Сердечные риски, или пять валентинок (СИ) - "Awelina" - Страница 9
- Предыдущая
- 9/59
- Следующая
Нет, не хвалит меня… Приводит чужие слова, вкладывая сюда какой-то подтекст.
Горький ледяной ком желчи, засевший в моих внутренностях, подкатился к горлу. Серые глаза Вадима теперь глядели строго, с подозрительностью. Редкий случай — их обладатель едва ли когда-нибудь скроет свои мысли.
— Поэтому у меня лично возник вопрос. Либо вы действительно так хороши и невероятно талантливы в своей работе, либо невероятно талантливы в обольщении мужчин. Что скажете?
Что скажу?… Крайняя точка унижения. Последствия того, насколько легкомысленно полагаться на ситуацию и человека. Нужно было уволиться еще в тот день, когда осознала: прессинг сплетен и злоязычия заслужен. Но я осталась…
— Ничего не скажу, — холодно и отстраненно ответила я. Чувствовала, будто и тело, и эмоции мои онемели. Чувствовала… Нет, больше ничего не чувствовала.
Сохранить лицо, быть вежливой. Потом — уйти из этого кабинета и где-то, подальше ото всех глаз, от касания чужих оценок и мыслей, сделать вдох, затем выдох…
— Я предоставлю решить этот вопрос вам. Как моему начальнику. — Мой голос звучал словно чужой, отдавал металлическим звоном.
— Хорошо, — он продолжил бесстрастно изучать мое лицо, бросил взгляд на мои пальцы, лежащие на столешнице.
Я омертвела так, что не ощущала их.
Еще один раунд молчания — и только громкий стук сердца, отдававшийся в моих ушах.
Сохранить достоинство, оставаться любезной. Так, будто его строгий суд и выводы не относятся ко мне.
Он имеет право такое думать, и похвально, что говорит прямо, без обиняков. Правдив и открыт…
Но, черт побери, как же это больно.
— У вас еще месяц испытательного срока. Так что, да, обязательно сам решу этот вопрос и поставлю вас в известность. Полагаю, мы поладили? Так, Арина Витальевна?
Выгнул бровь в ожидании моего ответа, улыбнулся коротко, но ярко, так, что в глазах зажглись какие-то непонятные искорки.
— Конечно.
Я встала с места — на одеревеневшие ноги. Вадим Евгеньевич поднялся следом.
Еще одно мгновение обмена взглядами.
— Удачного дня.
— И вам.
Затем я ушла, тихо и осторожно притворила за собой дверь, поднесла руку к глазам, вдруг защипавшим, словно воспалившимся.
Нет, сухие.
***
— Арин?
Я вздрогнула, вышла из оцепенения и подняла глаза на Артема, стоявшего у своего стола. В неярком сизом свете приближающегося вечера едва ли можно было точно определить выражение лица моего коллеги, но, вроде бы, в нем читалось замешательство и беспокойство.
— Да? — прикусив губу, я перевела взгляд на свой монитор, на котором застыла открытая таблица оценок за пройденный тренинг, все еще остающаяся незаполненной.
Я настолько погрузилась в себя, что выпала из рабочего процесса.
— Вызывал на ковер, да? — с участием спросил Кожухов.
Руки задрожали, но я набрала первую фамилию из списка, лежащего у клавиатуры. Помявшись секунду-другую, Артем направился к гардеробу.
— Вовсе нет, — произнесла я сквозь вновь возникший в горле горький комок, слабо улыбнулась мужчине, спряталась за необходимостью работать.
Но второй фамилии в списке не видела. Крутила в голове его слова: «талантлива в умении обольщать мужчин».
Нет, Артем думать подобное не давал.
Простой парень. Обычная внешность, без каких-либо примечательных черт: темные глаза, пшеничного цвета волосы, большой рот, непропорционально сложен. Слишком увлечен видеоиграми, в свои двадцать девять так и не нашел себя и не разобрался в том, чем ему действительно хотелось бы заниматься. Без стержня. Но добр, внимателен — никакого расчета. Мужчина такого склада — будто ребенок. Такие просто хорошие друзья, но станут большим лишь при активном участии и руководстве пожелавшей того женщины.
— Да не переживай, — Кожухов снял с вешалки свою куртку.
Его движения я улавливала краем глаза. Кусая щеку изнутри, сделала усилие, сосредоточилась и набрала вторую и третью фамилии, выставила баллы.
— Он классный босс, считай, свой человек. Это, думаю, Дима напортачил, а он теперь разгребает. Ну и сдали нервы. А ты под руку попалась… Арин?
Никуда не годится — поменяла местами пятую и четвертую фамилию в списке…
— А?
Сейчас он стоял напротив меня и, наматывая на шею яркий клетчатый шарф, глядел печально и заботливо. Смахнув прядь волос за ухо, я выдавила улыбку:
— Да все хорошо со мной.
Мышцы точно желе… Ощущала себя так, будто заболеваю, борюсь с наваливающейся слабостью. Ощущала, как все больше и больше удаляюсь от происходящего, словно действие разворачивается где-то за пределами моего участия в нем. Словно все — не со мной.
«Полагаю, мы поладили? Так, Арина Витальевна?» Странным образом в тоне его голоса сарказма не ощущалось. Любопытство. Чуть разочарования. Уверенное спокойствие.
— …Он уже был на взводе, когда мы с ним о тебе говорили, так что… И я хорошо о тебе отозвался.
— Да, он мне сказал. Спасибо тебе.
«Кожухов о вас именно так отозвался…» А скажи Артем ему что-то нехорошее обо мне, было бы лучше? Это было бы тем, что он жаждал услышать?
— Ерунда. Тем более я правду сказал. Слушай, я вот что хотел…
Достаточно.
Остаться одной и сделать работу. И не размышлять над его словами, их предпосылками, следствиями.
Протеже, подружка, любовница Димы — поставить галочку там, где большая смысловая нагрузка. В любой из этих ипостасей я справилась бы лучше, чем сегодня на тренинге…
Столько еще необходимо отработать. Еще больше приложить усилий, больше узнать… Хватит ли мне месяца?
Уволиться? Вернуться в Менделеевск? Равносильно побегу. Не решение проблемы. Не вынесение уроков. Обыкновенные малодушие и трусость. Плохо уже то, что я даже на секунду задумалась об этом.
Пока пребывала в лихорадке влюбленности, пока стремилась избавиться от нее, перекрывала ей кислород, пряталась от ненужных и неправильных эмоций в панцире работы, даже не думала, что все закончится так… — полнейшей тьмой.
— …Так что скажешь, Ариш?
Голос Кожухова прозвучал прямо над ухом. Я резко подняла голову, посмотрела в добродушное скуластое лицо своего коллеги, стоявшего, как оказалось, рядом с моим креслом.
— Прости, отвлеклась. На что сказать?
В глазах Артема заблестело сочувствие.
— Видимо, дело совсем дрянь… Ариш, бросай здесь все, доделать сможешь завтра. Я уже еду, могу тебя подождать и подбросить до метро. А хочешь, сходим перекусить сначала?
Растерявшись, я пробежала взглядом по его застегнутой темно-серой куртке. Из-под воротника выглядывала яркая зеленая клетка шарфа. Мял черную шапку в кулаке.
Он тоже видит меня такой? Вертихвостка. Хорошая фигура. Большие глаза. Девушка, способная успокоиться от мужского комплимента и внимания… Скорее всего, да.
— М-м… Знаешь, не хочу оставлять до завтра. Езжай. Спасибо огромное за твое предложение.
Я подкрепила свои слова маленькой улыбкой благодарности, вернулась к заполнению таблицы. Переступив с ноги на ногу, Кожухов робко пробурчал:
— Ну ладно тогда. Пока, — и ушел.
Я включила лампу, потому что строчки стали расползаться в сгущающейся тьме. Общий свет включать не стала — чувствовала, что совсем ослабела. Да и не хотелось вставать. Не хотелось делать лишних движений. Хотелось слиться в одно с тишиной, которую своим бархатистым тоном нарушало урчание системного блока и мягкое щелканье клавиш, с загустевающей синевой, узкими прямоугольниками врезающейся в окна, контрастирующей с белыми вертикальными пластинами жалюзи. Хотелось определиться наконец, справлюсь ли я. Справлюсь ли с демонами своей ошибки, с зубами слухов и стальным капканом ограничения во времени?
Изначально не следовало оставаться работать там, где начальник активно проявляет к тебе интерес и не менее активно добивается ответного. И не в том даже проблема, что он обманщик… И не в том, что пошли разговоры. Проблема в том, что двусмысленное положение неизбежно. Срывал ли Вадим на мне злость, был ли жестоко честен со мной — все его слова, его точка зрения правомерны и справедливы.
- Предыдущая
- 9/59
- Следующая