Лиррийский принц. Хроники Паэтты. Книга III (СИ) - "postsabbath" - Страница 115

Очень сложно было пытаться уснуть на острых камнях и пронизывающем ветре. Драонн, свернувшись клубочком, пытался вжаться в холодный бок одной из скал с подветренной стороны, чтобы хоть как-то защититься от пронзительного ночного холода. Увы, в этих каменных лабиринтах ветер гулял так, как ему вздумается, по десять раз за ночь меняя своё направление. Принцу казалось, что ветер - живой, и что он специально дует именно на него. Действительно, стоило Драонну укрыться за скалой, как ветер, будто разозлившись, начинал дуть сильнее, а вскоре и вовсе начинал поддувать с противоположной стороны.

Драонн и до этого спал очень мало, а теперь и вовсе смыкал глаза лишь на один-два часа, после чего просто лежал с закрытыми глазами, иногда переползая на другую сторону скалы, чтобы хоть ненадолго укрыться от дерущего кожу ветра.

Но эти моменты не были для него столь ужасны, как раньше. Он лежал, и его разум был чист от всяких мыслей. Перед его мысленным взором не являлись укоряюще печальное лицо Аэринн, которую он бросил, чтобы спасти от смерти другую женщину, которую он тоже любил. Он не видел изувеченное тельце сына, не видел двух подпалин на стене комнаты дочери. Он не видел даже гигантского орла - тот больше не приходил к нему во сне. Это была блаженная пустота, которая восстанавливала его силы получше любого сна. Практикующий маг назвал бы это состояние глубокой медитацией, Драонн же просто наслаждался им, никак не называя.

И так день за днём, миля за милей, он двигался прямо на запад, насколько это было возможно. Каждый шаг давался чуть тяжелее предыдущего, хоть ноша с каждым днём становилась всё легче. Всё больше съёживался бурдюк, всё сильнее опадали бока заплечного мешка. На четвёртый день пустыни Драонн выбросил колчан и лук - всё равно здесь не было ни добычи, ни врагов, а тащить лишнюю тяжесть было уже невмоготу.

Ещё через пять дней пути воды осталось не больше чем половина пинты[1]. Даже делая по паре глотков в день, это количество можно было растянуть максимум на три дня. Горло пересохло так, что мясо, которое перед копчением засолили в морской воде, в него уже не пролезало, а сухари лишь царапали его. Да и есть теперь совсем не хотелось - голод затмевался жаждой.

Уже несколько минут Драонн сидел на валуне, тщетно пытаясь разжевать небольшой кусок мяса. Однако это было бесполезно - во рту не было ни капли слюны. Наконец, не выдержав, принц с отвращением сплюнул так и не поддавшийся кусочек на землю. Несколько мгновений он зачарованно смотрел на него, а затем вдруг, охваченный внезапной вспышкой ярости и отчаяния, отшвырнул от себя мешок с остатками провизии.

Стало ясно, что в ближайшее время он умрёт. Никакого пика впереди видно не было, а без воды он протянет, самое большее, день или два. Он всё ещё по утрам облизывал языком шершавые бока скал, вбирая мельчайшие кристаллики инея вперемешку с вековой пылью, но это не могло уже ничего исправить.

Проклятый Ворониус! Он всё соврал, этот старый ублюдок! Нет никакого орла - здесь нет вообще ничего кроме этой треклятой пустыни! Никакой он не мессия! Всё было напрасно - его смерть, смерть его семьи, смерть тысяч лирр и людей... Всё это было бессмыслицей! Насколько же глуп был он, Драонн, что выбрал столь сложный способ умереть! Стоило ли тащиться через океан, чтобы подохнуть среди этих скал, где нет грифов, или даже червей, которые пожрали бы его останки!

Драонн хихикнул, представив, как его тело, иссушенное, будет лежать тут тысячелетиями прямо рядышком с этим неразжёванным кусочком мяса, столь же нелепое и бессмысленное, как и он. Звук его хриплого хихиканья рассмешил принца ещё больше, и он начал смеяться, а затем и безумно хохотать, уже не имея возможности сдержаться.

Хохот этот через какое-то время сменился бесслёзным плачем. Драонн был обезвожен настолько, что слёз больше не было, и потому он хрипло рыдал, завывая и скуля. Вскоре его начали бить конвульсии, и принц повалился с валуна, сотрясаясь в приступе. Кровили содранные об осколки камней ладони, щёки, затылок... Его тело ломалось под самыми невероятными, казалось бы, углами, а изо рта доносились лишь хрипы, в которых уже не было ничего лиррийского.

Когда приступ закончился, Драонн около получаса лежал вообще без движения. Затем он кое-как приподнялся, морщась от боли в саднящих ладонях. Сел на валун, с которого упал ранее, огляделся. Горькая усмешка пробежала по его всё ещё искажённому рту. Он увидел свой бурдюк, валяющийся на камнях. Пробка не была вставлена, и камни у горлышка были темнее окружающих.

Медленно подняв бурдюк, Драонн ощутил, что там осталось вода, но совсем немного - три-четыре глотка, не больше. Подумав мгновение, он поднёс бурдюк ко рту и жадно выпил остатки бесценной влаги. Затем всё с той же мрачной усмешкой он отбросил бесполезный теперь кожаный мех туда же, где лежала сумка с провизией.

У принца было огромное искушение просто лечь прямо здесь, закрыть глаза и умереть. Или же полоснуть кинжалом по горлу, чтобы смерть пришла быстрее и милосерднее. Пальцы, казалось, сами сплелись на рукояти, готовые выполнить последний приказ своего хозяина. Но, замерев ненадолго, они медленно сползли и сжались в кулак.

- Не дождёшься! - неведомо кому прохрипел Драонн.

Внезапная ярость придала сил, так что даже слабость после перенесённого приступа, казалось, исчезла. Встав, принц зашагал дальше на запад. Пусть ему осталось недолго, пусть, по большому счёту, нет никакой разницы - умереть здесь, или в пяти-шести лигах западнее, он всё же будет идти, пока у него будут силы! В этом нет никакого смысла, но он будет идти вперёд! Потому что останавливаться ещё более бессмысленно.

***

Прошло два дня с тех пор, как Драонн выпил последние капли воды, что у него оставались. Вот уже два дня он ничего не пил и не ел. По его ожиданиям он должен быть уже мёртв, ну или хотя бы при смерти, однако же его состояние ничуть не отличалось от того, каким оно было тогда, когда он отбросил пустой бурдюк в сторону.

Драонн никогда ещё не бывал в такой ситуации, он никогда не доводил себя до такой степени истощения от нехватки воды и пищи, а потому, конечно, не мог с полной уверенностью знать, что чувствуют живые существа в этот миг. Однако же ему казалось, что всё должно быть немного не так. Да, ему ужасно хотелось пить, но при этом он не терял сознания от обезвоживания, как, казалось бы, должен был. Может быть, думалось ему, всё это случится внезапно? Но до тех пор он ещё успеет сделать хотя бы один шаг.

Ещё одна мысль всё глубже ввинчивалась в его мозг. А вдруг он уже умер, и это - то посмертие, которого он удостоился? Вдруг ему суждено вечно идти по бесконечной пустыне среди этих торчащих каменных бивней? Может быть, его тело так и осталось лежать возле того валуна, рядом с так и не разжёванным кусочком вяленого мяса?

Но Драонн не чувствовал себя умершим. Гудели от усталости сбитые в кровь ноги, саднили исцарапанные ладони, зубы стучали от холода. Иногда он малодушно щипал себя за руку, и всякий раз ощущал под пальцами плоть - пусть совсем истаявшую, едва обтягивающую кость, но, кость тоже вполне материальную.

Может быть, в этом было проявление воли Бараканда? Но проклятый орёл, кажется, совсем позабыл о своём избраннике, не навещая его даже во сне. Уж не потому ли, что никакого Бараканда в природе не существовало?..

Несмотря на то, что пейзаж вокруг был абсолютно однообразным, и все скалы были неуловимо похожи друг на друга; несмотря на то, что у Драонна уже не было сил поднимать голову вверх, чтобы определить, где находится солнце; несмотря даже на то, что его ноги сейчас брели, кажется, сами по себе, совершенно не советуясь с головой; так вот, несмотря на всё это измождённый принц почему-то был уверен, что идёт правильно, следуя строго на запад. Каждый шаг приближал его, но неясно - к чему. Можно было сказать и иначе - каждый шаг удалял его от Кэйринн...

На следующий день, несмотря на то, что Драонн по-прежнему вполне обходился без воды, силы стали окончательно его оставлять. У него стало мутиться в голове, двоиться в глазах. В конце концов стали подкашиваться ноги. Наконец, неудачно наступив на довольно крупный обломок камня, принц упал ничком и с полной ясностью понял, что встать уже не сможет.