Голод Рехи (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 26

— Все тут заблюешь скоро! Устала тебя переворачивать, чтоб не захлебнулся! — доносилась сквозь тяжелое забытье ругань Лойэ. — Ящеры!.. Еще и руками размахивает тут!

Наверное, она имела в виду тот миг, когда Рехи пытался ухватить светлую линию. Почему-то ему казалось, что именно она вернула к жизни. И погасла. Пугало, что даже якобы всесильный Тринадцатый Проклятый испытал вполне реальную боль, попытавшись распутать лабиринт темных корней.

— Пора бы мне уже валить отсюда. Но ты же — это ты, — бормотала что-то Лойэ, срывалась на рык и одновременно снова гладила по голове. Ненормальная дикарка все-таки. А что бы в такой ситуации делала та самая Мирра из прошлого? Впала бы в панику? Позвала придворных лекарей? Ох, сколько странных новых слов вертелось в голове.

— Не надо было… отравленным клинком… — пробормотал с трудом Рехи, но снова потерял сознание.

Три смены красных сумерек в бреду проходили уныло и однообразно и воспринимались скорее как помеха в пути, нежели заслуженное наказание за предательство Лойэ. Конечно, с клинком у шеи хорошо говорить, что изменился, что не хотел бросать, но никакой вины на самом деле не ощущалось в момент поединка, да и потом тоже. Лучше бы Лойэ не о равновесии говорила, а не ранила отравленным клинком, следуя своим представлениям о чести и справедливости. К кому она и когда была справедливой? Стае пользы почти не приносила из-за своей несдержанности, терпели ее за счет личной привязанности Рехи и навыков боя, которым обучил ее покойный отец. Но стоило ли применять-то их против единственного уцелевшего в деревне и на всей пустоши представителя собственного вида?

Левый бок нестерпимо горел, но боль воспринималась отчужденной и далекой, как раскаты грома из-за гор. Так же в роковой день внимали вою урагана, считали, будто он далеко, а шкуры шатра достаточно надежны.

Где-то рядом маячила Лойэ, обмывала горящее лицо пещерной водицей, говорила, что хочет есть, куда-то отлучалась, бросая одного в темноте. Рехи не мог пошевелиться, хотя на четвертую смену красных сумерек пришел в себя. Лойэ рядом не оказалось, и в сердце закрался безотчетный страх, что она больше не вернется. Она всегда следовала лишь велению собственных полубезумных фантазий. Кто знает, может, внутренний голос велел ей без промедлений отправляться на поиски проклятущего Бастиона.

Рехи прислушивался к переговорам капелек, стекавших с невидимых камней в тонущую во тьме речушку, вдыхал кисловатый запах подгнивавших водорослей. Рядом еще витал аромат Лойэ, исходивший от брошенной на полу шкуры. Значит, она не ушла насовсем, значит, не оставила. Впрочем, стоило разуму немного проясниться, Рехи недовольно куснул опухшие растрескавшиеся губы: больше всего на свете он не желал оказаться хоть на короткое время беспомощным. Но вот пришлось, и теперь, уже находясь в сознании, ему оставалось только ждать чего-то. Сердце отмеряло удары ожидания. Рехи сбился со счета, попросту закончились «пальцы». Долго же Лойэ охотилась. А что если бы ее поймали? Он бы не сумел помочь ей. Людоеды, возможно, бродили где-то рядом, если от их деревни хоть что-то осталось. Лучше бы Сумеречный Эльф смел ее под корень, они не имели ничего общего с теми людьми из прошлого.

Одиночество сдавливало медленно заживавшие ребра, голова все еще нещадно кружилась, но Рехи подполз к выходу, чтобы хоть в щелочку между камней видеть каменистую долину. Красные сумерки теперь резали глаза, отзывались болью в висках, но вскоре удалось различить точку на горизонте.

— Лойэ… Надеюсь, это ты! — выдохнул Рехи. Никогда еще он ее не ждал, никогда не волновался. И не совсем понимал: виновато его бедственное положение или все-таки другие чувства к своей ненормальной? Впрочем, разделять и обдумывать собственные ощущения не хотелось, не имело смысла. Вот в этот конкретный миг он ждал ее, в другой — ненавидел бы. Так уж все меняется временами. Важно настоящее.

— Куда ползешь? — приветствовала его Лойэ. Выглядела она довольной: губы ее мерцали ярко-алым, их раскрасила свежая чужая кровь, отпечатавшаяся и на одежде, и на коже.

— Тебя ждал, — буркнул Рехи, хотя зуб на зуб все еще не попадал от озноба.

— Вон какая я теперь важная! Живой остался. Надо же. Ты должен был умереть от яда в ране, — насмехалась Лойэ, почти пританцовывая. Хорошо ей, крови-то свежей напилась, всегда такой становилась. Хотелось бы знать, кого и где поймала.

— Значит, не так много его в твоем клинке осталось, — ухмыльнулся Рехи.

— Держи, — она протянула кожаный бурдючок, в котором оказалось немного крови после ее пиршества. — У меня правило: если кого-то вроде тебя не убиваю с первого раза, значит, не судьба. Значит, мы не враги.

Рехи жадно припал к свежей крови. Опустошенный, высушенный, он острее обычного ощущал голод, готовый едва ли не кричать от радости, когда получил желанную подпитку. Лойэ он в тот момент просто безоговорочно обожал, как-то забывая, что именно она послужила причиной новых злоключений.

«Умереть от яда или заражения… Ну не умер же. Либо шьешь ты хорошо, Лойэ, либо тряпица Митрия была с противоядием. Невероятно, конечно, но должен же быть от этих крылатых хоть какой-то толк», — добавил про себя Рехи, стараясь не вспоминать искаженные линии мира.

Он вновь заснул, но через какое-то время вскинулся, разбуженный сдавленным воем. Он подполз к щели между камней, вслушиваясь в смутно знакомый голос. Тогда он лицезрел, как по пустоши шатался одинокий странник с мечом за спиной. В его сером силуэте с накинутым на голову рваным капюшоном безоговорочно узнавался Сумеречный Эльф. Но не страшный дух, не темный вихрь и даже не пленник в деревне врагов.

Он бродил между валунов, протягивая куда-то руки, хватая воздух, а потом заливаясь жалким сдавленным воем, отдергивая дымящиеся обугленные ладони. Какая-то невероятная сила причиняла ужасную боль неуязвимому.

«Это линии мира так?» — почти с сочувствием подумал Рехи, осознавая, что даже пришедшие извне силы не способны спасти его мир.

========== Голод пути ==========

Жар постепенно спадал, мысли прояснялись, и бредовые сны наконец-то покинули Рехи, ему порядком надоело внимать голосу прошлых времен, тем более ничего нового пока не возникало, усталый рассудок на повторе крутил надоедливые картинки. Зато живучее тело восстанавливалось, преодолевало последствия отравления, постепенно возвращались силы. Только делать особо ничего не получалось, поэтому давила бесконечная скука и неприятное ощущение зависимости от Лойэ, как будто она всю жизнь только и добивалась такой «любви». Так-то они сами по себе охотились, а теперь приходилось ждать ее возвращений с охоты, надеяться на какие-то подарки в виде очередного бурдючка со свежей кровью.

Впрочем, пару раз Лойэ не везло, она приносила только мелких ящеров. «А что если, и правда, они раньше были собаками? Собаки… слово-то какое», — размышлял Рехи, в целом, ему только и оставалось, что размышлять. Он насчитал семь смен красных сумерек до того момента, когда яд, как показалось, окончательно покинул избитое ознобом тело. Тогда Рехи выбрался самостоятельно из пещеры и осмотрелся.

Царствовала глухая ночь, привычная и манящая простором пустоши. Слегка затхлый воздух пещеры сменился ветрами пустыни, напитанными неизменным запахом гари. Рехи постоял какое-то время у края убежища, осторожно цепляясь за валуны. Ноги еще слегка подрагивали в коленях, но, в целом, если бы обошлось без сражений, он бы сумел продолжить в скором времени путь. Даже тяжесть заполученного в деревне чужого костяного клинка не давила на спину, Рехи специально проверил. Он размял плечи, попробовал перескочить с валуна на валун — получилось неплохо. Все мышцы благодарно отзывались легким покалыванием, уставшие от лежания ничком на жестких камнях.

— Уже ожил? — вскоре приветствовала у входа в убежище Лойэ. Она вернулась с очередной охоты и наблюдала за неловкими упражнениями Рехи. Он слегка смутился и спрыгнул на землю. Нет, все-таки в ногах не обреталось еще достаточной легкости, чтобы совершить это простейшее движение бесшумно.