Ради тебя, Ленинград! (Из летописи «Дороги жизни») - Чечин Олег Иванович "Составитель" - Страница 18

Мы работали в Кобонском порту без выходных. Но в середине сентября Тамаре Шабановой удалось съездить на сутки к матери в Новую Ладогу. Я помогла подруге, согласившись выйти и в свою и в ее смену.

Тамара вернулась на причал поздно ночью — как раз к 23 часам, когда ей нужно было заступить на дежурство.

— Натка! — сказала она с грустью. — Знаю, что это нехорошо, но не хочется тебя менять! Дома так сладко спалось у мамы. Она уговорила меня надеть теплое пальто. А ведь совсем еще не холодно, правда?..

Я ее понимала, хотя валилась с ног от усталости, отработав две смены подряд.

Тамара осталась в будке на пирсе, а я пошла на угольный причал, где пришвартовалась до утра порожняя баржа. В этой барже я и заночевала.

Проснулась, когда уже рассвело. Было тихое теплое утро. Небо чистое, без единого пятнышка. Я лежала на спине и смотрела в ясную синь. Она казалась бесконечной, как моя жизнь.

И вдруг небо словно усыпали горохом. Горошины стали разбухать, превращаясь в темные пятна. Эти пятна слились, и вот уже по небу поплыли сплошные бурые облака. Я поняла, что стреляли зенитки на Кареджской косе.

Быстро поднялась с палубы и выглянула за борт. В озере блестели на солнце корабли, уходившие от причалов. А по берегу бежали в укрытия люди. Тревога! Заработали зенитки и за каналом, в лесу, со стороны Кобоны.

Вражеские самолеты подходили с разных направлений. Звездный налет! Фашисты готовились нанести бомбовый удар в одну точку. Но куда?

Вначале казалось, что бомбить будут пирсы Кареджи. Но туда упали только первые бомбы. Главной целью налета оказались наши причалы.

Еще до того, как бомбы выбросили высокие фонтаны, я успела заметить танкер у соседнего причала. В него грузили матерчатые мешки с аммоналом. А потом меня сбросила с палубы взрывная волна.

Я очнулась на дне пустой баржи. Она рвалась, словно собака на привязи. Бомбы ложились то с правого, то с левого борта. Я боялась поднять голову.

Каждый раз, когда сверху слышался пронзительный свист, сжималось сердце. Попади бомба в танкер с аммоналом — и разнесет весь берег.

«Как там Тамара?» — с болью думала я. Она должна была отправить этот танкер.

Рубку шкипера изрешетило осколками. Я забралась туда, надеясь разглядеть соседний причал. Но кругом были только дым и фонтаны воды.

Вдруг раздался оглушительный грохот.

«Все! — пронеслось в голове. — Взорвался аммонал!»

Взрыв оглушил меня, но я вскоре поняла, что он случился на берегу. Взлетели в воздух пять вагонов с боеприпасами, стоявшие при въезде на Кареджскую косу. Там были мины и снаряды. Во все стороны летели горящие «сундуки».

А танкер с аммоналом остался невредим. Я видела между разрывами бомб, как его уводил за корму буксир. Успела моя подруга отвести опасность от причалов! Но от себя не отвела…

После окончания налета я сразу прибежала к будке, где оформляла документы Тамара Шабанова. С первого взгляда мне стало ясно, что случилась беда.

Рельсы возле будки свернуло жгутом. Ступенек не было. Одна стена выпала. Со стола повисла на проводе телефонная трубка. А в углу лежало теплое пальто, иссеченное осколками.

В госпитале их насчитали тридцать два. Смертельным оказался тот, что попал Тамаре в висок.

Со стороны строящегося моста хорошо был виден Шлиссельбург. Пять закопченных домов с выбитыми окнами да гранитная гребенка Петровского шлюза — вот и все, что здесь уцелело после фашистов.

Слева, на островке посредине замерзшей Невы, лежала в развалинах крепость Орешек. Островок отделен от Шлиссельбурга лишь узкой протокой, но фашисты так и не смогли перебраться через нее. 500 дней стойко сражались здесь наши моряки, прикрывая подступы к «Дороге жизни».

Вскоре после прорыва блокады линия фронта отошла от Шлиссельбурга километров на пять. Крепость и город находились еще в прифронтовой полосе, но через Неву быстро навели временный свайный мост. Железнодорожники пустили по нему поезда.

Военные эшелоны шли по ночам — меньше было риска попасть под обстрел. В вагонах везли с Большой земли боеприпасы, технику, продовольствие. Грузы в Ленинград доставлялись теперь по южному берегу Ладоги. На некоторых участках составы прорывались к Шлиссельбургу сквозь стену сплошного огня.

Свайный железнодорожный мост через Неву держался за счет льда и рельсов. Но начавшаяся в конце февраля оттепель ослабила невский лед. Он стал рыхлым и не выдерживал даже веса груженых машин. Им запрещено было спускаться с берега на реку.

Для поездов нужен был более надежный, долговременный мост. Его и поручили строить нашему 136-му батальону. Мы заполняли камнем деревянные опоры — ряжи. Каждый такой ряж — махина величиной с дом. Нелегко собрать его из тяжелых бревен и установить в намеченном месте.

Ряжи не тонули без груза. Лишь когда камни заполняли их доверху, они медленно уходили на дно Невы. Пять таких опор уже шагнуло к середине реки. Пролеты между ними составляли из бревен. А потом их покрывали досками.

По высокому настилу мы закатывали на ряжи тачки, наполненные камнем. Трудно удержаться с грузом на обледенелом срубе. За день не раз увидишь, как вытаскивали упавших в ледяную воду. Час, другой на обсушку — и снова за работу!

В тот день я сорвалась с ряжа вместе с Шурой Кондауровой. После купания в Неве нас отстранили от доставки камней. Когда мы немного обсохли, работу нам дали полегче — подносить доски для строителей моста.

От штабелей лесоматериалов по берегу Невы была проложена узкая заснеженная тропка. В паре с Шурой Кондауровой я ходила по этой тропке взад-вперед, поднося доски. Чтоб веселее работалось, мы вспоминали то, что еще совсем недавно учили в школе на уроках истории…

Шлиссельбург в переводе на русский язык означает ключ-город. Это название дал ему Петр I. Долгое время город и крепость действительно являлись ключом к прибалтийским землям. Кто владел Шлиссельбургом, тот был хозяином близлежащих земель.

С давних времен здесь проходил торговый путь из Новгорода к Балтийскому морю — по Волхову, Ладожскому озеру и Неве.

Теперь в этих местах стояли наши дальнобойные батареи. По многу раз в день они вели артиллерийскую дуэль с орудиями врага, стрелявшими с Синявинских высот. Гитлеровцам больше не проходил безнаказанно ни один артиллерийский налет. Но их обстрелы также причиняли нам большой ущерб.

Особенно опасны были обстрелы из «Берты». Эти дальнобойные орудия выпускали самые тяжелые снаряды. От их разрывов гулко ухала земля. Один из таких снарядов упал на левом берегу Невы, недалеко от Шлиссельбургской пристани. Взрывной волной раскидало из штабелей доски даже на другом берегу реки.

Фашисты понимали, как велика угроза для них от нового железнодорожного моста. С вводом его в строй слабая жилка, связывающая Ленфронт с Большой землей, превращалась в полнокровную, постоянно действующую дорогу.

Во время обстрела работы на строительстве моста не прекращались. Лишь когда снаряды рвались совсем близко, приходилось ложиться на снег или на доски. Как только затихала взрывная волна, каждый, если не был ранен, продолжал заниматься своим делом.

Однажды один из снарядов разорвался за моей спиной. Сразу же обожгло правую лопатку и ногу. Падая, я выронила доску и потеряла сознание. Когда пришла в себя, попробовала подняться. Но боль в лопатке заставила снова упасть на снег.

Ко мне на помощь подбежали подруги — Оля Рюхина и Полина Бакунькина. От них я узнала, что ранена также Шура Кондаурова. Пострадало еще несколько девчат из моего взвода. Но самое горестное — погибла наш комсорг Катя Куприянова.