Люди в сером. Трилогия (СИ) - Юрченко Кирилл - Страница 30

— Говорят, собаки обладают сверхъестественным чутьем, — за спиной Георгия произнес Лазаренко. — Я слышал, у каких-то северных народов есть поверье, мол, если посмотреть между ушей собаки, можно увидеть лесных духов. Ну что-то в таком роде.

Георгий через плечо метнул на него строгий взгляд.

— Михаил Исаакович, давайте без этих штучек обойдемся. Тоже мне, выдумали. И ты не ной! — приказал он Лайме. — Ищи!

Подчинившись, Лайма нехотя покрутилась по комнате. Встала у окна и завыла. Георгий зажать ей пасть.

— Тихо, дурочка. Не шуми, покойников разбудишь, — засмеялся он, глядя на встревоженное лицо Лазаренко. — Что и требовалось доказать! Они оба были здесь, Коля и наш с вами злой гений. А тела выносили через окно.

— Почему она так реагирует? — волнующимся голосом спросил старик, не сводя взгляда с овчарки.

— Собака. Темное существо, что с нее взять? — ответил Георгий, но неуверенность Лазаренко теперь частично передалась и ему. Избавиться от нее можно было, только отдавшись делу и самому себе доказав, что ничем сверхъестественным тут не пахнет.

Он встал у подоконника и осмотрел раму. Одна створка не заперта на щеколды, а лишь притворена.

— Это окно всегда открыто?

Лазаренко неуверенно мотнул головой.

Георгий еще раз осмотрел раму. Окно стандартное и открывается внутрь, но рама, разбухшая от влаги, иначе бы распахнулась от ветра, и это обязательно кто-нибудь бы заметил. А вот если надавить снаружи, можно открыть и проникнуть сюда — без шума, без пыли. Он осторожно потянул за ручку и открыл окно. Неплохо бы снять отпечатки, проверить — но всем этим заниматься некогда, а официально — даже и речи быть не может.

Он достал фонарик и перегнулся через подоконник. Выхваченная из полумрака трава под окнами, если и была когда-то примятой, то сейчас ничто об этом не говорило. Прошло много времени, дождь был. Едва ли Лайма возьмет след. И все же стоит попробовать взять след с улицы. Георгий собирался уже полезть обратно, как вдруг пальцы его нащупали на металлическом козырьке что-то скользкое. Он посветил — край козырька отогнулся, образовав острую как нож кромку На этой кромке он увидел субстанцию серебристого цвета, похожую на густую слизь. Как еще дождем не смыло. Но она была жирноватая на ощупь, потому, видимо, и выдержала непогоду.

Георгий понюхал пальцы — и передернулся от неприятного запаха. Сразу вспомнил о плаще чужака — на нем была такая же на ощупь склизкая субстанция, похожая на сопли. На странный цвет ее тогда он не обратил внимания, слишком был перевозбужден столкновением с чужаком. Но сейчас припоминал — кажется, у «соплей», размазанных теперь по ткани, тоже был серебристый оттенок.

— Михаил Исаакович, — позвал он, — не наши ли покойники тут наследили?

Он показал руку, направляя ее к свету потолочных ламп.

— Не знаю, — сощурился Лазаренко, разглядывая слизистое пятно на коже. — Цвет уж больно непонятный.

— На серебрянку похоже, — хмыкнул Георгий. — Только это не краска.

— Давайте я под микроскопом взгляну, — предложил старик.

В руках его, как давеча зажигалка, откуда-то появился коробок со спичами, прямо как у фокусника. Он извлек одну и, сделав соскоб с пальцев Георгия, удалился. Пока старик занимался исследованием, Георгий нашел раковину, вымыл руки и осмотрел кожу на пальцах. Все-таки хорошо, что о козырек не порезался, запросто мог. Не хватало еще заразу какую подцепить. Еще бы чуть-чуть…

Вытерев руки о полотенце, Георгий хотел обнять Лайму, но та шарахнулась от него, едва он приблизился, протянув к ней ладони.

— Ты чего, дурочка? — Георгий спрятал руки за спину, дозволил собаке снова приблизиться и, не показывая ладоней, погладил ее правой рукой за ушами.

Видимо, ей не по душе был оставшийся на коже запах. Все-таки у собак чутье не в пример человеческому. Он сам обнюхал подушечки пальцев: да, вонь настолько въедливая, что просто так от нее не избавишься.

Старик вскоре вернулся.

— Ну что там?

— Все это странно. Похоже на колонию бактерий. Первый раз вижу, чтобы так много и все живые. Как будто свежий посев…

— Ладно, я в этом все равно не разбираюсь. Давайте выйдем на улицу.

Когда они очутились на больничном дворе и крадучись обошли здание, Лайма, как Георгий и предполагал, не смогла взять след, смытый дождем. Он давал ей по очереди то кед Чубасова, то плащ странного чужака. Оба раза собака обегала кругом небольшой пятачок, возвращалась к стене, пытаясь дотянуться до окна, где еще оставался запах, и все время поскуливала.

— Ладно, одно мы определили. Они здесь побывали. Теперь давайте попробуем взять след незнакомца от дома Чубасова, — предложил Георгий. — Куда-то ведь этот тип убежал.

Грузный Лазаренко тяжело сопел, еле поспевая за Георгием, которому, в свою очередь, приходилось сдерживать собаку. Поводок натянулся, и к Волкову, как всегда в такие минуты, вернулись воспоминания, связанные с армейской службой. Романтика, чувство риска, азарт преследования — все воедино. Он чувствовал в себе достаточно сил, чтобы идти за Лаймой куда угодно, хоть по пересеченной местности. Однако сейчас обузой был старик. Вряд ли он выдержит такой темп.

— Михаил Исаакович, вы можете остаться, — предложил он, остановившись.

— Нет, я с вами! — продышался тот и упрямо мотнул головой. — Я сегодня себя хорошо чувствую.

Правда, зачем-то достал ингалятор и вдохнул дозу.

— Это на всякий случай, — поспешил он развеять сомнения Георгия.

Через пятнадцать минут ходьбы по улицам, залитым тусклым искусственным светом, они оказались на месте. Расселенный наполовину дом спал. И казалось, особенно зловеще чернеют окна в квартире Чубасова.

— Как думаете, он мог вернуться? — зашептал старик, глядя вверх.

Георгий тоже думал об этом.

— Сейчас проверим.

Лайма поначалу было заартачилась, учуяв след незнакомца возле подъезда, но, когда Георгий шикнул на нее, успокоилась быстро, из чего он заключил, что, скорее всего, уродливый тип сюда не возвращался. Но на всякий случай все же поднялся наверх. Дверь в квартиру Коли была не заперта. Это понятно — вряд ли Чубасов, когда его увозили на «скорой», вспомнил о ключах. Георгий вошел, помня, что свет в коридоре включить нельзя. Собака жалась к нему, пока они шли вдоль комнат, пугающих своей чернотой, и Волков, держа на изготовку пистолет, а в другой руке — фонарь, согласен был с Лаймой в том, что ему так же жутко здесь, как и ей.

Убедившись, что квартира пуста, направился к выходу. Лайма вдруг кинулась на площадку. Зарычала. Раздался женский крик. Георгий выбежал и увидел тетку в шлепанцах и накинутом поверх ночной рубашки халате.

— Назад! — крикнул он Лайме, которая, впрочем, не делала попыток кинуться на женщину.

— Вы кто? — спросил он вжавшуюся в стену тетку. Это была другая соседка, не та, из квартиры которой он звонил в «скорую».

— Я внизу живу, — дрожащим голосом ответила она. — А вы кто?

Георгий достал удостоверение. Показал издали.

— Да-да, Клавдия говорила про вас. Простите. Я услышала, кто-то ходит. Ну и хотела посмотреть. А что он натворил-то? — спросила она.

— Спокойной ночи, — учтиво сказал Георгий, не ответив на ее вопрос.

Выйдя из подъезда, Георгий позвал старика. Михаил Исаакович вышел к нему из-за семейки кленов, где они недавно прятались вдвоем.

— Там никого, — сказал ему Георгий.

— Я уже понял, — ответил старик. Он немного дрожал: то ли от холода, то ли от волнения.

— Ну что, продолжим?

Георгий снова дал собаке понюхать плащ. Лайма, видать, уже немного привыкла к запаху и в этот раз пошла без принуждения, но в то же время и без особой охоты. Обычно, когда входила в раж, частенько забывала о правилах и рвалась с поводка. А сейчас нет — значит, трусит. Георгию это не нравилось, но он не мог отказать себе в удовольствии изловить загадочного незнакомца.

Когда они в быстром темпе прошли квартал, где преобладали такие же старые дома, как тот, в котором жил Чубасов, Георгий приказал Лайме стоять, чтобы дать отдышаться Лазаренко. Собака охотно послушалась.