По течению (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 20

Бен ощущал себя не злым, но озлобленным, пропитавшимся нарушением клятвы. Он желал, чтобы в рядах Вааса при грядущем нападении на ракьят случилось как можно больше жертв, не подлежавших лечению. Пусть гниют на палящем солнце, пусть крокодилы разрывают тухлые оболочки, выедая трубки потрохов.

Рассказы Салли не убедили Бена, что вокруг него вроде как просто сильно заплутавшие души. Ему все казалось, что каждый может изменить все, не сорваться в пропасть, просто не желает, но потом он ловил себя на мысли, что сам-то ничего не делает. И тут же оправдывал: он — это другая история, он не по своей воле попал в банду, да еще он решил заботиться о Салли, насколько позволяли ситуации. Только самому себе не верил «добрый доктор». Душа разучилась плакать и стенать, только выла немного ветром зимним меж проводов — а иначе нельзя, а иначе совсем отцветет, да останется садовый зеленый мак-колотушка, долговязый и бесполезный, как и весь образ Гипа, шелестевший меж пальмовых листьев. Меж прожаренных рыбьих тушек с оторванной чешуей, без плавников (стесали, чтоб нечем уплыть им, безногим, из ада костра).

И глаза их лопались от жара, наливались белыми бусинами в мутной пленке. То, что смотрело и направляло, делалось только полым пузырьком, который за ужином через гнилые зубы пиратов выплевывался вместе с перемолотыми костями. Ваас же приказывал доставать ему мясо, раз уж пришлось задержаться «его светлости» на аванпосте в преддверии стремительной атаки на запад. Кажется, они вознамерились взять храм Цитры, то есть обезглавить племя, уничтожив духовного лидера. Но так Бен понял, опираясь на слухи и обрывки разговоров пиратов, истинный план главаря оставался весьма туманным и зловещим. Однозначно: снова пролить чью-то кровь, напрасно или ненапрасно — немного другой вопрос. Бен даже не мог сказать точное направление, потому что к картам острова его не подпускали особо, как и к любым средствам связи.

От всей этой безысходности хотелось накуриться, тем более в лагере всегда витал конопляный дурманный дым, особенно по вечерам: спали обычно немного, подзаряжались как раз наркотиками. Сначала Бена даже пугало, какие у всех жутко красные глаза, точно у злобных ящеров-драконов из легенд, потом привык, заставляя себя не срываться до употребления запрещенных веществ, хотя давно пора было, наверное. Что еще делать, когда нет возврата назад, а впереди только жадные жвала созданий из темной бездны? Закурить и забыться, похоронить свою человечность, как сделал Ваас, не различать добра и зла, как поступала Салли. Но память пробуждала совесть, как волна песок разравнивала, уносила и приносила видения новые, мешая и накладывая на старые, точно пленки истертые, которые уж и на острове не использовались. Кассеты уходили в прошлое.

Ваас, кажется, любил посмотреть кино, не особо различая жанры, но нередко он притаскивал откуда-то новые диски, поражая обитателей аванпоста, часть из которых такие чудеса прогресса видела достаточно редко, развевая вечную атмосферу повторения бессмысленных действий. Нередко посреди фильма, как и было в последний раз, пираты, казалось бы, без причины куда-то срывались небольшим отрядом, потом возвращались то с добычей, то с боеприпасами, иногда в чужой крови и, словно не прерываясь, продолжали просмотр, сопровождая действия героев живейшим обсуждением.

Гип не мог дать точную характеристику этим людям. Все известные ему слова вроде «дикий» или «скудоумный», разбивались о стену абсолютно непонятного культурного контекста, точно световые лучи проектора о грязную простынь, на которую переносились в потускневших красках картины из известных фильмов. Но чудились совершенно чуждыми, уродливыми в своем искажении.

Уже дня три Ваас не покидал аванпост, и каждый вечер-ночь удостаивал свободных от караулов пиратов «премии» в виде фильма, Салли больше не пускал с того раза, когда она сидела покорной рабыней у трона, который на время пребывания главного так и остался в штабе.

Пираты на аванпосте вечером, обычно в кругу из одних мужчин, в небольшой постройке курили марихуану, играли в карты, а теперь добыли проектор и, натянув порванную простыню, смотрели фильмы.

— Гляди! Че это? — восторженно восклицал филиппинец, рассматривая вдруг появившийся на экране портрет галактик и космоса, который прорезал некий летательный аппарат внушительных размеров. — Вот это громадина!

— Ого, «Звездные войны»! — узнал вдруг Кость, глупо захихикав, точно совершил невероятное открытие. Он, кстати, еще не успел понять, что в присутствии главаря лучше вести себя потише, отчего ему прочили недолгую жизнь. Впрочем, каждого из них могли запросто убить при нападении местных, да и наемники Хойта не истребляли непрофессиональное отрепье только потому, что Ваас обладал якобы абсолютной властью на северном острове, вернее, потому что босс позволил.

Недозволительным казался и голос, и морок, и хлад, и зной, когда сильные мира титанами поворачивались, точно ковыряя ножом в свежей ране, отчего исходила ночь на нет, отчего только и наставало утро, истекала краской алой розы покрашенной заря, сонные мысли в головах перебирая, в двух шагах от неба, только далеко от рая. Но темнота мотала минуты «Звездных войн» под переговоры завороженных спецэффектами пиратов.

Салли, не имея возможности попасть внутрь постройки, с беспокойным повизгиванием маленькой собачки, подпрыгивая, вертелась возле щели в стене, подглядывая за фильмом, там ее увидел Бен, бродивший бесцельно возле воды.

— Ого, смотри, смотри! Этот Император — ну вылитый Хойт! И тут темная сторона Силы! — неугомонно начала рассказывать девушка, подскочив к Бену, едва переводя дыхание от экзальтированного восторга. — Я в детстве смотрела, но тут… Как давно я кино нормального не видела!

— А кто тогда Дарт Вейдер? — чуть снисходительно улыбнулся Бен, надеясь так поддержать беседу, не воспринимая всерьез параллели.

Салли задумалась и нахмурилась, будто речь шла о чем-то невероятно серьезном:

— Получается, что Ваас… Нет, ну, а что? Он предал свое племя. И стал служить Хойту. Чем не Император и Вейдер?

Девушка выдала один из секретов главаря настолько непринужденно и безоценочно, что собеседник даже смутился, не зная, как реагировать на тот факт, что Ваас… тоже предатель, что, впрочем, ощущалось при каждом упоминании племени, когда горькая ненависть буквально ураганным шквалом накрывала его.

— Он вроде как испанец, нет? — неуверенно пробормотал Бен, то ли пытаясь перевести разговор в другое русло, то ли не понимая, что могло быть общего у этого смуглого, похожего на турка, человека с неразвитыми полинезийцами.

Но Салли и это каким-то образом разузнала:

— Нет, то есть, да, испанец вроде, с этим туманно, а вот что точно… Он раньше с ракьят жил, долго. А их жрицу, Цитру, почему-то сестрой даже звал. Я не знаю, он не любит об этом рассказывать, будто неприятное что-то… Может, она его сестра и правда, — но Салли помедлила, как ни в чем не бывало продолжая: - А, может, любовница. Или и то, и другое, — девушка вздохнула, словно виня косвенно в своих бедствиях жрицу племени. — Будто все из-за этой женщины.

— Что все? — запнулся Бен, хлопая глазами разбуженным в полдень филином.

— Его жестокость, — Салли глянула сквозь щель в стене на Вааса, который восседал на троне и громко срывался бранной тирадой, видимо, как всегда, без причины то ли на Костя, то ли на Чена. — Его… безумие.

— Да с чего бы… — фыркнул скептически доктор, подогнав все под рациональные рамки, не желая даже немного понимать, что привело Вааса к такому звериному подобию человека. — Наверное, на наркоту подсел, да так и сбежал к Хойту.

— Ты так просто все объясняешь, — невесело улыбнулась девушка, в свете прожектора блеснули золотыми бликами ее глаза. — Да… Достаточно малого, чтобы подсесть, ну, а кто знает, с чего подсел… — она продолжала небрежно, как будто дурочка — показывала свою крутость. — Я вот почему теперь тоже курю, когда дают? Вроде выкурил немного, и все — забываешь. Все забываешь…