Сны Эйлиса (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 122

Родители, сестра — они ведь ничего не знали, едва предчувствовали роковые перемены. Да и Раджед ничего не ведал, не догадывался. А ведь ей открылось то, что упрямо не замечали льоры, кое-что из библиотеки Сарнибу сопоставилось с историческим опытом Земли. Что если именно это служило ключом к спасению Эйлиса? Все ради чужого мира, ставшего неумолимо родным. И все же хотелось что-то и ради себя… Вскипала странная зависть ко всем, кто обрел свое счастье, обычное, человеческое, без страданий и противоречий.

— Нет, все сложнее и одновременно проще. Ты сама поймешь, — распалял томящую бурю страстей бесконечно спокойный Страж.

— Но все равно это связано со смертью здесь или там, — хрипло отозвалась Софья, признаваясь себе. — Здесь… если бы только излечить Землю, я бы согласилась даже такой ценой. Но если Эйлис… Если нет иного пути, то ради целого мира — я согласна.

Она выпрямилась, словно смотрела прямо в глаза надвигающейся опасности. Огромная черная тень зависла прямо за Сумеречным Эльфом, но в ее очертаниях вырисовывались бледно светившиеся сизые крылья. Приходил ангел смерти? От его руки шуршал пакет? От его дыхания поднялась в мае метель? Или все только образы? Софья не задумывалась, мысли потеряли оболочки слов, их основами сделались чувства, словно на грани пропасти. Ожидание больше не имело смысла, все слишком стремительно ускользало. Сердце билось наружу, уже не для себя, источая тепло и истончая тело. Она знала о цене уже семь лет, страж лишь озвучил ее словами.

— А как же твои родители? Твоя сестра? — напомнил Эльф.

— У меня нет другого пути. Все слишком… сложно. Я многое чувствую, но не могу предотвратить. Кажется, это называется «судьба». Как будто я готовилась к этому всю жизнь.

Странное смирение заставило нервные пальцы разогнуться, а руки раскинуться, словно навстречу неизбежному. О, как бы она не хотела покидать родных! Но если бы только удалось сохранить жизнь и Раджеду. Ведь он без раздумий разрушил зеркало тогда. Что же она? Предательски струсила бы теперь? Но неужели не существовало мира, где они оба были живы и счастливы? Они ведь оба умирали…

— Что же ты решила теперь? — как голос рока горестно, но решительно вопрошал Эльф.

— Сделайте так, чтобы родители поверили, будто я уезжаю к другу. Возможно, я еще вернусь, — спокойно отозвалась Софья, словно преграда в виде портала уже не существовала. Все лишь игра — не более, чем иллюзии рассудка.

Магия, логика, формулы, законы — все слишком призрачно пред ликом грядущего холода. И если бы согреться, если бы ощутить теплое дыхание между ключиц, там, где покоилась немым добровольным приговором жемчужина. Да, другие строили свое счастье, но им не выпал такой выбор, но не то бремя они несли. А, может, тяжесть повседневности и сильнее. Но ныне Софья приняла бы ее, если бы не невозможность отказа от начертанного стражем. Услышала себе на беду. Но не каждому выпадет. А если бы не услышала, то никогда бы не встретила Раджеда.

«Раджед! Я не хочу умирать! Но я не хочу, чтобы твой мир окаменел. И ты вместе с ним. Ты уже пожертвовал собой ради меня. Значит, настала моя очередь», — такие мысли пронеслись неуловимо, но при этом окончательно успокоили ненапрасностью всех совпадений и кривых затейливых сплетений нитей судеб.

— Ты можешь вернуться на Землю в любое время и отдать мне жемчуг. Я не хочу, чтобы ты погибла, даже ради целого мира, — вздрогнул в свою очередь Страж.

— То вы говорите, что я должна умереть, то не хотите моей смерти, — почти смеялась над переменой в нем Софья. Он не принес никаких новых вестей, а черная тень, что вернулась вместе с ним, уже давно нависла над ней.

— Софья! Не стремись к смерти. Стремись к жизни. Душа — это вечная неугасимая жизнь. Я никого не могу излечить, я переполнен смертями! У меня руки по локоть в крови! Поэтому я прошу тебя — не умирай, ни за что не умирай в Эйлисе, — с непривычной горячностью прервал тяжелые думы Эльф. Он подскочил, принявшись растирать безвольно опущенные замерзшие руки Софьи, которая сдавленно отвечала, потупив виновато взгляд:

— Но ведь… жемчуг велит именно так? Разве нет? Я просто человек. И я устала от всего этого.

Противоречия в словах Эльфа вселяли робкую надежду, но все равно она сводилась к тому, что невозможно вечно прятаться на Земле, вечно ожидать, когда нечто подаст знак. Кажется, предстояло решать самой, действовать первой. Жемчуг принадлежал другому миру, который звал ее с детства. Отказаться бы от него, отдать Стражу артефакт. Но Софья уже слишком давно буквально дышала Эйлисом, срослась с ним. Мысль о жертве по-прежнему сковывала ужасом. Казалось, она раньше лишь плыла призраком, неуловимой тенью, а теперь же невероятно желала жить, до отчаяния и внутреннего крика отрицала неизбежность гибели.

— Тогда поступай так, как велит сердце. Я еще вернусь, когда ты примешь окончательное решение, еще раз спрошу тебя, — посоветовал Сумеречный и торопливо попрощался, растворяясь в воздухе, сливаясь с лохматыми клубами неверного весеннего снегопада.

— Сердце-то… Хорошо. Значит, сердце, — прошептала Софья. Страж развеял последние сомнения, спали пелены кривотолков и предубеждений.

А большего не требовалось. Сердце уже давно ушло в Эйлис, белой голубицей кружило вокруг Раджеда, оберегало его от подлых врагов и иных напастей. Сердце уже семь лет слышало каждый возглас ее несчастного янтарного льора. Каждую мысль, что была обращена к ней. Едва ли нашелся бы человек во всем мире, которого она знала бы лучше. А жизнь и смерть… Не так уж тяжело выбирать. Любовь и смерть — вот то, что обретается на самом деле, вот то, что воздвигает жизнь. Все ответы находились по ту сторону зеркала.

***

С тех пор прошло две недели на уговоры родителей. Каким-то непостижимым образом удалось доказать им, что она действительно отправляется повидать старого друга. О жемчуге она ничего не говорила, опасаясь невольно солгать. Мысли и стремления сливались воедино, заставляя действовать по наитию, по наущению неуловимого голоса.

Эйлис! Эйлис все еще звал, она отчетливо слышала песню сотен самоцветов. И многие из них томились под могильными плитами давно умерших льоров, некоторые кричали в рабстве у вора-Нармо, какие-то изнывали под собственной тяжестью в сундуках.

«Освободи нас! Мы не для того созданы!» — впервые донеслись пугающе отчетливые слова. И тогда вновь хлестнул плетью метели страх: она перешла на новый уровень истонченного восприятия оголенных нервов. Ныне чужая боль приобретала катастрофически понятные формы, достигала в полной мере разума, просила изменений. Она даже слышала голос заточенной в каменной статуе девушки, о которой пару раз упоминал Раджед.

«Олугд, я так люблю тебя! Олугд, где ты? Здесь так темно! Почему ты меня не слышишь? Когда же закончится этот кошмар? Олугд, где ты? Что со всеми нами?» — скиталась во тьме чья-то потерянная душа. Эйлис видел во сне ужасы.

И этот неверный затянувшийся сон ввергал в трепет. Как же много горестей вытерпел этот мир! И Сумеречный утверждал, что их реально прекратить. Но как? Вопросы и ответы сливались всепоглощающим стремлением в янтарную башню. Только там нашлись бы все ответы, только там, казалось, возможно отвратить смерть, прекратить ее нескончаемое шествие.