Мой друг, покойник (Новеллы, Роман ) - Рэй Жан - Страница 15

И теперь, в спокойной величественной обстановке Астории, Джордж показался себе смешным.

Сто фунтов за столь жалкую безделушку!

Глупая трата на дешевую подделку, скорее всего изготовленную в Германии!

Он воспылал презрением к крохотному предмету искусства, отыскав в нем дефекты и бесчисленные недостатки.

В конце концов, горько усмехнувшись, решил, что предмет не имел никакой ценности, а антиквар отлично сыграл свою роль, оставив покупателя в дураках.

Его вдруг охватил гнев, он резким ударом отшвырнул статуэтку.

Она упала к его ногам, ей не дал разбиться толстый шерстяной ковер. Лицо бога-обезьяны по-прежнему хранило извечно ироничную улыбку.

— Он издевается надо мной! — усмехнулся Джордж и плюнул на фигурку.

Он не узнавал себя. Откуда вдруг такой гнев? Трата в сто фунтов? Пустяки! Разве он не был сказочно богат? Его обманули? Что за дело! Такое случалось не впервой! Разве не оставил он в руках мошенника пятьдесят тысяч франков, когда покупал подлинного Рембрандта? Злился ли он тогда так, как сейчас?

Он рассуждал, вооружившись здоровой логикой, глядя через окно, как над Сити плывут желто-серые клочья тумана.

Но, обернувшись и увидев послушно лежащую на ковре статуэтку, заскрипел зубами.

— Вот тебе! — вскричал он, с яростью запустив предметом в стену.

Фигурка не выдержала и рассыпалась на тысячу кусков со странным стонущим звуком.

Тессье показалось, что кто-то рядом с ним засмеялся.

Он обернулся, но никого в номере не увидел. Все было спокойно, и лампы в хрустальных богемских тюльпанах бесконечно отражались в глубине зеркал.

Спал ли он?

Конечно… Но почему он выпрыгнул из уютного кресла, в котором уснул?

Он поднес руку к щеке; она болезненно горела, а в ушах еще стоял звон пощечины.

Ну конечно — его с силой ударили по лицу. Это его и разбудило.

В ярости и беспокойстве он обшарил номер.

Ничего подозрительного; в запертой двери торчал ключ, а окна были закрыты на шпингалет.

Что такое?..

Что-то отвратительное и липкое ударило его в лоб… Никаких сомнений — ему плюнули в лицо!

Он испугался, увидев себя в зеркале — ужас, подмеченный на лице торговца редкостями, исказил его собственные черты. Глаза навыкате, губы искривлены.

Он хотел крикнуть, но из сухой глотки вырвались только хрипы.

Разум его пошатнулся; мышцы одеревенели.

Он снова проснулся, — но какой странной кажется ему комната.

Боже! Он видит все сверху, ибо сидит на шкафу.

Одним прыжком соскакивает вниз — его гибкости и ловкости позавидовал бы любой спортсмен.

Но что это за кисть… покрытая шерстью кисть, вцепившаяся в спинку стула?

Боже! Эту кисть продолжает предплечье, предплечье, покрытое длинным рыжеватым ворсом.

Он хочет крикнуть… Что за рев вырывается из его глотки вместо прекрасного тенора, которым он так гордился и которому обязан многими победами у женщин?

Он начинает понимать. Пытается спрятать лицо в ладонях и чувствует, что оно уродливо и покрыто шершавой кожей.

Он не желает видеть, но зеркала повсюду — в них отражается гигантская обезьяна с горящими глазами.

Он бросается на дверь… Он не знал, что так силен — створки разлетаются в щепки…

Он выпрыгивает в коридор — от него убегают перепуганные горничные и грумы.

Что за сила бросает его на одну из них?

Несчастная падает, глаза ее закатились, в уголках губ кровь…

Боже! Как легко душить эти слабые человеческие существа!

Вдруг невероятная боль пронзает его плоть, раздаются выстрелы.

Он понимает — стреляют в него.

И снова кричит, пытаясь объяснить:

— Не причиняйте мне боли. Я — Джордж Тессье. Это — ошибка, колдовство, дьявольщина; я человек, как и вы!

Увы, коридоры наполняет лишь его ужасающий рев.

Выстрелы звучат все чаще; из каждой ниши вылетают стрелы огня.

Он чувствует во всем теле безжалостные укусы пуль, и с отчаянным ревом, рыданием бессилия, падает… чтобы умереть.

Вы, наверняка, хотите услышать рассказ о моем соседе Хаансе? Мерзкий колдун. Десятки, сотни раз я обращался к городским властям, но никто не выслушал меня… Лет десять тому назад в нашем переулке нашли труп одного толстяка… У него случился сердечный приступ… Что вы сказали?.. Разрыв аневризмы? Правильно! Все так и говорили, но я-то ведь знаю подлинную причину — его смертельно напугал Хаанс.

А почему жена Крама, местного кузнеца, родила настоящего монстра — младенца с громадной головой и черными толстыми губами, как у ульмского дога? Да потому, что она смотрела на окошко Хаанса! На то самое окошко, в котором он торчал целыми днями и совершал свои дьявольские превращения.

Добрых пятнадцать лет я прожил в тупике Пи Гриеш, и он всегда выглядел унылым, словно в нем беспрестанно молотил дождь. Целыми днями по тупику слонялись пугливые псы и коты в поисках подруг и гнилых костей. А напротив окон моей комнаты стоял давно запустелый дом.

Но однажды двери этого старого особняка распахнулись, скрипя своими петлями, с окон стерли пыль, а грузчики внесли в дом мебель и посуду.

Так со мной по соседству поселился Хаанс.

Первое время он не показывался, а плотные шторы на окнах не позволяли рассмотреть, что творилось внутри дома. Ах! И почему только эти шторы не остались задернутыми навечно!?

Однажды утром я увидел, как одна штора в окне медленно поднялась. Я подошел, чтобы пожелать соседу доброго утра и закричал от ужаса.

У моего соседа не было головы!

А руки продолжали спокойно тянуть шнур!

Минуту спустя в нескольких дюймах от его шеи я заметил бесформенный кусок плоти, вскоре превратившийся в голову. И эта висящая в воздухе голова поздоровалась со мной… Глаза ее в упор смотрели на меня…

После этого я заболел. А Хаанс, проклятое чудовище, осмелился навестить меня! Он был очень мил и принес мандарины. Он сказал, что так поступают добрые соседи. Он побыл у моей постели целых полчаса, и мне постоянно казалось, что его голова вот-вот отскочит от тела. Но ничего не произошло. Тогда я собрал всё свое мужество и спросил, почему он занимается столь мерзким колдовством. Он как-то странно глянул на меня и ушел, не сказав ни слова. Но я расслышал, как она сказал экономке слова «жар» и «бредит».

Некоторое время спустя он пришел снова, но я отказался принять его, сославшись на обострение болезни. Он приходил еще три раза, и три раза под разными предлогами отказывался принимать его. Больше он не заходил, а позднее относился ко мне с заметным холодком.

Однажды, подняв глаза к его окну, я увидел отвратительно, гримасничающее лицо, лицо Хаанса, но со страшно искаженными чертами — на голове торчали шишки, а громадные выпученные глаза наезжали на щеки!

Долгое время я не осмеливался глядеть на страшное окно. А когда решился на это, сквозь стекло за мной наблюдало уже другое чудовищное лицо.

Однажды его руки отделились от тела и стали хватать пустоту. В другой раз его тело разделилось надвое, а как-то он даже превратился в шар с длинными змеящимися руками.

Однажды в переулке раздался крик. Старуха, которая вела хозяйство Хаанса, стучалась в дверь с воплем:

— Он умер, он умер!

Сколько мужества мне понадобилось, чтобы переступить порог колдовского дома. Я ожидал увидеть на лице покойного ужасные гримасы смерти.

Ничего подобного. Хаанс лежал на своей постели, лицо его было безмятежным, как мрамор. Я оглядел его комнату с нескрываемым любопытством. Удивительно дело, но она совсем не походила на логово мерзкого колдуна: никаких черепов, никаких чучел ночных птиц, нигде не было перегонного куба, отсутствовали охапки целебных трав. И вдруг я вскрикнул от ужаса — я бросил взгляд на фасад своего дома. Он был перекошен, словно от боли! Окна, карнизы и кирпичи искривились и переплелись между собой.

А потом, мсье… потом… Ах! Как я смеялся! Я хохотал и не мог остановиться… Мне смешно до сих пор.