Закон-тайга - Ахроменко Владислав Игоревич - Страница 45

— Чалый! — с невыразимой тоской произнес Малина. — Как ты так можешь?!

Он посмотрел в иллюминатор: все те же островерхие лиственницы, те же заснеженные полянки, сопки с редким кустарником…

Наверняка лети вертолет чуть ниже — Малина бы выпрыгнул из него.

— Как ты можешь… — свистящим полушепотом повторил москвич.

— Ха! Я и в рот могу. — По тону, которым была произнесена эта фраза, москвич понял, что Чалый не шутит. — Так что?

— Кеша… — проникновенно вздохнул вусмерть закошмаренный шестерка.

— Нет, тоже, посмотрите на этого негодяя! — На секунду Иннокентий выпустил из рук штурвал. — Он мне лавье, «кишки» вчистую проиграл, фуфел свой… Я ему все отдал, кормлю его, альфонса, пою, воспитываю, а он еще чем-то недоволен?! Работу непыльную предложил — гигиеной тела займется… Чистота — залог здоровья, знаешь об этом?

Вертолет несколько раз клюнул носом, и это заставило Чалого вновь взяться за штурвал.

— Кеша, помнишь, когда ты мне предложил с зоны подорваться… Я ведь думал, ты ко мне душевно отнесешься, думал, мы с тобой друзья…

— Ладно, пошутил я, пошутил… Пока, — многозначительно добавил Иннокентий и, метнув в Малину взгляд, полный презрения, уставился на приборную панель, силясь хоть что-то понять в показаниях приборов…

Полковник Герасимов, воровато оглянувшись по сторонам, сунул пистолет в карман галифе и пошел открывать дверь — жена-курва на ночь глядя ушла "к подруге", собираясь провести с «нею» всю ночь. Это, конечно, была не она.

— Кого еще несет? — пробормотал хозяин; почему-то в затуманенном спиртом мозгу мелькнула мысль, что это проверка из Москвы.

Однако он ошибся — это был начальник второго отряда капитан Виктор Радченко.

— Разрешите обратиться, товарищ полковник? — почему-то по уставу произнес капитан.

— Да ладно тебе, брось выделываться, говори по-человечески, — раздраженно махнул рукой полковник и тут же другой поглубже сунул пистолет, выпиравший из кармана. — Раздевайся, посидим, выпьем…

Видимо, капитан Радченко настолько уважал устав и субординацию, что никак не мог перечить полковнику Герасимову.

— Слушай, мне тут сказали, что у тебя неприятности, — без обиняков выложил он.

Хозяин вздрогнул.

— Кто?

— Что?

— Кто сказал?

— Да Оксана твоя и сказала, — спокойно ответил капитан.

"Ну, сучка, скоро весь Дальний Восток будет знать", — подумалось хозяину.

— И что?

— Ну, Вася сегодня приходил, о проверке сказал! — почему-то радостно выпалил Радченко.

— О какой такой проверке? — ледяным голосом спросил полковник.

— Да уже вся зона знает о какой — из Москвы, естественно! — как о чем-то само собой разумеющемся сказал капитан.

Отрицать было бессмысленно, и Герасимов решил — а, черт с ним! Будь что будет…

— Так тебе что — Оксана сказала?

— Да я ее недавно видел… Так за тебя переживает, если бы ты знал!

"Еще бы, — мысленно хмыкнул Герасимов, — если меня за колючку, она побираться пойдет… Что ей, дуре, светит? Бомжихой стать…"

— Ну и что?

— Да мне Вася по Секрету сказал, кого проверять отправляют, — простодушно сообщил Радченко.

— Ну и?..

Капитан назвал фамилию — хозяину она ничего не сказала, а капитан продолжал, все более и более воодушевляясь:

— Знаю я его, в Москве как-то гуляли… Это он с виду такой строгий, интеллигентом хочет казаться, потому и очки носит, а на самом-то деле… Ничего, нормальный мужик, мудак, конечно же, как и все москвичи, но и с ним можно договориться.

— Так ведь там из Думы, из какого-то подкомитета вроде бы… — Полковник понял, что курва Оксана, слышавшая разговор с Коробкиным, наверняка слово в слово передала его "подруге".

— А, плевать, они напрямую министру подчиняются, а министр на ту Думу свой прибор клал, — неожиданно Радченко блеснул отличным знанием кулуарной политики Кремля. — А того мужика, что с проверкой сюда летит, я, грю, знаю: козлище редкостный, трахаться любит даже больше, чем прапорщик Лысенко…

Двадцатитрехлетний прапорщик Владимир Лысенко, старший специалист связи, был тут, на зоне, притчей во языцех: шифроблокнот любвеобильного прапорщика был испещрен телефонами и адресами многочисленных любовниц; по нему можно было изучать географию всего СНГ.

— Ну, если даже больше, чем этот… — Полковник справедливо не любил Лысенко за то, что тот отымел жену самого хозяина спустя всего лишь два часа после появления на новом месте службы.

— Так что можно договориться, — обнадеживающе продолжал Радченко. — Я с ним сам перебазарю. Что нормальный офицер любит? — спросил он и тут же сам ответил на вопрос: — Правильно — водку и баб…

— Ну есть водка, — немного оживился Герасимов, — а бабу-то приличную где взять? Он небось в своей Москве только манекенщиц да фотомоделей трахает.

— А Оксана? — с неподдельной простотой предложил капитан.

— Что?!

— Да ладно тебе… И так все знают, что у тебя в последний раз стоял на шестидесятую годовщину Великой Октябрьской революции.

— А ты-то откуда знаешь? — страшным голосом поинтересовался хозяин.

— Оттуда же, откуда и все…

— Э?..

— Оксана сказала…

Лежавший в кармане пистолет острым дулом пребольно давил в мошонку, и полковник решил незаметно переложить его в китель.

— Да ладно тебе… — Нагло и даже покровительственно улыбнулся полковнику капитан; только теперь хозяин, погруженный в свои невеселые мысли, заметил, что капитан Радченко пьян — именно это придавало ему смелости в разговоре с вышестоящим начальством. — Не стоит он у тебя… Я уже и с Оксаной говорил, она согласна… Видишь, как она тебя любит?

И, допив стопку спирта, поднялся из-за стола, оставив Герасимова в куда более обнадеженном состоянии, нежели всего полчаса назад…

А Михаил тем временем продолжал свой нелегкий путь: теперь он шел к небольшому полустанку, где, как он точно знал, была телефонная связь.

Надо было во что бы то ни стало позвонить в гарнизон, в местное отделение ФСБ, даже в ментовку — куда угодно, только бы сообщить о захваченном вертолете, только бы рассказать о разгромленном прииске старателей.

Кто мог дать гарантии, что не сегодня завтра вертолет с безумными пилотами не появится над Февральском?

От одной мысли об этом бывшему спецназовцу, который отлично знал возможности современной фронтовой авиации, становилось плохо…

Неожиданно, как это часто бывает в Приамурье, замела пурга. — идти стало трудней. Но закалка спецназовца и опыт таежного охотника не подвели и на этот раз — спустя три часа Михаил был на полустанке.

— Мне телефон — срочно, — отдышавшись, бросил он дежурному — седенькому старику в облезлой шапке-ушанке с кокардой железнодорожника.

Тот, конечно же, не стал прекословить — он прекрасно знал крутой нрав этого человека. К тому же серьезное и сосредоточенное лицо, резкие движения, тяжелый взгляд — все это свидетельствовало о том, что случилось нечто из ряда вон выходящее…

— Звони, Миша. — Дежурный, кряхтя, аккуратно придвинул ему огромный аппарат из черного эбонита, стоявший тут если не со времен конфликта на КВЖД 1928 года, то со времен разгрома Квантунской группировки японского милитаризма наверняка.

Охотник принялся набирать номер коменданта февральского гарнизона — к сожалению, линия была занята.

Он попытался было дозвониться до поселковой милиции майору Игнатову — результат был тот же.

А вот в санчасти никто не брал трубку — это смутило Михаила больше всего.

…Дежурный по станции выпил третий стакан чаю, полистал журнал, затем вернулся в кабинет — охотник, поставив перед собой аппарат, продолжал накручивать потрескавшийся от времени диск…

Тот день на шестой заставе Дальневосточного погранокруга начался так же, как и всегда: ночная смена вернулась из караула, утренняя заступила на их место. Накануне Нового года офицеры — а их было только двое — пребывали в приподнятом состоянии духа.