Офсайд (ЛП) - Саваж Шей - Страница 12

– Знаю.

– Это, вроде как, круто.

– Мама настояла, чтобы я научился это делать, – непроизвольно ляпнул я и тут же пожелал взять слова обратно.

– Так твоя мама сегодня здесь? – спросила Николь, сделав глоток своего чая.

На секунду я напрягся. Горло сдавило. Я не привык, чтобы кто-то о ней спрашивал. Мы жили в таком маленьком городке, и все знали эту историю, так что меня никогда не спрашивали об этом.

– Эм… нет… эм… моя мама умерла.

– Ох, черт! – Николь фыркнула чаем и постаралась стереть стекающие по подбородку капли. Я не смог сдержать слабой улыбки, когда она вытирала свое лицо и платье, стараясь стряхнуть влагу, и одновременно с этим проливая напиток еще больше, так как пыталась не уронить стакан. – Мне так жаль, Томас! Я понятия не имела!

– Все в порядке, – ответил я. Ее сумбурный вид разрядил обстановку, но я не смог полностью остановить тягостные воспоминания. – Это было давно.

– Тем не менее… мне действительно жаль. – Она вытерла жидкость с передней части платья. Пару минут мы просто стояли в неловкой тишине и смотрели на реку, прильнув к балконным перилам. Мой разум работал на предельной скорости, стараясь определить, как мне следует поступить в данной ситуации. Какой была моя роль? Каковы были мои реплики? Должен ли я сказать ей больше?

Я не мог продолжать держать это в себе, и, в конце концов, та небольшая часть, что переполняла меня, выплеснулась наружу:

– Была авария, – сказал я. Я не мог назвать это несчастным случаем. Если бы не я, то ничего бы не произошло, так что это не было гребаным несчастным случаем. – Мне тогда было двенадцать.

– Что произошло? – тихо спросила она.

Это слишком.

Потянувшись вниз и ухватившись за перила, чтобы успокоить руки, я взглянул на реку. Я весь внутренне напрягся, стараясь избежать подступающие воспоминания – буквально выдавливая их из своей головы, пока виски не начали пульсировать.

– Прости, – сказала Николь. – Тебе не обязательно об этом говорить.

Я сглотнул сквозь сдавленное горло. Я не хотел думать об этом – не хотел ворошить воспоминания – но все еще хотел, чтобы она знала. Не знал, почему хотел, чтобы она знала, но именно так и было.

– Она врезалась в дерево, – сказал я сквозь стиснутые зубы. Я не смотрел на нее, продолжал пристально таращиться на воду и слушать, как она шумит среди камней. Моя голова пульсировала, но попытка вытеснить эти воспоминания из сознания была мучительной.

Я почувствовал холодное прикосновение к своей руке и опустил взгляд – пальцы Николь медленно пробегали вверх и вниз по моему предплечью. Мои мышцы напряглись и затвердели, пока сжимал перила. Но когда она прикоснулась ко мне, мой захват ослаб, и я начал расслабляться. Я наблюдал, как ее тонкие пальцы скользили по волоскам на моей руке.

– Я не хочу вмешиваться, – прозвучал ее мягкий голос, словно песня. Я слегка покачал головой не в силах найти подходящих слов. Она, должно быть, неправильно поняла, потому что отдернула руку, нервно прижав ее к боку.

Я не хотел, чтобы она убирала ее от меня.

Мне хотелось, чтобы она снова ко мне прикоснулась, потому что боль в моей голове прошла, а воспоминания перестали пытаться вырываться наружу. Мне хотелось прикоснуться к ней, чтобы узнать, была ли ее кожа действительно такой же мягкой, какой выглядела. Я хотел ощутить прохладу ее рук, все еще влажных от капель конденсата с стакана, что она держала, контрастирующими с теплотой ее тела.

В помещении зазвучала музыка, и пары начали выходить на танцпол.

– Не хочешь потанцевать? – вдруг спросил я.

– Потанцевать? – она отступила на шаг. – Оу… я не танцую.

– Почему нет?

– Эм… Я не умею? – Ее слова прозвучали как вопрос.

– Тебе не нужно уметь, – сказал ей. – Я покажу тебе.

– Не думаю, что…

– Пожалуйста, – попросил я, протянув руку. Я просто хотел еще раз к ней прикоснуться… лишь на пару минут.

– Ладно, – наконец ответила она, вложив свою руку в мою. Я повел ее на танцпол и положил руку ей на талию.

– Положи руку мне на плечо, – попросил я и она подчинилась. Я взял ее за руку, ощущая прохладу пальцев. – Вот так.

Поначалу она была напряжена, немного спотыкалась, но это длилось лишь пару тактов, пока она не расслабилась, позволив мне вести, и стала выглядеть потрясающе грациозно, когда я кружил ее в танце. Она улыбнулась мне, а затем ее глаза резко потемнели.

– В чем дело, Мэлоун? – вдруг спросила она.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду… ты тот же парень, которого я видела в школе?

– Ну… да, разумеется! – рассмеялся я.

– Ты взрываешь мой мозг, – пробормотала она.

– Прости, что? – переспросил я.

– В школе ты полный придурок, – выдала она.

Я рассмеялся.

– Не сдерживайся, – посоветовал я, – а то заработаешь язву.

– На поле ты задница.

– Это совершенно другой костюм, – не задумываясь, ответил я.

– Костюм? – Николь на довольно долгий период прекратила свою тираду, чтобы посмотреть на меня снизу-вверх из-под бровей.

Я опустил глаза и похлопал большим пальцем по отвороту пиджака моего смокинга.

– И это тоже совершенно другой костюм – он отличается от униформы моей команды, – объяснил я.

– Так что, – воскликнула она, – ты становишься совершенно другим человеком, потому что ты в другом… костюме?

Слова Жака самовольно сорвались с языка:

– Весь мир – театр, Румпель, – сказал я и подмигнул.

– В нем женщины, мужчины – все актеры, – продолжила она, улыбнулась и приподняла брови.

Я закружил ее на месте в медленном темпе, а затем вновь прижал к себе ближе.

– У них свои есть выходы, уходы, – процитировал я. – И каждый не одну играет роль²⁷.

Ее улыбка стала шире, и она была потрясающей. Мою грудь сдавило, дышать стало труднее. Я сбился с шага в танце.

Я хотел ее узнать.

Хотел, чтобы она узнала меня.

Не того придурка со школы.

Не парня в смокинге.

Не вратаря на поле.

Просто меня.

Но я не знал, кем я был.

Мои мысли разгоняются с бешеной скоростью, идея о том, чтобы проводить с ней больше времени и просто… разговаривать становилась все более и более привлекательной. Но в то же время она пугала меня. Я могу представить себя, рассказывающем о многом Николь – возможно, даже слишком многом. Что она подумает о моих рисунках? Нравится ли ей классическая музыка? Подумает ли она, что все это лишь дурацкая трата времени? А что если она узнает, какой бардак творится в моей голове? Она уже думала, что я задница, и я в принципе не могу отрицать, как это определение мне подходит – уж точно я не был благоухающей розой. Что бы она подумала, если бы знала, что даже собственный отец терпеть меня не мог? Что если бы она узнала, почему он так сильно меня ненавидел?

Что бы она подумала, если бы узнала, что я убил собственную мать?

В пьесе Шекспира «Венецианский купец» Ланчелот сказал: «но истины не утаить». Так или иначе, мне нужно будет держать ее в неведении о том, каким ужасным я был на самом деле.

Ну и как мне это сделать?

– Собираешься сорвать вишенку²⁸ с этой малышки? – спросил папа по дороге с банкета.

– Блядь, да, – ответил я на автомате.

– Черт, – рассмеялся папа. – Это реально выбесит ее отца.

– Хех, – слегка улыбнулся я и облизал губы. – Вот именно.

– Что ж, возьми ее в оборот, чтобы она делала за тебя задание по биологии, – сказал папа. – Ты не должен терять концентрацию, но чуть приструни ее, если потребуется. Грег все талдычил, какая она смышленая, так что, если правильно все разыграешь, может она позаботится и о других твоих домашних заданиях.

– Да, это было бы здорово, – сказал я и кивнул в подтверждение, в то время как в голове вновь прокручивал каждый проведенный с ней момент.

Вот она в капюшоне позади моих ворот.