Сны Эйлиса (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 126

Не договариваясь, они потянулись друг к другу. Поцелуй был неправильным, коротким, они едва касались друг друга, словно все еще опасаясь, что все растает лучащимся сном. Он целовал ее округлые скулы, края губ… Она улыбалась, прижималась мягкой бледной щекой к его щеке, точно стремясь слиться. И они, упоенные этой нежностью, как будто исчезали, становились двумя светящимися пульсарами стремительно мчащихся сквозь пустоту комет.

А потом до самой ночи они говорили о чем-то, о сущих пустяках и держались за руки, словно чтобы их не разлучил насмешник-ветер. И сначала оба испытывали неловкость, точно узнавали друг друга заново.

— Значит, ты уже закончила университет? — говорил он, не совсем понимая, как все-таки живут на Земле. И отчего-то впервые по-настоящему интересуясь всеми тонкостями быта ячеда с другой планеты.

— Да, у нас все быстро, — отзывалась бойко София. — Пять лет — это еще долго.

— Для нас время течет так же, не быстрее и не медленнее. Это были бесконечные семь лет, София.

— Я знаю… Знаю, — кивнула она.

Раджед растерял всю свою тягу к велеречивости, а София сделалась смелее, расспрашивая о случайных вещах, об Эйлисе, непринужденно рассказывала что-то о себе. На этот раз не требовалось долгих экскурсий по башне, они не покидали каменную террасу. Их окутывала радость, казалось, не существует никакой угрозы окаменеть, никаких врагов и сотен иных горестей. Мир застыл единым прекрасным мгновением встречи.

— Как тебе все-таки хватило смелости вернуться? Здесь настал такой хаос, — опечалился Раджед, хотя еще минуту назад они почти беспечно рассказывали друг другу не то о любимых цветах, не то о любимых блюдах. Малейшие мелочи из жизни друг друга внезапно обретали едва ли ни потаенный сакральный смысл.

Оказалось, что оба любят красный и золотой в палитре, да еще небесно-синий. Но зато София терпеть не могла излюбленное льором крабовое мясо. Впрочем, он обещал развеять это заблуждение, доказывал, что в своем мире ей просто не довелось по-настоящему оценить деликатес. С каждым словом они все больше убеждались, насколько похожи. Однако сквозь веселый смех и несерьезные споры со стороны обоих неминуемо проступала неуловимая грусть, даже надломленность, словно София тоже что-то скрывала. Раджед поклялся себе, что он избавит ее от веса любой страшной тайны. Не для того она вернулась к нему сквозь все запреты.

— Хаос и на Земле. Войны не прекращаются, наверное, ни в одном из миров, — ответила предельно серьезно София, но с грустной улыбкой продолжила: — Но давай хотя бы сегодня остановим время.

— Хотя бы для нас двоих, — вторил ей льор, привлекая к себе, словно разом защищая от любых напастей. — Ты, наверное устала. Может, приготовить гостевую комнату? Или тебе пора возвращаться домой? — встрепенулся Раджед, когда сумерки скрыли последние лучи заката. Он бы отпустил, пусть и ценой новой боли расставания.

София улыбнулась, но твердо и ясно ответила, стиснув его руку:

— Радж, я вернулась к тебе.

Мир расплывался от дурманящего тумана, который, как показалось, заполнил все пространство террасы. Осел на каменной скамье, цветах и вазонах, порожденный словами той, которую льор ожидал семь лет.

Они пристально посмотрели друг на друга… Не хотелось больше ни говорить, ни мыслить, строить догадки и опасения. Все было обдумано за семь лет. Все рассказано. Они вдруг окончательно поняли, что стоят друг перед другом, не во сне, наяву. Они вдруг осознали, что имеют право на настоящий поцелуй — страстный, долгий, мучительно-сладостный до безумия. И не на один… И еще… Еще… До изнеможения, пока вокруг танцевали лепестки облетавших желтых роз. Им на смену по воле волшебства расцветали ярко-алые, светившиеся в темноте, что укрывала пологом два тела, две нашедшие друг друга души, два сердца, что слились в один ритм.

Они были обнаженными, одежды смешались в переплетениях парчи и хлопка двумя яркими полосами художника-абстракциониста. Ночь раскрыла кобальтовые крылья, ночь установила свои законы в опочивальне, заставившие позабыть запреты дня. Во мраке слишком отчетливо тянулись отовсюду цепкие лапы погибели, окаменения, исчезновения. И против смерти выступала страсть, рожденная из великой нежности. Два человека, два смертных существа, разделенные мирами на семь лет, они, наконец, обрели друг друга, уже совсем иные, но, казалось, знали друг о друге все.

Он тянулся к ней, упоенно распластанной в немом удивлении на сизом шелке простыни и покрывала. Молодое тело трепетало под уверенными прикосновениями длинных пальцев, исследовавших каждый контур, каждый штрих. София вздрогнула, покрываясь стыдливым румянцем неуверенности, вопросительно стиснула его запястье, словно ожидая некого ответа.

Раджед застыл на какой-то момент. Нахмурился и даже слегка растерялся. Он вдруг понял, какая между ними разница в возрасте, и как будто ощутил какую-то ответственность, хотел бы узнать, насколько София понимает, что происходит. Она смотрела спокойно, но не отрешенно. Она была уже взрослой, тайна любви и страсти не скрывалась для нее больше пугающей завесой загадки, хоть она и не познала ее на опыте. Она словно ответила себе на вопрос о сущности страсти, научилась направлять ее, осознавать. И перестала бояться. Легкая дрожь ее рук исчезла, когда он ласково прильнул к ее губам, поглаживая по волосам.

Но теперь он сомневался… Никогда не колебался, вечно жадно празднуя такие победы, теперь он сомневался, точно впервые приоткрыл запретные чертоги. Что ж… По-настоящему любил он впервые, впервые по-настоящему тревожился за нее, впервые заботился больше себя о ней, поэтому спросил:

— Ты ведь не боишься?

Но она улыбалась, загадочно и смотрела на него сквозь темноту, точно древняя богиня-праматерь, отвечая успокаивающе:

— Нет. Ничуть.

Время иссякло для них, растворилось вместе с разбитыми часами. Где-то в тронном зале установил свои правила парадоксов восстановленный из праха портал. Шрам на зеркале зарос сиянием ослепительных искр. Так встретились два мира, так отгоняли гибель, и лишь короткая ночь не требовала ничего объяснять, погруженная в невесомость далеких созвездий, когда сплетались пальцы, и поцелуи покрывали тонкие ключицы. И трепетало шорохом травы юное тело, словно в те времена, когда Эйлис заполняли сочные луга, когда колосились поля, плавясь под знойными лучами. Прошлое, будущее, настоящее закружились единой фигурой вне пространства и запретов, словно узор, меж строк которого многообразием и буйством цветов притаился истинный смысл всех вещей. И где-то на краю Вселенной изошел протяжный вздох, как будто погасли тысячи галактик…

***

Утром они проснулись в объятиях друг друга, они лежали, прильнув щеками, как сиамские близнецы. И они долго не хотели до конца просыпаться, зарываясь в волны растрепанного ложа.

Тогда, видя ее улыбку во сне, Раджед снова вдруг заметил когда-то так пленившие черты наивного ребенка, но рядом с ним обреталась уже взрослая женщина. Неуловимая перемена короткой людской жизни.

Она приоткрыла глаза, обвивая его за шею податливыми мягкими руками. При свете дня она на миг вновь испытала неловкость, потянув на себя одеяло, однако вскоре только негромко рассмеялась.