Ради тебя, Ленинград! (Из летописи «Дороги жизни») - Чечин Олег Иванович "Составитель" - Страница 2

Противоположный берег не просматривался даже в бинокль. В морозной дымке угадывались лишь острова Зеленцы. До них было не менее 20 километров.

После рекогносцировки комбриг Д. Биберган повел нас к дорожникам 64-го дорожно-эксплуатационного полка. Землянка командира полка майора А. Мажаева находилась в прибрежном леске, недалеко от деревни Коккорево. Там было полно народу. Майор А. Мажаев пригласил нас к столу, на котором лежала крупномасштабная карта Ладожского озёра:

— Садитесь, товарищи автомобилисты! Мы как раз о вас ведем разговор. Трасса на восточный берег размечена нами по маршруту: деревня Коккорево — острова Зеленцы — деревня Кобона. Вешки вмораживаются в лед через двести-четыреста метров. Взгляните на карту: вот вчерашний путь пешей разведки…

На карте синей линией было обозначено положение ледяных полей, красной — незамерзших участков воды. Черный пунктир показывал намеченную автомобильную трассу. В некоторых местах он проходил всего в 8-10 километрах от вражеских позиций на южном побережье Шлиссельбургской губы.

Оперативную обстановку на озере майор А. Мажаев обрисовал на основании предварительных донесений пеших разведгрупп и данных аэрофотосъемки. Он предупредил, что результаты наблюдений с воздуха несколько устарели.

Вчера аэрофотосъемка не проводилась. С утра на Ладоге был сильный туман. Но он помог разведчикам дойти незамеченными до Большого Зеленца. Сегодня они уже были в Кобоне.

Завтра разведчики должны вернуться обратно в Коккорево. Они доставят более точные сведения. Но уже сейчас, сразу по их следам, проводился пикетаж дороги в прибрежной полосе, на участке Коккорево — банка Железница.

Последние замеры толщины льда были сделаны два часа назад. У берега она не превышала 12 сантиметров, а на середине были участки, где ледовый покров едва держал пешехода. Там пробивать лунки нельзя. Особенно тонок лед на фарватере, где близок исток Невы и течение снизу подлизывает лед. Разведчики вчера преодолели фарватер ползком, подложив под себя лыжи.

В землянке находилось несколько гражданских лиц. Пожилой человек в штатском, в старомодном пенсне, сердито смотрел в нашу сторону. Он, видно, был еще разгорячен недавним спором. Майор Мажаев поглядел на него. А потом сказал:

— Гидрологи категорически против прокладки автомобильной трассы. Нам трудно с ними спорить — они лучше должны знать Ладогу.

— Изучением озера я занимался только летом, — взорвался вдруг человек в пенсне. — Зимой же никто никаких наблюдений за ним практически не вел. Не было необходимости. Но я точно знаю: по ладожскому льду никогда не ездили даже на подводах. Местные старожилы припоминают лишь один случай, когда пьяный возница повез через озеро напрямик сено. Это было в январе, на крещенские морозы. Да так и пропал где-то в пути. А вы хотите пустить автотранспорт? Да еще в ноябре? Только зря погибнут люди и потеряем машины!..

Неловкую паузу прервал комбриг Д. Биберган:

— Прокладка ледовой автомобильной дороги — риск чрезвычайный! Но другого выхода нет. В Ленинграде начался голод… А за разъяснение ледовой обстановки спасибо! И вам, товарищ Мажаев. И вам, товарищ гидролог.

В тот день я вернулся в свою часть поздно вечером. На обратном пути во Всеволожск комбриг сказал мне, что движение автотранспорта по намечаемой трассе откроет 389-й автобатальон. И приказал мне подготовить людей и машины к выезду на Ладожское озеро.

Признаться, я сомневался относительно готовности своего автобатальона выполнить такую задачу. Я принял командование им лишь девять дней назад. Многие машины нуждались в ремонте. Личный состав практически не имел боевого опыта. Среди командиров было всего три кадровых офицера.

На следующий день, 19 ноября, к 15 часам была сформирована автоколонна из 120 исправных машин. Водители ждали в кабинах мою команду на выезд из Всеволожска. Но пришлось задержать машины до вечера. «Мессершмитты» засекли нас и обстреляли с бреющего полета. Нам удалось быстро рассредоточить машины, расставив их поодиночке в лесу.

Сразу после окончания воздушного налета я отправился в Коккорево вместе с начальником штаба старшим лейтенантом Бирюковичем и комиссаром старшим политруком Коливердовым. Нужно было позаботиться о том, как лучше разместить машины на берегу Ладоги.

На исходе дня автоколонна благополучно прибыла в Коккорево. Нас хорошо устроили на ночлег. Разместили в школе и в просторном пожарном сарае, в нем топилась раскаленная докрасна печка, сооруженная из пустой бензиновой бочки. После мерзлой землянки приятно было снова почувствовать тепло жилья. Но спать нам не довелось.

Прибытие машин на берег Ладоги, видно, встревожило вражескую разведку. Всю ночь водители под бомбами отгоняли полуторки подальше от берега — в сторону деревень Ириновка и Борисова Грива. Батальон понес серьезные потери.

20 ноября прошло также неспокойно. Трудно было управлять разбросанными в разных местах подразделениями. В этот день лошади повезли по озеру сани. На лед сошли 350 подвод.

Лошади едва держались на ногах на скользком льду. Им мешал встречный ветер. Возчики приплясывали от мороза рядом с санями. Не все они умели сидеть на облучке. Многим из них никогда до войны не доводилось запрягать лошадей.

Вечером на весь личный состав нашего батальона привезли зимнее обмундирование. Водители получили теплые шапки, рукавицы, валенки, ватные брюки. А главное — полушубки. Это всех приободрило. Кабины машин уже заиндевели от мороза.

Утром 21 ноября ладожский лед опробовал на «эмке» начальник тыла Ленинградского фронта генерал Лагунов. Вместе с начальником строительства ледовой трассы военным инженером 3-го ранга Якубовским они проехали из Коккорева в Кобону.

Во второй половине дня я сформировал разведгруппу из десяти грузовых машин марки ГАЗ-АА. В народе их называли полуторками, грузоподъемность каждой — полторы тонны. В состав разведгруппы вошли только коммунисты и комсомольцы. Добровольцев нашлось немало. Я — отобрал самых опытных и крепких ребят. Первые пять машин должны были повести Андреев, Быков, Воленко, Петров и Ремнев. С ними отправлялись младший политрук Швидченко, командир 1-й роты Баранов, командир взвода Прешиков. Возглавил разведгруппу начальник штаба Е. Бирюкович.

Примерно за час до темноты разведколонна подъехала к озеру. Я провожал ее вместе с комбригом Д. Биберганом и начальником автодорожного отдела Ленинградского фронта, военинженером 1-го ранга Монаховым.

День выдался «нейтральный» — нигде не слышалось стрельбы. Мороз заворачивал такой, что всем провожавшим пришлось приплясывать на берегу и подвязать шапки. Лед на озере окреп, но по-прежнему оставался черным до самого горизонта. Лишь кое-где торосы и рябые щербинки присыпало снежком.

Дверцы кабин были раскрыты настежь. Так у водителей было больше шансов на спасение, если машина уйдет под лед. Поравнявшись с провожавшими, из кабины головной полуторки высунулся начальник штаба Е. Бирюкович:

— До встречи, товарищ комбриг!

— Будьте осторожней на середине! — сказал Д. Биберган: — Там еще есть разводья.

Лед под передними колесами хрустнул и осел. Впереди головной машины змейками побежали трещинки. «Трескучий мороз — трескучий лед! — подумалось мне. — Лишь бы только с треском не провалиться!»

Осторожно съехав с Вагановского спуска, автоколонна рассредоточилась на льду и взяла курс на восточный берег.

Озеро быстро заволокли холодные сумерки. Вешек не стало видно даже у берега. Но зажигать фары в темноте было категорически запрещено. Единственным ориентиром водителям мог служить только телефонный провод. Связисты протянули его по льду три дня назад между Коккоревом и Кобоной. Проводив машины, мы вместе с комбригом Д. Биберганом пошли в избу, где размещалась диспетчерская.

Прошло более семи часов. В половине первого ночи раздался телефонный звонок. Комбриг нетерпеливо подсел к столу. Но по тому, как вытянулось лицо дежурного сержанта, я понял: хороших вестей не будет!