туда ездить. Вскоре проблема исчезла: фауна снова размножилась и экосистема пришла в равновесие. Но было уже поздно, отдыхающие не вернулись. Предприятия, поколениями обслуживавшие их, закрылись и, заброшенные, начали разрушаться, что привело к неуклонному запустению зоны.

Вероятно, Храм Любви постигла та же участь.

То было одно из мест, куда люди обращались, чтобы вступить в брак. Здесь устраивались светские церемонии для тех, кто не принадлежал ни к одной религиозной конфессии и притом не желал довольствоваться простой регистрацией брака в мэрии.

Поднимаясь по склону холма, Мила увидела перед ветровым стеклом «хендая» арку, выложенную из камня, которая одновременно служила и въездом, и вывеской. Посредине красовались вложенные друг в друга сердца из неоновых трубок, давно погасших. Над ними высился жестяной амурчик: лицо его, изъеденное ржавчиной, приобрело какое-то зловещее выражение. Он стал похож на карающего ангела, стоящего на страже обманчивых райских кущ.

Комплекс размещался вокруг парковочной площадки: ряд низких строений и что-то вроде постмодернистской церкви в центре. Лунный свет выхватывал ее из тьмы забвения, но безжалостно подчеркивал заброшенность.

Мила остановилась перед коттеджем, где некогда располагалась регистрация. Выключила мотор, вышла. Ее встретила дикая, недружелюбная тишина места, привыкшего обходиться без человеческого присутствия.

Храм Любви был выстроен на холме, откуда открывался вид на озеро. Не самый, правда, живописный – но можно было различить заброшенные отели, рассыпанные по всему побережью.

Мила поднялась на крыльцо коттеджа, где некогда производилась регистрация, и убедилась, что дверь в офис накрепко заколочена. Попасть туда не было никакой возможности. Рядом с дверью виднелось окно, тоже заколоченное досками разного размера. Оставались щели, через которые можно было заглянуть внутрь. Мила вынула фонарик из кармана кожаной куртки, приникла лицом к неровным доскам и посветила в темный зал.