На грани развода - Трауб Маша - Страница 1

© Трауб М., 2019

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

Марина буквально вывалилась из микроавтобуса, нащупала в сумке пачку сигарет, прикурила и с наслаждением затянулась. Два часа поездки по серпантину она выдержала с трудом. Хорошо, хоть Анюта проспала всю дорогу.

– Мам, мы приехали? Мы здесь будем жить? – Семилетняя Анюта оглядывалась по сторонам. Общий двор, большой стол, стулья, скамейки, детская мебель, качели, пластмассовая горка.

– Кажется, да, – ответила Марина.

Отель оказался не «небольшим», как указывалось на сайте, а совсем крошечным. Три номера на первом этаже с выходом во двор. Несколько на втором. Семей на шесть, не больше.

– Приветики-рулетики! – подбежала к Марине молодая женщина. – Меня Женя зовут. А тебя?

– Добрый день. Марина, очень приятно. И, если можно, на «вы». – Марина не собиралась быть невежливой, но панибратство ее раздражало.

– Ой, а у нас тут все на «ты» и все дети общие! Если что, присмотрим за твоей… за вашей… как зовут дочку?

– Дочь зовут Анной. Спасибо, не надо. Я сама за ней присмотрю. – Марина демонстративно отвернулась. Только назойливой подружки ей в первый день не хватало.

– Мы решили, что здесь, то есть на общей территории, во дворе то есть, мы не курим, – продолжала Женя как ни в чем не бывало. – Ну чтобы дети не видели. Понимаете?

Марина повернулась и посмотрела на Женю. Есть такие женщины – вечные веселушки-хохотушки. Непробиваемые и неунывающие. На щеках – ямочки. И круглые глаза с сохранившимся в них непонятно как и почему детским восторгом. Женя не была толстой, как того требовал образ, но лишь в силу молодости – на вид ей было около тридцати. Лет через пять, подумала Марина, она нарастит нужную массу и окончательно оформится в толстушку. Сейчас же она представляла собой сдобную булочку, свеженькую, только из печки, еще упругую и аппетитную. Марина, которая в прошлом году отметила сорокалетие, позавидовала молодости и упругости. Лицо, правда, у Жени было странное – мимически активное. Женя интенсивно морщила лоб, строила гримасы, поджимала и надувала губы, и все это происходило вне зависимости от текста, который она произносила. Говорила Женя тоже забавно, растягивая звуки, тщательно артикулируя, будто рассказывая сказку детям. Марине ее голос напомнил аудиокнигу, которую она слушала в машине, но так и не добралась до конца записи – голос актрисы очень раздражал. Вот и у Жени был такой же голос.

– Вообще-то у нас никто не курит, – сказала эта странная женщина, и ее брови поползли вверх, а уголки губ – вниз. Женя успела еще и причмокнуть и показать, как курит, и замахать руками. Звучало это еще более странно, будто Женя разговаривает с маленьким ребенком, с которым нужно сюсюкаться и все звуки произносить членораздельно.

– Вы логопед?

– Нет, – ответила Женя и показала, как она удивлена.

Марина смотрела заворожено на весь этот калейдоскоп, состоящий из мимики и жестов. Настроение у нее испортилось окончательно. Перелет был тяжелый – она не любила летать. Не то чтобы панически боялась, не до аэрофобии, но всегда оглядывала очередь пассажиров, выстроившихся на посадку. Если в очереди видела маленьких детей, ей становилось легче. Почему-то она была уверена, что самолет, в котором есть маленькие дети… в общем, должно быть все хорошо. Нет, она не была верующей и даже в тяжелые моменты не обращалась к Богу, но в самолете многие перестают быть атеистами. Да, Марина считала, что какая-то высшая сила должна уберечь маленьких детей от катастрофы.

А тут еще она полетела с насморком, и при посадке у нее так болели уши, что она не удержалась и заплакала. Анюта переживала и гладила ее по руке. Потом тоже расплакалась от страха, обычного детского страха. Они ведь всегда ездили семьей, с папой или с бабушкой, и в первый раз поехали отдыхать без них. Так решила Марина. Мужа она поставила перед фактом. Отель нашла в последнюю минуту, за билеты, купленные чуть ли не накануне вылета, переплатила. Марина даже себе не могла ответить на вопрос, с чего вдруг ее понесло в не самое популярное у туристов место. Да еще этот отель… На сайте значилось, что он семейный, и Марина решила, что да, ей нужен именно семейный отель, плохо понимая, что это значит. Но подумала, что там точно должны быть дети и Ане будет не скучно.

– У вас с Гришей что-то случилось? – осторожно спросила Маринина мама, когда она сообщила ей, что они с Аней улетают на море, и на дачу, как собирались, не приедут.

– Нет, все хорошо. Просто хочется уехать. Побыть с Аней. Нам вдвоем. Не знаю, как объяснить. Я же ее практически не вижу. Школа, продленка, секция. Мне на общение с ней остается или раннее утро, когда я еще говорить не могу, или поздний вечер, когда уже не могу. Выходные с ней Гриша проводит. Им хорошо вместе, а я вечно все порчу. То попкорн в кино запрещаю Ане есть, то гулять в парке подолгу не хочу. Им вдвоем веселее, без меня. Мне кажется, я ее упускаю. Прости, что не приедем к тебе. Я устала, если честно.

– Ты имеешь на это право, – сказала мама.

Марина так и не поняла, на что имеет право – на то, чтобы уехать с дочерью, на запрет попкорна, на усталость или на то, чтобы не ехать на дачу.

– Просто тебе нужно поменять обои перед глазами. Так бывает, – продолжала мама, – ни с того ни с сего. Так кажется. Просто копится долго и вдруг прорывает. Я тебя прекрасно понимаю.

– Вряд ли…

– Знаешь, после чего я рассталась с твоим отцом?

Марина редко разговаривала с матерью вот так, по душам. Обычно их беседы сводились к очевидному, давно отработанному сценарию: как себя чувствуешь? Деньги есть? Лекарства привезти? Нет? Прости, приехать не смогу. Дела. Нужно еще Аню к зубному отвезти. И… много дел в принципе. Нет, на дачу точно не получится. Что там делать? Друзей у Ани там все равно нет. Ей станет скучно уже на следующий день. Нет, мы не будем сидеть в Москве.

– Ты рассталась с папой после того, как он нашел себе любовницу, – ответила Марина. Каждый год мама ждала их с Аней на даче. Каждый год Марина придумывала миллион причин, чтобы не ехать. Когда она была маленькой, то очень любила это место. И озеро, и лес. И ходить с отцом за грибами и ягодами. С тех пор как родители развелись, Марина не могла себя заставить ездить на дачу, которую папа разделил «по-честному» – маме оставил большой дом, а себе гостевой. На участке вырос забор в том месте, где его не должно было быть в принципе. Маму не смущало присутствие посторонних людей за забором – сначала бывшего мужа с любовницей, ставшей женой, потом родственников этой жены. А Марину смущало, и даже очень. Поэтому она и не ездила. И Аню не отпускала, чтобы избежать объяснений. Хотя мама каждый год уверяла, что отец будет только рад повидать внучку. Но Марина знала – мама с ним не общается много лет, и с чего вдруг отец будет рад видеть внучку, которую видел один раз в жизни? Марина просто приняла тот факт, что ее родители живут через забор друг от друга, видят друг друга в щели и ни здрасьте, ни до свидания. Сколько так продолжается? Последние лет двадцать точно.

Аня про дедушку ничего не знала. Отец Марины видел внучку на выписке в роддоме, куда привез букет лилий, которые Марина ненавидела и тут же, при отце, выбросила в мусорный контейнер. Он пытался сунуть ей конверт, явно с деньгами, но она отвернулась и не взяла. Видела, что конверт взяла мама. Потом привезла в подарок коляску, купленную на эти деньги. Марина передарила коляску многодетной семье, жившей этажом ниже. Она так и не смогла простить отца, единственного в жизни мужчину, которого любила и который так подвел, разрушив сразу три жизни – жены, дочери и внучки. В одно мгновение он перестал быть мужем, отцом и дедом, просто потому что захотел сыграть эти роли «набело», с другой женщиной.

Мама прекрасно знала, что Марина не приедет на дачу и не привезет Аню. Но каждый сезон упорно готовилась к их приезду – сажала цветы, отмывала дом, вешала новые занавески, присылала фотографии цветущего куста жасмина, посаженного годом раньше в рамках подготовки к приезду.