Господин поручик - Башибузук Александр - Страница 24

– Ой…

– К мишени.

Помимо дырищи проделанной штуцером, в мольберте обнаружилось еще две дырочки. Одна почти по центру, вторая надорвала только краешек полотна. Остальные пули, очень ожидаемо полетели за молоком.

– Ну и? Теперь ты понимаешь, почему я не давал вам стрелять длинными очередями? Правильно, потому что, это пустая трата патронов. Нет, так тоже можно, к примеру, ведя подавляющий или отсекающий огонь, для того, чтобы заставить противника потерять атакующий темп, заставить прижаться к земле, но все равно, отсечки по два-три выстрела, гораздо эффективней. Понятно? Не слышу?

– Понятно…

– Хорошо. Пробуем. Умник, подпружинь ноги… ага, вот так… Воробушек, корпус слегка вперед…

В общем, очень скоро от полотна на мольберте остались только лохмотья. Не скажу, чтобы результаты сильно поражали, но оба дитя анархии оказались довольно способными учениками. Через пару-тройку месяцев усиленных занятий, из них могли бы получиться приличные боевики с твердым базовым знанием предмета, но, этого времени у нас нет. Да и ни к чему мне заниматься избыточной профподготовкой случайных подельников. Для дела хватит и ладно. Наш путь можно назвать общим ровно до того времени, как Франко Корсиканец отправится на тот свет, а дальше, каждый сам себе выберет дорогу.

После «штайров», мы немного попрактиковались в стрельбе из личного оружия, а затем, дружно предались праздности.

Для начала слопали корзинку печеной на углях рыбки-султанки, купленной на причале у рыбаков и заполировали ее бутылочкой кальвадоса. Дальше, Лили взялась за рисование, а мы с Умником, дымя сигаретами, принялись убивать время разговорами.

О чем? Обо всем и ни о чем. Я, даже если бы захотел, ничего о себе рассказать не смог бы, а Умник, несмотря на внешнюю открытость, тему своей прошлой жизни старательно избегал. Правда, по нескольким оговоркам я понял, что Умник и Воробышек, в Марселе банально прячутся, после какого-то громкого дела в Париже. А Доминик Красавчик – их старый знакомый и, возможно, даже единомышленник по политическим убеждениям. Хотя, в последнем особо не уверен.

Вот как бы и все. Но, в некоторой степени, это и к лучшему. Если бы Серж принялся напропалую раскрывать тайны своего прошлого – я бы сильно встревожился. Почему? Да потому, что такой информацией делятся без особой опаски только с потенциальным покойником.

А еще, Умник начал приобщать меня к анархизму. Но очень аккуратно, дозированно, словно боясь спугнуть обилием информации.

– Свобода. Понимаешь, Алекс, основой наших убеждений является свобода. Все очень просто.

Я уже сложил свое мнение об анархизме, считая его довольно привлекательным в некоторых постулатах, но уж очень утопичным. И довольно опасным. Но спорить с Умником не собирался и просто изображал интерес. Правда, не упуская возможности незаметно постебаться над убеждениями брата и сестры.

– Свобода является основой многих учений. Даже всех.

– Казуистика, – убежденно заметил Серж. – Извращенная казуистика. Попытка спекулировать термином. Любая идеология – уже несовместима со свободой.

– Идеология – это принуждение. – бросила Лили, резкими движениями чертя угольком по холсту. – Принуждение – не имеет ничего общего со свободой.

Я покосился на ее набросок и сначала ничего не понял, но уже через несколько мгновений, присмотревшись, едва не вздрогнул, внезапно различив проявившийся из хаотической мешанины штрихов и линий величественный, сказочный замок, окруженный бушующими волнами. Мне даже показалось, что рисунок живой, настолько реально он смотрелся. Но стоило едва сместить взгляд, как композиция опять превратилась в хаос.

«Да она чертовски талантлива… – тут же мелькнула у меня в голове мысль. – Нет, не так. Черт побери, это уже пахнет гениальностью! Ну и зачем Воробышку лезть в эти политические дебри? Твори, выплескивай свои чувства, делись с миром красотой. Ан нет. Неймется. И не понимает, что коммунизм, капитализм, всякие прочие „измы“, да тот же анархизм – всегда были и будут не более чем морковкой перед мордами бредущей в верном направлении толпы. Пожалуй, наиболее честна перед собой монархия, так как не несет никакой казуистической идеологии. Верь себе в доброго и честного монарха – да и все тут. Хотя, о чем это я. Гении всегда были не от мира сего. Лиши ее убеждений – зачахнет и талант, так как он питается этой борьбой…»

– Наша модель общества строится снизу-вверх, – продолжал просвещать меня Умник. – Принцип низовой инициативы. Все что идет сверху – порочно.

– Люди не готовы к такому.

– Не готовы, – охотно согласился Серж. – Но мы не рассматриваем наше учение, немедленно применимым к обществу. Никакого принуждения, помнишь? Анархизм, пока всего лишь наш личный манифест. Но придет пора, когда наши убеждения будут разделять все больше людей.

«Ага, а кто не присоединится к большинству, станет лишним в вашем обществе, – подумал я. – Все всегда этим заканчивается. Кто не с нами – тот против нас…»

– Я мечтаю об этом времени, – закончил Умник. – Времени свободных и равных.

– Хорошее, должно быть, время будет. А почему вы себя называете иллегалистами?

– Все просто! – на лице Сержа появилось слегка фанатичное выражение. – Легалисты – это те, кто призывает к эволюционному и образовательному Анархизму, который в ходе устной и письменной пропаганды и организации масс должен будет воплотить их мечты о справедливом и свободном мире. Ужасно порочное заблуждение. Мы же, полные их антиподы, так как мы выступаем против общества и его законов. Все существующие на планете законы были приняты с целью оказания юридической поддержки системе угнетения и доминирования. Поэтому если мы выступаем против государства, мы должны также выступать против законов, которые оправдывают и укрепляют его существование. Следовательно, можно сказать, что анархисты нелегальны именно потому, что они – Анархисты. То есть, по своей природе…

– Подожди… – неожиданно у меня в голове мелькнула знакомая фамилия. – Кропоткин[18]… да, Петр Кропоткин. Такого ты знаешь?

– Конечно же! – воскликнул Серж. – Не могу не отметить, что он великий человек и замечательный теоретик. Хотя и принадлежит к лагерю наших идейных противников.

– А что там насчет теории индивидуального возмещения? Нет ли тут параллели с банальной уголовщиной?

Умник одобрительно кивнул.

– Ты задаешь очень правильные вопросы, Алекс. Смотри… Те, кто накапливает капитал на самом деле аппроприируют коллективное достояние. Именно они являются настоящими ворами, а не мы. Мы берем свое, но не для наживы, а по нужде. И никто не может запретить нам это делать.

– Г-м… Грабь награбленное?

– Точно сказано! – Серж в восторге хлопнул в ладоши, а Лили обернулась и наградила меня пылким влюбленным взглядом. – Ты все схватываешь на лету!

– Ага, я такой…

Не скажу, чтобы разговор был неприятным для меня. Я получал даже некоторое удовольствие в пикировке с анархистами. И очень неожиданно, познавал таким образом себя. Вот только никак не мог сообразить, чьими были всплывшие из провалов памяти политические убеждения. Моими личными или поручика Аксакова? А вот хрен его знает.

Когда солнце коснулось башен замка Иф, настало время отправляться назад. К вечеру на море разыгрался ветер, но Лили умело доставила нас к пристани.

А вот дорога домой…

Тут без неожиданностей не обошлось. Едва мы углубились в хитросплетение узеньких улочек Марселя, как в одном из темных проулков, освещенных только светом луны, столкнулись нос к носу с солидным упитанным господином в котелке, добротном драповом пальто и тростью в руках. Увидев нас, он ускорил шаг, стремясь быстрей разойтись, но вдруг уставился на Умника, застыл на месте и изумленно прошептал:

– Месье де Раваньяк? Но вы… вы…

– Я, месье Ширак… – Серж шагнул вперед и по-дружески, словно старого знакомого, приобнял господина. – Я…

Уже через мгновение, Умник разомкнул объятия и как ни в чем не бывало пошел дальше. Человек, которого он назвал месье Шираком, с застывшим на лице неподдельным изумлением, стал медленно оседать на мостовую.