Ничей ее монстр (СИ) - Соболева Ульяна - Страница 21

Но это не возымело действия, и Марку пришлось включить мозги, догадаться, кто мог подставить Захара. За считанные минуты гениальный ум Лейбовича просчитал то, что не смог просчитать до этого несколько недель. Марк не только доказал свою невиновность, но и понял – кто именно взломал главный компьютер и украл важную информацию.

Когда задыхающийся Марк буквально проорал последнее слово, веревка оборвалась, а Барский успел схватить его за руку и вытащить наверх.

Они долго молчали оба, а потом Захар подал другу флягу с виски, и тот залпом сделал несколько глотков.

– Ха йом йом уледет, ха йом йом уледет ле Марик*1.

И прищурившись посмотрел ему в глаза. И вот именно в эту секунду ему стало страшно. Не тогда, когда висел на веревке и болтался над бездной, и не тогда, когда смотрел, как лопаются толстые нитки… а сейчас, когда понял, что с ним игрались. До самой последней секунды. И игрока устроил бы любой исход событий. Он продумал все до мелочей, а потом наслаждался каждой секундой агонии Лейбовича.

– Теперь ты можешь праздновать свой день рождения два дня подряд. И еще – я достаточно много тебе плачу, Марк, чтоб ни одна сука не портила мне жизнь и бизнес. Третьего дня рождения у тебя не будет.

 Хлопнул его по плечу и рассмеялся.

*1 – Сегодня день рождения, сегодня день рождения у Марка (иврит. Детская песенка)

И сегодня Лейбовичу снова стало страшно. Очень страшно, когда босс впервые повысил голос. Марик занервничал намного сильнее, чем нервничал даже после той вылазки в горы. Пока они летели в самолете, Барский не произнес ни слова. Он сверлил взглядом пространство перед собой и сжимал, и разжимал пальцы правой руки. Глаза прищурены, челюсти крепко сжаты. Лейбович не знал, что теперь будет. Он даже не хотел думать о том, что ждет тех, кто упустил игрушку Огинского. И если девчонка сбежала, некоторые из охранников станут бездомными бродяжками, в лучшем случае. В худшем… про худший Марик даже представить не мог – его тут же начинало тошнить и в ушах свистел морозный ветер, а перед глазами лопался страховочный трос. Лейбович постоянно набирал смски Антону и спрашивал – нашли ли девчонку. Но тот отвечал: «нет», и Марик сам покрывался холодным потом.

То, что Огинского повернуло на Гошиной «ночной бабочке», он понял, едва увидел, как тот рассматривает фото девчонки. Это было впервые за все время, что Марк был знаком с Захаром. Женщины волновали его лишь в тот момент, когда находились в его спальне, либо лежали под ним в любом другом месте. Все остальное время они переставали существовать совершенно. Мир создан для мужчин. Так говорил Барский... И Марик ему искренне верил. Но здесь было что-то другое. Захар смотрел на снимки часами, а Марик наблюдал за боссом и понимал, что у того появилась весьма и весьма ценная игрушка, и если Лейбович хочет приблизится к боссу еще ближе – надо понять, что именно его цепануло в девчонке.

Но понять времени не было, а вот осознать, что Барский в дикой ярости и даже не может ее скрывать, вышло мгновенно.

Когда они въехали в поместье, там царил хаос, светили прожекторы, бегали ротвейлеры и охрана с оружием и фонариками. Такое впечатление, что разыскивали преступника. Барский даже ни с кем из них не заговорил, зато они, едва его заметив, вытянулись и замерли. Воцарилась тишина.

– Мы искали… мы облазили весь дом, ребята прочесывают местность и…

Барский поднял на Антона взгляд из-под тяжелых век, и тот нервно сглотнул слюну, словно вдруг даже стал меньше ростом и вот-вот возьмет пушку и застрелится.

– До утра не найдете – потом не найдут вас.

Очень тихо, едва слышно. Но Антон побледнел до синевы. Все знали, что это не угроза – это предупреждение.

А Марк последовал за Захаром. Тот вошёл в дом, не снимая пальто, и быстрым шагом направился в комнату своей гостьи. Марк за ним.

Барский обошел все помещение, осматривая каждый угол. Взял подушку и долго держал в руках, потом бросил обратно на кровать. Лейбовичу совершенно отказали мозги, и он нервничал, как и тогда в горах.

Захар подошел к окну и ловко вылез наружу. Лейбович вскарабкался следом. Барский присел на корточки и разглядывал что-то в снегу. Следов не было – их припорошило снегом, иначе собаки давно бы ее нашли, но Захар смотрел не вниз, а на ветки голых колючих кустарников. Протянул руку и поднял вверх кусочек светлой ткани. Осмотрелся по сторонам с тем же хищным прищуром. Марку даже начало казаться, что он принюхивается, словно зверь.

– Она здесь. Она не вышла за периметр усадьбы.

Сказал словно себе и пошел вперед. А потом присмотрелся к стене и снял с кирпича длинный белый волосок. Ухмыльнулся.

Медленно огляделся по сторонам. Лейбович понятия не имел, где можно было спрятаться в такую холодину. Если на улице, то она точно уже околела, и тогда здесь настанет апокалипсис. Барский прикопает в снегу всех, кто не досмотрел за девчонкой.

Захар быстрым шагом прошелся вдоль стен и дернул дверь склада.

– Кто дежурил сегодня? – крикнул Антону.

– Вовка, кажется.

– И где он?

– Ищет. Все ищут. Они лес прочесывают.

– Открой мне склад.

– Он с обеда закрыт. Как провизию на выходные привезли, так и заперли его.

– Где Вовка? Если он дежурил, пусть все камеры еще раз просмотрит. Давай его сюда. Я сам допрошу.

– Да, я сейчас его наберу.

Барский снова осмотрелся по сторонам и нахмурился.

– Где ж ты спряталась, Сеня? Выходи, малышка. Поигрались и хватит.

Марк от удивления распахнул шире глаза – Сеня? Он запомнил ее имя и называет ее Сеня? Лейбович ни разу не слышал, чтобы Захар называл своих шлюх по имени. Максимум – игрушка. Где-то рядом раздражающе пиликал чей-то сотовый.

Барский, как животное, весь подобрался и прислушался, а потом крикнул.

– Отключись.

Антон отключился.

– Набери еще раз.

Снова затрещал сотовый за дверью склада.

– Никто с обеда не заходил, говоришь?

Отошел назад и с разбегу вынес дверь.

Дальше происходило что-то немыслимое. Марик вообще с трудом верил, что все это видит. Барский бросился к девушке, лежащей на полу, тряс ее, хлопал по щекам, звал по имени и как-то лихорадочно заворачивал в свое пальто, поднимая с пола на руки.

– Петра Аркадьевича поднять. Сейчас же! Плевать, где он! Пусть берет хоть вертолет и будет здесь через десять минут со своей бригадой.

Прижал к себе девчонку, вглядываясь в ее лицо… и Марику стало не по себе. Странный взгляд у Огинского. Он смотрит на нее с какой-то дикой одержимостью. С каким-то страшным блеском в зрачках. Словно сожрать хочет. И это даже не похоть. А нечто более глубокое. Животное. Когда зверь свое в берлогу тянет и никому отдавать не хочет. В дом Барский ее сам на руках понес, своим людям не отдал. Едва Антон сунулся, рявкнул так, что у всех задрожали колени.

– Пошел вон! Я сам!

И несет, как хрустальную, и пальцы пряди волос на спине перебирают. Он, видимо, и сам этого не заметил. А Марк увидел и глотнуть воздух не мог. Похоже, у Монстра появилась слабость. Впервые за все время, что тот его знал.

Захар занес девушку в гостиную и положил на диван, накрывая пальто, усаживаясь рядом, растирая тонкую руку и выдыхая на синеватые пальцы, согревая их.

– Одеяла несите. А ты проверь – кому она звонила, и вытащи запись разговора. Слышишь, Марик?

– Да, конечно.

– И, как только Петр приедет, сюда веди, а пока скажи этому кретину на улице, пусть несет коньяк и растопит камин пожарче.

Марк думал, хозяин хочет выпить, но он ошибся. Барский откинул одеяла и, стянув с ног девушки туфли, начал растирать ступни, наливая себе в ладонь коньяк.

– Давай, Сеня, просыпайся… ты все равно проиграла, и я нашел тебя.

Псих… просто чокнутый псих. Девчонка синяя от холода, а он про игру… а может, храбрится и испугался за неё. Хотя слово «испугался» меньше всего подходило Захару Огинскому. Да и сколько он ее знает… пару дней?