Сны Эйлиса (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 93

«Разрушитель Эйлиса», — звучали отзвуки в голове. И если врагу не приходится верить, то нет хуже беды, чем скрывающий правду друг. Друг ли все-таки? Или верно прогнал его почти на два года за постоянные недомолвки? Впрочем, злиться не удавалось, Раджед только подался вперед, но Сумеречный Эльф взмыл под купол тронного зала, сливаясь с барельефами.

— Что? Эльф, что? — в нетерпеливом замешательстве все вопрошал Раджед. – Не имеешь права?

Ох, как бы хотелось услышать любую страшную правду, но только не что-то, подтверждающее слова Нармо. Какой-то бред, бред! Янтарь не имел силы разрушить целый мир. Раджед буквально умолял всем существом, чтобы Эльф опроверг все подозрения, но тот лишь давился судорогами в горле:

— Я… Эйлис… Радж… Почему… Почему ты спросил?

— Нармо сказал, что я — разрушитель Эйлиса. Но ведь ты знаешь всю правду. Конечно, я ему не поверил. Но так не хочется сомневаться в лучшем друге, — Раджед улыбался, заклиная все высшие силы, чтобы Эльф рассмеялся в ответ, порадовался удачному розыгрышу, да хоть бы вновь подколол насчет Софии. Что угодно, но не этот танец умирающего паука под потолком. Эльф вцепился в камень, скребся в стены, озираясь затравленным зверем, словно что-то его преследовало. Кто-то. Нечто.

— Радж… я… Не надо! Нет! Не надо!

Через миг он обратился в черного ворона и, роняя смоляные перья, устремился к окну. Раджед кинулся за ним:

— Эльф! Стой! Куда?!

— Тьма… Она близко! — звучал голос Эльфа, минуя клюв птицы. — Тьма… Зачем ты спросил? Нармо! Проклятый паук! Вот каков твой план? Чтобы мой друг пробудил во мне тьму?

— Эльф! Все, Эльф! Все в порядке. Позволь помочь тебе, как раньше, талисманом.

— Поздно. Ты не можешь вечно спасать меня. Я проклятый, — выдохнул ворон, камнем кидаясь вниз через подоконник, однако тут же взлетая в ледяное серое небо умирающего мира. — Никого… не спасти.

Ворон растворился в морозном тумане, Раджеда вновь окутали незримые цепи вселенского одиночества. Прошел день, и другой, и третий… Резные часы отмеряли надлежащие интервалы, ударяли молотом, отсекали время жизни. В Эйлисе воцарилось вновь безмолвие. На западном материке оно царствовало повсеместно. Хотя, может, Нармо копался в могилах где-то рядом, а его никто не замечал.

Янтарный чародей ожидал новых подлых планов, новой атаки. Он осматривал свои владения, все чаще возвращаясь к каменному великану Огире. Огире — предводителю восстания ячеда, несокрушимому, несломленному. Олугд много рассказал об Огире, вспоминая все, что поведала об отце Юмги. Камень, оба обратились в камень. Кого-то чума еще миловала, оставив на веки вечные в образе чудной статуи, а кто-то ведь скитался в беспамятстве каменного великана. И неизвестно, что хуже.

«Мы всё это заслужили. Мы, а не они, — осознавал все отчетливее Раджед, вспоминая найденный ячед, укоряя почему-то голосом Сумеречного: — Но ты по-прежнему для них ничего не делаешь».

Он оправдывал себя, будто сторожит зеркало, оттого ему не до забот, что наполнили малахитовую башню. Янтарный льор только поражался Сарнибу, который буквально расцвел, когда его пристанище унылых дум наполнилось множеством новых людей. Что приятного в них?

Раджед осознавал, что на самых пышных балах уставал даже от равных по статусу, рассыпался в комплиментах, но тут же оценивал, кто строит заговор и готовится вонзить нож в спину. Он всегда раскрывал первым любые махинации интриганов и беспощадно сокрушал. Один раз подлил в напитки заговорщиков их же яд как символ настигающей мести. Вельможи — не ячед, но и не льоры, что-то вроде слабых магов — намеревались заполучить власть в льорате. Однако жестоко поплатились. И так не один раз. Потому Раджед, наверное, научился презирать людей за их алчность и тупость, но и сам сделался чем-то вроде зеркала их пороков.

Кому принадлежит отражение? Человеку ли? Или все же зеркалу? По крупице оно поглощает свет, и если перед ним постоянно маячит темнота, то стекло тоже чернеет. Так случается с зеркалами души. Впрочем, все это не оправдывало того отвратительного лицемерия, что он постоянно нес. И одновременно не скрашивало одиночества.

«Все меня покинули. Значит, такую жизнь прожил. Значит… заслужил», — думал Раджед, застыв вновь на самой вершине башни посреди сада зачарованных роз. На каменной скамейке когда-то сидел Сумеречный. Где же его носили бури вселенной? В какие галактики, какие миры? Помогал ли он кому-то или же разрушал, поддавшись воле искушения? Он унесся подальше от прямого ответа. И это отзывалось гнетущей обидой, ощущением предательства, которое горчило на языке невысказанным негодованием.

«А, впрочем, может, я и не хочу вовсе знать эту правду. Если она настолько страшная, что даже страж вселенной впадает во тьму, только вспомнит о ней. Лучше бы ответил, как спасти Эйлис и почему мы всегда так унижали ячед. Для меня-то это все уже традиция. А вот Аруга Иотил мог бы знать правду, но он сам почти окаменел», — размышлял Раджед, нервно срывая блеклые желтые розы. Лепестки крошились под пальцами.

Так тянулось время. Дух воина изнывал от ожидания поединка. Недобрым намерением хотелось уже, чтобы Нармо напал хоть на малахитовую башню. Однако Сарнибу после атаки укрепил защиту, да еще к малахиту прибавился цаворит, так что льорат сделался неприступной крепостью: невидимая башня, которая окутывала сбивающим с ног сном любого нарушителя.

«Перебраться бы туда же вместе с порталом, но восстановить его возможно только здесь. Или окончательно разрушить. Да и зачем мне все эти люди, которым я все равно до конца не доверяю?» — размышлял Раджед.

Ожидание помноженное на неопределенность — жестокая пытка, но все пронизывали эти два чувства, эти две жестокие недомолвки вселенной. Что-то обещало произойти, какие-то важные встречи выделялись на барельефе бытия, однако не позволяли различить деталей, прочитать имен да оценить обстоятельства грядущего. Льоры, которые умели видеть будущее, сгинули еще до рождения Раджеда. Но поговаривали, будто они предсказывали катастрофу для всего мира. «Придет разрушитель», — кричали они, но посреди войны льоров никто не слушал.

«Кто же этот разрушитель? И что случится потом?.. Какое потом, если все окаменеет?» — судорожно носились мысли, напоминая птиц посреди бури.

Так прошел почти год, и единственным утешением оставался портал в мир Земли. Раджед подолгу глядел на него, все отыскивая Софию, приникая к холодному стеклу, чтобы просто вкусить звуки живого мира по ту сторону. Но он не жаждал всей Земли, только одну короткую встречу с единственным человеком. Однако зеркало упрямо подкидывало ненужные пейзажи, иногда безмятежные, иногда страшные, как, например, кровавые джунгли, наполненные гулом автоматов.

«И этот мир ты хочешь захватить, Нармо? Да, для такого стервятника, как ты, там полно подходящих мест, как это, — только негодующе размышлял янтарный чародей. — Давай же! Покажись уже, раскрой свой план!»

Когти жаждали новых поединков, а не нудных тренировок для поддержания формы. Раджед выжал максимум из возможностей янтаря, распределив в идеальном балансе силу на оборону башни и подпитку своей магии. Что-то обещало случиться, разбухало гнойным нарывом. Но все никак не происходило, доводя до бешенства. Да еще подтачивало это изнурительное ожидание встречи, которая, возможно, никогда бы уже не случилась.