Мю Цефея. Цена эксперимента - Давыдова Александра - Страница 48

— Я тоже кое-что могу, — поддержал его Энеб. — Хотя это будет последнее, что я смогу, но…

— Еще чего выдумал! — отведя от прицела три свободных левых глаза, воскликнула Грустный Смайлик.

Корабль ощутимо вздрогнул — паучиха открыла огонь, но от беседы ее это не отвлекло.

— Детка, у меня синдром кракелюра, — печально улыбаясь, ответил Энеб.

Форсу вспомнилась мутная, почти не пропускающая света рука Энеба, кусочек отколовшегося от нее стекла.

Грустный Смайлик испуганно вздрогнула.

— Предупреждать надо, — проворчала Волна. — У тебя антибиотики есть? — обращаясь к Грустному Смайлику, спросила она. — Если что, у меня есть немного.

— Это не заразно, не бойся, даже если бы болезни одних видов передавались другим, — успокаивающе сказал Энеб.

Тихонько завыли турбины. Мелисанда запустила двигатель, как и собиралась.

— Это наследственное, — терпеливо объяснял Энеб яростно стреляющей Грустному Смайлику. — Генетическая ошибка. Я же состою, грубо говоря, из стекла и загустителей, которые позволяют сохранять подвижность, форму, менять плотность и все такое. И вот они… густеют слишком сильно, хотя и не должны. Я не могу больше получать из излучения, из света то, что я должен получать.

— То есть это не заразно, но это и не лечится? — спросила Волна, которая всегда быстро соображала. — Если больного с отрезанным желудком можно кормить капельницами, то светом через капельницы не накормишь?

— Да, — кивнул Энеб. — Я медленно умираю. Я знал, что здесь будет горячо, подумал — а-а-а, мне терять нечего, поеду…

— Ну идите тогда с Форсом, — сказала Волна.

Форс тем временем подошел к Мелисанде и склонился к ней. Паучиха понимала, что между ними происходит обмен информацией, но звуков слышно не было. «Телепаты», — с завистью подумала она.

— Все, мы скоординировали маневры с капитаном, — сказал Форс. — Пошли, — добавил он, обращаясь к Энебу.

Они покинули рубку.

— Тут теперь и без нас справятся, — заметила Волна. — Пойдем, не будем путаться под ногами.

Сидеть в безвестности, когда вокруг кипит бой, паучихи бы не смогли — и в этом они не сильно отличались от представителей других видов. Снисходя к потребности разумных видов к контролю над реальностью, капитан Илина установила в кают-компании экран, позволявший следить за происходящим вокруг корабля.

* * *

Перед выходом на палубу, или, с другой точки зрения, крышу корабля, к энергетическим мачтам, имелся шлюз. В открытом шкафчике на стене висела парочка скафандров — паруса иногда приходилось чинить и в открытом космосе. Энеб не нуждался в воздухе и мог продержаться в полном вакууме некоторое время без особых затруднений, а вот Форс выглядел как существо, которое нуждается в каком-нибудь газе, чтобы дышать, и в скафандре как таковом, чтобы защищать свое мягкое тело от перепадов давления и различного излучения.

Однако Форс самым великолепным образом проигнорировал стойку со скафандрами и нажал клавишу открытия шлюза на стене. Энеб хмыкнул. У него уже возникла парочка предположений насчет Форса, когда он увидел, что тот сделал со элефантидами. Компрессия живых видов была по силам весьма ограниченному количеству разумных рас. Мелисанда сейчас должна была поднять корабль. Яхта покинет атмосферу планеты примерно в то время, когда Форс с Энебом будут находиться на палубе, открытые всем излучениям. Таким образом, круг разумных рас, к которым мог принадлежать Форс категорически сузился — до одной-единственной.

Но на этот раз Энеб благоразумно промолчал, хотя рядом с ним и не было Грустного Смайлика, чтобы вовремя пихнуть его под ребра. Он угадал, кто такой Форс на самом деле, и не хотел испортить ситуацию. Эллорит-то ему как раз был и нужен.

Шлюз открылся. Форс и Энеб вышли на палубу. Перед Энебом развернулась панорама величественной битвы. Судя по заслонявшим половину неба, стремительно мелькавшим ногам, ушам и хоботам, двоих из противников властители Блуждающей уже загрызли. Последний слон отчаянно сражался. Энеб застыл, не в силах отвести взгляд от чудовищного зрелища.

Форс тем временем наклонился и осмотрел полозья, проложенные на палубе. По ним возили тележку с инструментами при ремонте или что-то еще в этом роде. Это было то, что нужно. Он подогнал тележку поближе. Энеб обернулся на скрип колес.

Форс универсальным жестом указал внутрь — «забирайся». Энеб подстелил на дно тележки термопластиковый мешок таким образом, чтобы стоять внутри него.

— Соберешь меня в него потом, — пояснил он, забираясь в тележку. — Адрес, кому отправить, на нем написан.

— Ты действительно хочешь умереть? — осведомился Форс.

Он прикрепил руки и ноги Энеба к тележке металлическими зажимами на цепях. В условиях невесомости этими зажимами оборудование если не крепили к самой тележке, то подстраховывались на тот случай, если инструменты решат вследствие резкой смены курса или иного непредсказуемого толчка отправиться в свободный полет.

— Да, — сказал Энеб.

— Хорошо, тогда поступим эффективно, — холодно сказал Форс. — Мне нужны следующие параметры плотности и кривизны линзы…

— А эллориты не умеют лечить генетические болезни, случайно? — вкрадчиво спросил Энеб. — Я просто слышал, что…

Форс вздохнул.

— Я так и знал, что ты этого попросишь. Хорошо. Тогда поступим не самым эффективным образом. Итак, радиус искривления…

Энеб слушал его, кивал и менял форму своего тела, выполняя заданные Форсом значения.

Он видел, как властители догрызли последнего элефантида и снова начали приближаться. Корпус корабля содрогнулся — это Грустный Смайлик палила изо всех орудий. Электромагнитные импульсы хлестали властителей. На их призрачных шкурах вспыхивали огненные рубцы. Это было неприятно, неудобно, однако не смертельно. Стрельба Грустного Смайлика, хоть и меткая, тормозила их продвижение — но остановить не могла.

Корпус корабля начал мерно подрагивать. Двигатель прогрелся. Качнулись и устремились вниз кроны деревьев, а край скалы, наоборот, плавно приблизился. Мелисанда начинала взлетать, хотя делала это аккуратно, помня о том, что на крыше корабля находятся два члена команды.

Но властители были уже рядом. Огромный хобот обвился вокруг носовой фигуры, тормозя движение, еще кто-то навис над самим кораблем, а рядом, над бортом, яростно вспыхнул огромный глаз…

— Я буду твоим факелом, — пробормотал Форс полузабытую древнюю формулу.

И стал им. Ослепительно, невыносимо сияющим факелом. Энеб чувствовал, что не все проходящее через него излучение относится к видимому спектру — даже наоборот, большая его часть имела те длины волн, которые практически ничьи глаза воспринять не могут. Свет, проходя через тело Энеба, которое сейчас имело форму огромной выпуклой линзы, приобрел зловеще-фиолетовый оттенок. Веер излучения раскрылся вокруг корабля.

На этот раз они их достали. На палубу пролился горячий дождь из чудовищно размельченных, перерубленных тел. Властители Блуждающей выли, кричали, трубили от боли — и умирали.

Корабль поднимался все выше и выше, все быстрее и быстрее. Огненный веер пылал над его правым бортом.

* * *

Камеры внешнего наблюдения в основном показывали только траву, стелющуюся под ветром. Но Волна, щелкая каналами, нашла те камеры, что были установлены на самом верху корабля. Они с Факел смотрели, как энергетические импульсы подсекают могучие ноги; как вспыхнул Энеб, как начал раскручиваться огромный веер. Корабль тем временем взлетал. Джунгли стремительно пошли вниз. Неясным пятном мелькнул храм на скале. «Две Чаши» вошли в облачность, стряхнули с себя остатки тел властителей. И вот уже внизу виднелись только прихотливые контуры материка.

Изображение планеты резко дернулось. По экрану пошла рябь. А затем Блуждающая начала стремительно уменьшаться.

— Мы летим? — удивилась Факел. — Что-то быстро мы… Надеюсь, Форс и Энеб крепко пристраховались!

Волна задумчиво смотрела на экран всеми восемью глазами.

— Нет, — сказала она. — Мощность двигателей не возрастала. Мы стоим на месте.