Сердечные риски, или пять валентинок (СИ) - "Awelina" - Страница 19

Я не торопилась — необходимо было максимально собраться, психологически подготовиться, подавить нервозность. Задавалась вопросами: зачем он меня вызывает? с каким настроем встретит? Если учесть, что вчера мы с ним расстались на дружеской ноте, то, вероятно, стоит ожидать положительного. Но сердце замирало и внутренности обдавал холодок, когда открывала дверь его кабинета.

Как и всегда, он работал за компьютером, окруженный листопадом файлов и обычным беспорядком, однако тут же оторвался от монитора, чтобы посмотреть, как я вхожу. Остановившись в трех шагах от его стола, никак не могла решиться: подойти ближе? Сесть?

Сорочка в серую и бледно-розовую полосы, черный галстук с хаотичным волнистым синим рисунком — ну почему он так беспомощен в адекватном выборе одежды? А ведь замечательный человек!

Он с теплотой улыбнулся мне, в ярких глазах плясали сразу же захватившие все мое внимание огоньки.

— Добрый вечер, Арина Витальевна. Не присаживаетесь?

— Если вы позвали меня для долгого разговора, то я присяду, — ровным голосом ответила я, сцепила пальцы в замок.

— Нет, не долгого, — он коротко рассмеялся. — Всего лишь хотел напомнить, что, кроме отчетов по продажам, жду от вас и собственного отчета. И хотел спросить, вернее, предложить… У меня сегодня вечер свободный, не хотите вместе со мной поехать понаблюдать за работой промоутеров? Я в любом случае собирался, и удачно совпало, что и вам это нужно.

— Я не уверена…

Прервала себя. У меня не было должных оснований отказаться от его предложения, как не было и желания принять его, оно вызвало у меня волнение, отчасти даже испуг, значит, еще не время. Не хотелось бы надолго остаться с ним наедине, не сегодня, не сейчас, когда я еще не определилась, какую линию поведения с ним выстроить, каких именно ошибок нам в общении избегать…

Некомфортная пауза затянулась, Савельев чуть нахмурился, улыбка исчезла, и глаза потускнели. Видимо, мне не удалось до конца скрыть свою реакцию, снова задеваю его ею. Во рту пересохло, когда я с полуулыбкой заговорила:

— Мне еще нужно около часа, чтобы закончить все. Если вы не торопитесь…

Просветлев, он качнул головой:

— Нисколько не тороплюсь. В таком случае через час жду вас на стоянке.

Задавив неприятные мысли о том, как это все «многозначительно» будет выглядеть со стороны — конец рабочего дня, я сажусь к нему в машину, мы вместе уезжаем в неизвестном направлении — и беспокойство, что все-таки мне крайне сложно будет с ним, я произнесла, вложив в голос легкость и радушие:

— Хорошо, договорились.

Мы застыли, с улыбками глядя друг на друга. Меня охватило странное чувство какой-то тревожной наполненности, что-то было в этих ясных живых глазах, так пристально смотрящих в мои. Он пошевелился, мне показалось, что собирался встать, когда после краткого стука в кабинет ворвалась Кира.

— Вадим Евгеньевич, табеля из бухгалтерии, что вы просили, — шлепнула ему на стол ворох бумаг, стрельнула в меня сметливым взглядом. — Я могу уйти? Больше не нужна вам сегодня?

— Нет, иди. В понедельник буду не раньше одиннадцати, перенес встречу, — с извиняющейся улыбкой метнул в меня взгляд.

— Поняла. Вы просили узнать насчет семинара…

Осторожно прикрывая за собой дверь, я осознала причину такого стремительного появления Киры в кабинете босса: она в прежнем поиске материала для свежей сплетни обо мне и Вадиме.

Меня передернуло.

***

Сегодня, когда садилась к нему в машину, смогла заметить несколько примечательных деталей. Марку и цвет автомобиля: темно-серая «Ауди», модель не из новых. Видно, что совсем недавно побывала на мойке: ни единого пятна грязи, следов непогоды. Оказалось, Вадим Савельев предпочитает парковаться рядом со своими сотрудниками, а с площадки, специально предназначенной для машины руководителя, которой всегда пользовался его младший брат, убрано ограждение, что позволяет оставить там свой транспорт любому другому желающему.

Зимний вечер нависал над городом своей бесконечной темнотой, его рутину и движение огней заметала метель, далеко забрасывая свои снежные косы. Первые пять минут поездки как ни старалась успокоить нервы, провалилась в попытках. Кажется, он тоже. Мы избегали смотреть друг на друга, ни один из нас не нарушил молчания. Все мешало, терзало — дорожные заторы, снующие повсюду прохожие, жесткое свечение фонарей и фар, неизвестность, неясное беспокойство и присутствие мужчины рядом, требующее от меня полной концентрации и необходимости как-то разобраться с происходящим.

В итоге я сдалась: достала телефон, начала смс-переписку с сестрой. И, будто по заказу, его сотовый тоже вскоре ожил.

Я быстро поняла, что звонили из Петербурга с какой-то внезапно возникшей проблемой. Минут двадцать он улаживал ее, сделав еще три звонка. Дипломатично, не теряя терпения, но настойчиво, неуклонно добиваясь своего. Его недовольство я увидела только тогда, когда, сбросив вызов, он бросил телефон на приборную панель и раздраженно высказался:

— Команда из семи человек, полторы недели работы, а они по-прежнему возятся с ерундой, решаемой менее чем за час, и программным обеспечением вместо того, чтобы уже заняться клиентской базой. Это невероятно, черт подери!

— Значит, вы или не тех людей взяли, или… вам надо делать все самому.

Я прикусила губу: не следовало давать подобное резюме, он не просил о нем — вырвались эмоции, которые держал в узде во время телефонных разговоров.

— Как хорошо, когда рядом человек, готовый примирить тебя с действительностью, — добродушно усмехнувшись, Вадим искоса взглянул на меня.

В смущении и замешательстве спрятала глаза: он либо поддел меня, либо поблагодарил — трудно точно определить.

— Этим я хотел сказать, что вы абсолютно правы, надо ехать туда и все улаживать. Но пока дела держат меня здесь. И еще продержат, — секунду молчал, затем приглушенным голосом жестко добавил:

— Контролировать там все должен был Дима. Это то дело, которое создавалось специально для него.

Сердце ухнуло куда-то вниз. Заметив, что стискиваю телефон, я неторопливо спрятала его в чехол и вернула в сумку. Звук застегиваемой молнии прозвучал резко, бескомпромиссно — дополнительный оттенок словно завибрировавшего в воздухе напряжения.

— Без понятия, что с ним происходит в последнее время. Хотел бы узнать, да не могу. После того как сказал, что выезжаю сюда, я потерял с ним связь, не знал, где он и что с ним. А позавчера я от матери узнал, что он уже неделю в Питере, с Ларисой. Лариса — это его невеста… Ну, что тут скажешь? Он всегда преуспевал в умении скидывать все на меня и уходить от серьезных разговоров. Слишком я возился с ним, избаловал своей опекой, вот и расхлебываю.

Это следовало предвидеть: напоминания будут, они ведь братья…

Будто окаменев, я глядела прямо перед собой, ожидая наката боли, неприятия, приготовившись справиться с обидой, сожалениями, но… Мною завладели лишь жгучая потребность немедленно поставить точку в этой теме — не желала ничего слышать о Диме — и чувство неловкости за Вадима.

Ожесточение в его тоне выдавало то, насколько сильно бурлят в нем эмоции, он не сдерживает себя. И, может быть, завтра пожалеет о том, что чужой человек оказался невольно посвящен в семейные и очень личные проблемы.

Оставшуюся часть поездки мы провели в тишине, частично дискомфортной, частично желанной. Надеялась, что он спохватился — ничем не оправдана такая открытость, неприятна ни ему, ни мне.

Когда мы припарковались на стоянке магазина, Вадим задержал меня, мягко, деликатно положив ладонь на мое предплечье. Напрягшись, я повернула голову, перевела взгляд с его руки на лицо, очень серьезное. Глаза прожигали.

— Я должен был раньше объяснить вам все это. Во-первых, что подробности этой чертовой истории выуживал сам, складывал два и два.

Вот так. Никаких полутонов, недомолвок.

Он не торопился, как будто заранее приготовился все это сказать, прокручивал в голове свои слова неоднократно: