-11 как личный рекорд (СИ) - Бельская Луиза - Страница 3

      - Без пятнадцати четыре, - насупив густые брови, заметил Наркес. - Идемте на место, вам нужно поставить палатку и вообще обустроиться.

      Ни слова больше не говоря, мужчины похватали с земли свои рюкзаки и бодрым шагом направились вслед за хозяином этого места.

      Филиппу еще никогда не доводилось ставить палатку: в походы он не ходил, а в засветиться в армии ему не посчастливилось: сильнейшая близорукость не позволила послужить стране, хотя Филипп этого очень желал. -11 как личный рекорд, осложненная миопия высокой степени - этот страшный диагноз Филипп не принимал, ни в коей мере не считая себя неполноценным человеком. Он очень хотел сделать коррекцию зрения, но ни один врач не взялся за эту работу: слишком тонкая роговица была весомым аргументом для отказа.

      Филипп не носил очков. Точнее, носил, но только в футляре: так сказать, на всякий случай. Филипп стеснялся очков до безумия и ненавидел их до остервенения: они напоминали о недуге, сползая с переносицы и раздражающе давя за ушами. И неважно было то, что эти самые очки, пусть и с толстыми стеклами, ничуть не портили лицо, он прибегал к этому оптическому средству только в самых крайних случаях.

      Как оказалось, палатку умели ставить только дед да еще сам Родион - остальная артель выступала на вторых ролях и больше мешалась, чем помогала. Славик вообще хотел было в стороне отсидеться, но бдительный Глеб, честно взявший на себя сложную миссию полицая, легким пинком поднял разгильдяя, поручив тому сложить простецкий стол из сбитых вместе досок и грубых чурок.

      Жилище получилось немалых размеров. Для шестерых человек здесь было даже слишком много места.

      Тишина оказалась непривычной. Вот она - прелесть дикой природы! Мешала только надоедливая мошкара, обрадованная приливу свежей крови. Филиппу не сильно хотелось заниматься благоустройством, а хотелось вооружиться лопатой и кайлом, чтобы начать крошить землю в поисках удачи. Но он прекрасно понимал то, что быт всегда выше романтики, в свои двадцать шесть лет он успел уразуметь, что сказка - она проходит, а кушать хочется всегда. Поэтому он молча, без лишних возражений, выполнял приказы Родиона, которые, к слову, были четкими и только по делу, и когда Филиппу велели идти в дом за кроватями, он безропотно отправился по указанному адресу.

      Дом был приземистым, построенным капитально, на массивном фундаменте, его внушительные камни впечатляли. Чтобы попасть на первый этаж, нужно было подняться по высокой деревянной лестнице, такой же крепкой и грубоватой, как и сама постройка. Еще на подходе к жилищу Наркеса Филипп ясно почувствовал на себе чей-то взгляд, тяжелый и... любопытный, что ли. Но он не стал пялиться в окна: мало ли чего ему там показалось.

      Наркес распахнул дубовую дверь и, приглашающе махнув рукою, переваливаясь, словно пингвин, устремился в сторону комнатушки под лестницей.

      - Опять закрыла, - сердито воскликнул Наркес, нажимая дверную ручку. - Да от кого нужно постоянно запираться-то? - по всему было видно, что проблема с закрытыми замками в семье казаха являлась насущной и уже вполне себе успела набить оскомину хозяину дома. - Зарина! Зарина! Ключи давай!

      Ему никто не ответил. Он снова позвал, но и на этот раз его проигнорировали.

      - Куда она подевалась? Эх, - Наркес скривился от стреляющей боли в пояснице, - радикулит одолел, проклятый!

      Филипп, все это время подпиравший собою стену, мигом отделился от бревенчатой кладки: у него у самого начинал болеть позвоночник от непривычной работы и тяжелого дня, да и вообще Филипп не мог оставаться равнодушным к страданиям другого человека.

      - Дайте мне пару скрепок. У вас же найдется? Я видел, как вы документы наши сшивали.

      - Скрепки? - растерялся Наркес, ощупывая свои карманы. - Да, где-то они должны быть.

      Буквально через минуту на ладони у Филиппа лежали несколько скрепок, горсть катышков от шерстяной безрукавки и пара завалявшихся семечек.

      - Очень хорошо. - Филипп улыбнулся и, сбросив ненужный мусор прямо себе под ноги, присел поудобней на корточки.

      Степан аж рот разинул от интересу и, почесывая волосатую грудь, осторожно склонился над новоявленным медвежатником, чтобы впервые увидеть подобное чудо. Глеб тоже подошел поближе: работа такого рода его всегда интересовала.

      Одну скрепку Филипп согнул Г-образно и вставил ее в замочную скважину, хорошо зафиксировав при этом и уверенно на нее надавив. Из второй скрепки он сообразил небольшой крючок. Зрители просто дышали в затылок, им было страсть как интересно: смогет народный умелец или не смогет.

      Длинными умелыми пальцами он вставил в замок вторую скрепку и нащупал тот штифт, который и следовало прижать. Щелк!

      - Вуаля! - озорно воскликнул Филипп.

      Ему зааплодировали: Глеб - даже с какой-то завистью, что ли, а Степан - с восхищением и неподдельной радостью. Остальных членов артели здесь не было - они начали растапливать печку и полевую плиту, чтобы для начала сготовить на улице хоть что-то мало-мальски удобоваримое.

      - Ты и сейфы вскрывать умеешь? - осторожно спросил его Глеб - так, между делом, в один из моментов перетаскивания кроватей из кладовки прямо в палатку. Они работали в паре - и Глеб решил пообщаться.

      - Ну, это смотря какой попадется, - Филипп не стал скромничать. Однажды на вечеринке у друзей он на спор умудрился вскрыть сейф отца у хозяина дома. Но такое умение не давалось как подарок с небес. Оно приобреталось вместе с корочками по окончанию профтехучилища, где Филипп благополучно получил профессию слесаря. С тех пор и трудился он автослесарем в довольно престижной автомастерской, и клиенты именно к Филиппу приходили элитные, хорошо осведомленные о примечательных умениях молодого работника.

      - Ну, ты, блин, прямо в моих глазах вырос! - искренне восхитился Глеб: ему нравилось все, что походило на криминал и могло бы приносить деньги.

      Когда в комнатушке осталась последняя кровать, где-то над головой, прямо на лестнице, ведущей на второй этаж, послышались тихие шаги и звяканье ключей друг о друга. Филипп с Глебом как раз выносили оставшуюся лежанку и внезапно встретились взглядами с немолодой весьма упитанной женщиной, казашкой, симпатичной и очень улыбчивой, с огромной куксой абсолютно седых волос на самой макушке. Она была одета в простое коричневое платье, подпоясанное белым передником с нелепыми, слишком крупными оборками. Ее маленькие смуглые пальчики теребили громоздкую связку ключей, а глазки-угольки буквально прожигали мужчин насквозь.