На грани развода - Трауб Маша - Страница 3

Мама не слышала, что сказал зять. Или слышала, но сделала вид, что не слышит. У них с Гришей и без того были прохладно-вежливые отношения. А Марина на Гришу обиделась. Каким-то чудом ей удалось завести машину и вырулить. Она тогда не курила – бросила, когда узнала, что беременна Аней, и спокойно держалась после родов. Даже позывов взять сигарету не возникало. Но когда они доехали до зоопарка, Марина вывалилась из-за руля, нашла ближайшую курилку и попросила сигарету с зажигалкой у таксиста. Она выкурила крепкую сигарету, закашлялась, поперхнулась дымом, чуть не грохнулась в обморок, но успокоилась. С тех пор она курила и не собиралась бросать.

В зоопарке, где можно было кормить зверей, Аня испугалась уже на входе, у клетки с кроликами. Марина тоже терпеть не могла всяких зайцев, хомяков, шиншилл, а у дочки неприятие животных и страх перед ними только закрепились. От собак Анюта в испуге шарахалась, к кошкам испытывала легкую неприязнь. Даже повзрослев, Аня не стала спокойнее. Могла расплакаться от собачьего лая, отказывалась ездить в лифте в компании даже с самой маленькой собачонкой, которая сидела на руках у хозяйки. Девочка не гладила кошек, не кормила голубей хлебом и не восторгалась уточками на пруду в парке. Пони, лошади? Нет, дочь никогда не просилась покататься, хотя все дети выстраивались в очередь, чтобы сделать круг на старом пони Геракле, который был таким же неизменным атрибутом их парка, как главная кормушка для белок.

Марина даже подумывала завести какое-нибудь домашнее животное, чтобы Аня научилась справляться с эмоциями и перестала застывать на месте, едва завидев вдалеке собаку. Хотя, когда Аня отказывалась заходить в лифт с псом, вернувшимся после вечерней или утренней прогулки, да еще во время дождя, Марина прекрасно понимала дочь. Собаки воняли нестерпимо. Марина, чувствительная к запахам, ощущала, как подступала тошнота – именно на запах мокрой псины особенно остро реагировал желудок. Да еще Гриша купил себе парфюм, дорогой и модный. Но для Ани это был песий запах. Она сказала мужу, что его новый аромат не очень ей нравится, а Гриша обиделся и долго допытывался – почему не нравится? Может, у нее есть ассоциации?

– Ты сейчас намекаешь на прошлое? – устало повторяла Марина. – Нет, просто мне не нравится запах.

Гриша не верил: всем нравится, а ей нет?

Тогда, после зоопарка, остаток отпуска прошел сложно. Анюта обгорела, капризничала, отказывалась есть и спать. Мама тоже обгорела и страдала, решив демонстративно сесть на диету. Гриша уходил плавать два раза в день. Подолгу. Ходил загорелый, довольный и бодрый. Марина металась между дочкой и мамой, и, наверное, тогда произошел первый надлом. Ей перестал нравиться Гриша. Нет, ничего явного, он оставался заботливым отцом и мужем – бегал в аптеку, за продуктами, играл с Анютой, справлялся о здоровье тещи. Но то неосторожное замечание в адрес матери Марина не могла выбросить из головы. Так бывает – засело и не выбьешь. Да даже не в этом дело. У Марины именно тогда открылись глаза: они с Гришей жили на параллельных прямых, не пересекаясь.

Гриша считал, что Анюту нужно заставлять заходить в море, Марина была убеждена – лучше подождать, не давить, не доводить до слез и еще одного страха. Марина считала, что можно обойтись без обеда, зато приготовить вкусный ужин, Гриша же предпочитал плотно обедать и не ужинать. И таких мелочей набиралось много, по чуть-чуть, по капле, как из протекающего крана. Звать сантехника вроде бы рано, можно поплотнее, с усилием, закрутить кран и вроде бы временно не будет капать. А потом поменять прокладку, сэкономив на смене сифона. Еще на пару месяцев хватит, а там видно будет. Вот и Марина стала проживать свою семейную жизнь по такому же принципу – меняя прокладки, закручивая, завинчивая, оставляя тряпку, чтобы влага впиталась. И только в последний год она поняла, что ее жизнь, ее брак уже никак не заклеить и косметический ремонт не спасет – проще все снести и построить заново. Она вглядывалась в лицо Гриши и удивлялась – его все устраивало, он ничего не чувствовал, не видел, что она раздражена, расстроена, не находит себе места. Да, он знал, что жена плохо себя чувствует, но списывал все на атмосферное давление, обещанные Гидрометцентром перепады температур и обычную усталость. Даже скоропалительный отъезд, можно сказать, бегство, Гриша воспринял спокойно. Не удивился.

Сейчас, стоя во дворе семейного отеля, Марина отчетливо вспомнила тот отпуск. Стоило уйти еще тогда, когда было не так страшно, когда маленькая Анюта многого не понимала. С каждым годом ломать жизнь становится все страшнее и больнее – Марина это точно знала на собственном примере. Ее стало мутить от сигареты. Одно ухо так и оставалось заложенным. Она хотела снять с себя футболку, пропитавшуюся потом, джинсы, прилипшие к ногам, смыть под горячим душем часы перелета и надеялась, что хоть номер окажется приличным и ей не придется скандалить и переселяться.

– Я курю и буду курить там, где хочу и когда хочу, – отчеканила она. – Единственное, что я вам могу пообещать, – не выпускать дым в лицо младенцам. Все? Больше никаких правил?

– Нет… – смутилась Женя, но лишь на долю секунды, после чего продолжала щебетать: – У нас сегодня вечер знакомств. Собираемся здесь, во дворе. Пока взрослые будут разговаривать, дети поедят мороженое. Мы уже купили коробку на всех.

– Мам, я хочу мороженое, – подала голос Аня, которая стояла рядом и не без интереса слушала разговор взрослых. Марина собиралась напомнить дочери о правилах приличия, но сдержалась.

– Пойдем сначала поднимемся в номер и разберем чемоданы. Там видно будет, – сказала она дочери. Последняя фраза относилась к Жене, но та уже переключилась на Аню.

– Приветики-рулетики! Какое у тебя красивое платье! Приходи и маму приводи вечером. В семь. Ты какое мороженое любишь? У нас есть шоколадное, ванильное, фисташковое и клубничное! Тебе сколько лет? В школу в этом году идешь или уже во второй класс перешла? А мы тут аппликации делаем. И играем в горячую картошку. Ты любишь играть в картошку? Или в вышибалы?

Аня, не привыкшая к такому потоку вопросов, опешила и молчала. К тому же она впервые видела женщину, которая умудрялась изображать сразу все действия жестами и мимикой. Женя показала, как ест мороженое, как бросает невидимый мяч, как приседает, ловит, уворачивается. На лице отобразилась вся гамма эмоций – удивление, радость, восторг.

– Пойдем. – Марина позвала дочь, демонстративно затушив окурок в стоявшую под деревом глиняную миску, расписанную детскими каракулями-узорами.

– Ой, это же наши поделки! Дети разрисовали! – ахнула Женя, но тут же переключилась: – Да, кстати, будете покупать йогурты, упаковку не выбрасывайте, мы из них человечков делаем. Вам, кстати, повезло! Достался номер для молодоженов! Там огромный балкон с видом на море и горы. Мы все сегодня ходили и любовались! И если у вас есть цветные карандаши, краски и бумага – сдавайте. У нас тут все общее!

Марина сжала зубы и потащила тяжелые чемоданы на второй этаж. Ей было неприятно, что «мы все», кем бы они ни были, ходили по «ее» номеру и «ее» балкону. Вряд ли после массового посещения уборщица еще раз помыла пол. Да, она взяла для Ани и бумагу, и краски, но делиться точно не собиралась. Что вообще за колхоз, где все общее, включая детей? И Женя эта, в роли добровольного массовика-затейника-аниматора? Ей заняться, что ли, нечем? Странная мимика. Лицевые тики? Марина внутренне понадеялась, что хоть кто-нибудь в этом отеле окажется адекватным. Или тут все с причудами?

Номер для молодоженов оказался тесным, но с огромной кроватью, да еще и под балдахином, который с четырех сторон удерживали деревянные стойки. Впрочем, балкон и вправду впечатлял. Марина села на стул, отметив наличие кофейного столика и пепельницы на нем, и застыла от восхищения. Море, лодки, яхта и крошечный, будто игрушечный, островок, почти рядом, кажется, рукой можно дотянуться. На островке явно теплилась жизнь – вокруг стояли лодки и катера. Марина подумала, что надо спросить у местных при случае про остров и как до него добраться – он буквально притягивал. Балкон тянулся за угол, где открывался не менее завораживающий вид на горы.