Сны Эйлиса (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 68

— Тебя просто знобит, — отвлек их обоих от мыслей Эльф, все же сочувственно зажигая камин, так как холод, что пронизывал чужое тело, из-за обостренного восприятия передавался и ему.

— Думаешь? Однако, досадная мелочь, — скидывал плед Нармо, всем видом показывая, что с ним все в порядке. Он с деланной небрежностью подошел к небольшому мольберту в углу, рассматривая свое недавнее творение, пожалуй, единственное за последние десять лет.

Он написал картину, когда сидел в пустынной башне, окруженный тараканами. В полубреду он рисовал. Сначала тушью, потом откопал среди хлама почти засохшие краски, но вдохнул в них новую жизнь — на большее магии не хватило бы. Но жажда деятельности и бессильный гнев заставляли хоть чем-то заниматься. Кропотливое перерисовывание одних и тех же линий успокаивало, погружало в полусон, скрашивая ожидание, отводя от терзавшей тело боли и жгучей досады, которая кислотой разъедала разум.

Сначала на холсте начерталась неопределенная абстракция, но она приобретала все большую четкость. И вот уже яснее ясного проступил свой искаженный автопортрет: разорванные легкие и где-то среди них сердце. Но потом черная тушь в неизвестном порыве сменилась яркими красками. Алые, золотые и лазоревые тона заменяли капли крови, обращаясь под поворотами кисти филигранно выписанными растениями. Получались мехи легких, неровно отверстые проросшими цветами.

Ему в первые несколько дней на грани агонии и правда чудилось, что тело пронзает не то бамбук, не то побеги иных растений. И казалось, что Эйлис снова жив, а он умирает посреди всего этого великолепия. Даже не жалко, даже смешно и неуловимо упоительно.

Но стоило сознанию немного проясниться, как вновь предстала обшарпанная башня с тараканами и горами беспорядочно сваленного по углам хлама предков. И злоба поражения повелела выжить.

— Дурак все-таки Раджед. Прохлопал свою любовь, сделал все, чтобы никогда не встретиться с ней. Бам — и сбежала, — внезапно скрипучим голосом проговорил Нармо, придирчиво рассматривая нарисованные цветы. Этот далекий дар природы, утраченный в реке прошедшего. Ведь нет более жестокого владыки, чем все отнимающее время.

— Будто ты в этом деле великий советчик, — отозвался недовольно Сумеречный, глядя на разведенный огонь. Льор же намеренно не приближался к источнику тепла, держал дистанцию, как для прыжка или атаки. Не когтями, так кинжалом, с которым он не расставался.

— О любви отчего ж не поговорить? — кривились в улыбке тонкие губы, но голос не содержал и капли веселья. — А чувствовать — это иное. Я, например, не научен, нет самой потребности. Зато все мы… великие теоретики любви. Но это было забавно. Очень забавно, когда его добыча упорхнула прямо перед носом. Впрочем, девчонка нехило подпортила мои планы.

Нармо недовольно цыкнул, проводя пальцем по невысохшему маслу, отчего на руке остался кроваво-красный след.

— Скажи, ты убил бы ее тогда? Реально собирался? — вопрошал Эльф, не до конца ведая ответ. Этот наглый льор — точно отражение самого стража — рушил планы и законы всезнания. Мало того, что в будущем путал все карты, наводя пугающую дымовую завесу, так еще и мысли свои частично блокировал. Возможно, не он так старался, а мироздание с какой-то высшей целью заслоняло от непомерно зрячего третьего ока Сумеречного. Неужели позволяло вновь ощутить себя человеком?

— В башне? — застыл насмешливый оскал на лице льора. — Как бы объяснить такой твари, как ты, которая уже давно не чувствует по-настоящему боли? — он с нарочитым старанием давал пояснения, точно лектор в аудитории: — Попробую на недавних примерах: понимаешь, бессмертный, когда тебе втыкают в руку кинжал, срабатывает непроизвольный рефлекс. А так, наверное, нет, не собирался. Впрочем, я еще подумаю, что с ней делать, когда захвачу ее мир.

Нармо довольно ухмыльнулся. Уж что делать с красивыми девушками они с Раджедом оба знали не понаслышке, да и Сумеречный, надо сказать, ничуть не отставал от них, даже после стольких веков сохранив способность влюбляться, точно мальчишка. Впрочем, все его чувства отмечала печать скорби, потому что клятва «пока смерть не разлучит вас» означала для него только смерть или гибель очередной возлюбленной, жены… Так и тянулись века, порой в полном одиночестве и намеренной изоляции. Что несли его новые чувства к той, для которой он делал музыкальные шкатулки, Эльф не ведал. Совершенно не видел ее судьбу. И это вселяло в него надежду. Но когда он наблюдал пробелы в судьбах врагов, то обвинял себя, точно опытный разведчик, который не раздобыл в стане врага нужные сведения.

— Откуда столько уверенности? — только осадил Эльф.

— Если я ставлю какую-то цель, то добиваюсь ее… — коротко и ясно отрезал Нармо, разводя руками, точно дергая марионеток за нити.

— Но так ли тебе нужна эта власть? — перебил Сумеречный.

— … даже если порой задумываюсь, зачем мне все это вообще, — завершил многозначительно Нармо. — Но не оставаться же в гниющем — вернее, каменеющем — мире? — голос его набирал силу, в глазах появлялся экзальтированный блеск, точно он и правда стоял перед многотысячной аудиторией. Но впалые щеки подернулись землистым оттенком, а губы совершенно побелели. И Нармо, как стоял, так и упал плашмя, будто все это являлось частью его игры без публики.

Очнулся он уже снова на неизменной узкой софе — немногое, что уцелело из мебели. Возможно, нашлось бы что-то еще, но где-то на дальних складах, может, на нижних окаменевших уровнях. Из-за ранения еще два яруса башни окончательно окаменели, и магии хватало только на то, чтобы выращивать еду и поддерживать оборону королевства. Ситуация для льора складывалась отчаянная.

— Мог бы и убить, — прошептал хрипло он, когда увидел рядом все того же Сумеречного Эльфа. В прозрачных карих глазах стража не читалось ничего, кроме неприязни, хотя не без доли мрачного понимания.

— Не убил. Пока, — кивнул Эльф, намеренно уточняя: — Пока — это ключевое слово.

— Учту. Впрочем, ничего нового, — отозвался Нармо. Повисла тягучая пауза, в течение которой оба ничего не делали, просто глядели в окно или в зеркало земного мира, что стояло возле камина. Нармо перетащил фамильный артефакт еще давно в свою укромную башню.

Из всего замка льор занимал от силы пять комнат, в которых практически не появлялся, то ночуя у Илэни, то пропадая на разорении захоронений. Находить новые оказывалось все сложнее, старые карты часто запутывали и лгали, какие-то и вовсе не сохранились. Тут-то и выручал мистический дар топазовой чародейки. Мертвецов она чувствовала безошибочно, разве только живых совершенно не понимала. Впрочем, от нее Нармо и не пытался добиться какой-то взаимности. Да и ни от кого.

Он немо глядел в зеркало чужого вожделенного мира, картинки за стеклом не обращались в портал. Впрочем, злорадно грела мысль, что у Раджеда ситуация ныне не лучше. Но оставалась уверенность, что янтарный починит сокровище своей башни, тогда-то и предполагалось нанести удар.

Эльф слегка изменился в лице, прочитав такие помыслы. Впрочем, он не рассчитывал на иной исход. Да и на милосердие чудовищ. Впрочем, любой зверь сделается чудовищем, если загнать его в угол. Чародеи сами себе подготовили эту мучительную ловушку, пытку. Им оставалось лишь придаваться воспоминаниям, мечтаниям о несбыточном будущем, да подглядывать за чужими мирами, чем Нармо успешно занимался, заворожено рассматривая с софы пеструю толпу на оживленных улицах, переливающихся разноцветными огнями иллюминаций.