По течению (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 41

***

Бен оставил Нору одну в сарайчике под честное слово о том, что она не сбежит в джунгли и вообще не будет предпринимать необдуманных шагов.

Солнце клонилось к вечеру, оно неизменно следовало по своему маршруту, являясь молчаливым свидетелем всего творившегося в разных уголках мира. Но никогда не вмешивалось, сменяясь в темное время суток одиноким блеклым глазом луны. Гип тоже наблюдал многое, но вот сделал кое-что, что-то предпринял, и ныне в душе его поселился страх за свою жизнь: его гибель означала ужасную участь для Норы. Отныне он пообещал, что будет заботиться о ней. О Салли, конечно, тоже не следовало забывать, ведь он словно приручил этого пугливого ребенка. И известно, что “мы в ответе за тех, кого приручили”. Но вот хватило бы его почти иссякшей человечности на двоих? Он очень надеялся.

Доктор тихонько взял из большого ящика несколько спелых плодов, распихав их по широким карманам удобных бежевых брюк, а потом неуверенно отхватил тощую жареную на углях рыбку, лежавшую на листе маниока.

Как назло, по причалу с видом печального лунатика прогуливался Ваас, докуривая изгрызенную сигарету. Думал. Очевидно, он все еще отходил от того возмущения, которое принесли официальные холодные заявления наемников. С умом главаря сложно было не догадаться, что об него пытались вытереть ноги. И не сам босс, а его прихвостни, которым Ваас ничего не мог сделать, ибо за любое неповиновение Хойт бы быстро разобрался с бандитом. С его-то превосходством по количеству транспорта, вертолетов, наличием нескольких самолетов (правда, грузовых), катеров и обученных людей… Ваас все это отлично понимал, но перед пленниками и тупоголовыми пиратами неплохо играл роль всемогущего “царя и бога”.

Для многих его власть таковой и являлась, например, Бена он мог стереть в порошок в любой миг, как и все то хрупкое, робкое добро, что пытался нести Гип двоим несчастным девушкам. Доктор остановился как вкопанный, когда главарь глянул на него, приближаясь.

— Куда потащил жратву? Не для себя, небось, — усмехнулся главарь, скептически уставившись на несчастную прокопченную рыбешку с зажаренными белыми пленками глаз; главарь махнул отстраненно рукой. — Все я о тебе знаю, Гип. О каждом из вас, гниды паршивые.

Лицо главаря окутал выпущенный через рот и ноздри дым. Коренастая невысокая фигура угольными очертаниями одиноко вырисовывалась на фоне закатного неба, где солнце медленно утопало в море, играя короной, заслоняемое головой с ирокезом.

Доктор короткими перебежками проследовал с глаз долой, подальше от главаря, неся, как сокровище, добытую еду. Он знал, что-то, что поймали пираты, раздается почти бесплатно, если, конечно, кому-то не взбредет в голове начать строить из себя бюрократа. Но это касалось рядовых, а что полагалось рабыням рядовых, нигде не говорилось. Однако Ваас вроде бы принял эту игру, его не интересовало, что Бен делает с “покупкой”. К счастью, его заняли другие проблемы.

Доктор невероятно обрадовался, зайдя в духоту сарайчика и обнаружив Нору на прежнем месте. На лице девушки читалось запредельное напряжение. Молодой человек узнавал себя в начале иссушившего его душу пребывания в пиратском лагере. Давно это было. Он поначалу тоже все строил планы побега. А потом понял — выхода нет.

Нора хмурилась, рыбу все-таки охотно приняла, но молча. Руки ее дрожали.

— Бен, — тихо позвала она, когда закончила трапезу. К тому времени они уже успели немного познакомиться, вроде бы она даже начинала понемногу доверять. Нора снова замолчала, она всем существом стремилась наружу, но словно приросла к месту, обнимая себя руками, наконец, набираясь смелости для вопроса: — Ты… Видел остальных?

Гип понял, о чем шла речь, потупил взгляд. Слова неохотно жгли язык, точно раскаленный свинец. Он пытался делать добро, но одновременно вычеркивал из сердца судьбу еще двух девушек. И всех прочих пленников, которых видел и мог еще увидеть в будущем.

— Нет, клетка была пуста. Их уже… забрали, — прошептал неловко Гип.

Нора кивнула, закрывая глаза, сжимая кулаки на коленях так, что побелели костяшки пальцев. Больше ее отчаяние ничем не проявилось. Только вся она словно померкла. Для нее борьба больше не имела смысла.

Гип устало прислонился лбом к стене, готовый биться об нее головой. Они находились вдвоем в вязком пространстве чужой боли и собственной неискупимой вины. О! Если бы знать, если бы ведать, что делать, как бороться с таким злом!

— Почему вы оказались там? — сдавленно спрашивал доктор, садясь возле женщины на пол, смотря на нее глазами старого спаниеля. Этот вопрос он хотел бы задать каждому, кого отправляли на муки. И себе. Зачем они оказались на проклятом архипелаге Рук? Какой бес нашептал им маршрут в кипящий котел?

— Моя подруга общалась в Интернете с каким-то человеком… Говорит, был очень обаятельный и много знал, — отрывисто, но спокойно поведала Нора, все еще не разжимая кулаков.

“Уж не с Ваасом ли? Хотя по нему сразу видно, что он не в себе”, — скривился незаметно Бен.

Доктор практически опустился на колени перед Норой, сгорбившись. Руки его тоже дрожали. Он хотел бы заплакать, но уже не мог. Видимо, навечно его измучил вопрос выбора. Перед ним сидел ангел, но остальные в равной мере заслуживали спасения. Не на каждого находится герой, не в каждом он обретается, не каждому великие силы даровали волю к борьбе и шанс изменить мир. И большинству как раз не давали. Но если все еще стояла шаткая башня мироздания, значит, с какой-то целью, иначе солнце почернело бы от грехов человечества и выжгло бы весь род людской.

— Он даже оплатил нам отпуск в Таиланде и яхту, сказав, что этот остров — рай на земле. Теперь понятно, — зло и потерянно просипела девушка, вновь складываясь пополам, как от удара в солнечное сплетение. — Ох… Бен. Мою подругу хотел купить один из них. Здоровенный, отвратительный бугай! Куда он мог ее увести?! Я должна найти ее!

— Пойми, она уже за пределами острова. Скорее всего. Мы ничего не можем, — осторожно погладил руки женщины Бен, пытаясь разжать кулаки, но она резко отпрянула, гневно вскочив:

— Ты так говоришь, а ты что-нибудь пробовал?!

Бен не знал, что ответить, но точно еще тяжелее сделался камень вины на его шее… Тяжко, когда сердце вновь скинуло саркофаг, а сил не прибавилось. Тяжко признавать правоту иного уровня, нежели рациональный просчет бессмысленности сопротивления.

Нора пока что упрямо отказывалась плыть по течению.

Комментарий к 11. Тяжелый чемодан выбора

Вот такая Нора. Еще читаете?

Перевод эпиграфа:

Чтобы возродиться

Из пепла,

Тебе нужно будет

Научиться вновь

Любить, жить, быть свободным.

========== 12. Калейдоскоп событий ==========

Falling in the black,

Slipping through the cracks,

Falling to the depths can I ever go back?

© Skillet «Falling Inside the Black»

«Все или ничего — это юношеский максимализм! Все или ничего — это глупо. Глупо! Глупо! — повторял Бен, глядя на свое отражение в тусклом осколке зеркала, глаза в глаза. — Теперь у меня есть Нора, хотя бы она».

Но в памяти вставал тот день, снова и снова, каждый раз без ответа. Раньше он не спасал никого, а теперь у него появилась Нора, некое помутнение рассудка кинуло его в тот миг к клетке. Теперь девушка оказалась формально его рабыней, а две остальные… Никто не знал, куда они отправились, но о том, что ждало их, едва ли хотелось задумываться.

Капли холодной воды из бочки на крайнем западном аванпосте стекали по подбородку, застревали в слегка отросшей жесткой щетине, которую доктор научился волевым движением срезать скальпелем, если не случалось нормальной бритвы. Другие пираты умели обычными ножами, кто не отращивал окладистую бороду. Но в тот день не повезло: рука дрогнула, и лезвие едва не задело кровеносный сосуд, в итоге только приподняв неприятно кожу.

Бен злился, на себя и на весь свет, рассуждал сам с собой: «Взросление — это приспособление, умение согласиться на меньшее, умение принять собственную невсесильность. Взросление, может, это умение разувериться в том, что любовь существует. Взросление — это навык принять серость, обыденность и не корить себя за все мировое зло, воображая себя героем. Или это все просто цинизм?» — утешал себя Гип. Но из зеркала глядели все те же неясные тревожные глаза предателя. И спасение девушки не добавило в них ни капли благородства или уверенности: «***! Как Ваас живет с этим?! Как? С сознанием, что ты можешь отныне быть только пособником зла? Даже мелкое добро настолько противоречиво и половинчато, что вряд ли имеет право им называться».