Вырай (СИ) - Боровикова Екатерина "Копилка" - Страница 35

После распределения удалось остаться в Москве. Тихий белорусский молодой человек непонятным для жены способом пристроил их обоих в ведомственный госпиталь, а через полгода после получения дипломов молодые въехали в двухкомнатную новенькую квартиру. Лиза была счастлива. Она не интересовалась, почему их однокашники отправились работать за Урал, почему большинство знакомых стоит в очереди на жильё по нескольку десятков лет. Главное, что её муж умел добиваться своего. Девушка чувствовала себя за каменной стеной.

Лиза носилась по Москве, доставала мебель, отстаивала очереди за обоями и обустраивала семейное гнёздышко.

В этом гнезде Гриша и ударил её в первый раз, через год после свадьбы. Лизонька пересолила суп.

Жизнь превратилась в кошмар. Она боялась мужа до смерти, никогда не знала, в каком настроении он придёт домой. Он бил её методично, молча, стараясь не попасть по лицу. Лиза сдерживала крик, зная, что слёзы и мольбы распалят мучителя ещё сильней. Иногда хотелось заснуть и не проснуться.

И всё равно Лиза безумно его любила.

Ведь тот, хороший Григорий, никуда не исчез. Он иногда приносил цветы, улыбался, как на первом свидании, целовал в ушко, дарил подарки, и девушка млела от счастья. Этот круговорот двух таких разных мужчин приковывал жену посильней любых цепей. Она не мыслила без Гриши своей жизни.

В конце восьмидесятых родился Лёшенька.

Она отдала себя ребёнку чуть более чем полностью. Маленький сопящий комочек примирил её с жестокостью мужа, к тому же Григорий с появлением сына подобрел, побои стали очень редки. Женщина решила, что Добрынин изменился.

Она ошибалась.

Первые года четыре отец на Лёшу практически не обращал внимания — копошится что-то сопливое в углу, и ладно. Но однажды Гришу вызвали в сад и пожаловались на жестокость мальчика. Он бил других детей, грубил воспитательницам.

Гриша пришёл домой и целый вечер наблюдал за наследником.

А четырёхлетний Леша копировал поведение отца. Он так же хамил матери, дёргал её за волосы, пинал ногами, а потом подходил и начинал «нежничать». Женщина сносила всё безропотно, считая, что ребёнку такое поведение позволительно, и он «перерастёт».

С тех пор Григорий стал проводить с сыном больше времени.

Однажды, когда Лёшеньке было лет восемь, Лиза с ужасом узнала, откуда взялись тёплые рабочие места, двухкомнатная квартира, и куда муж уходил все эти годы по вечерам и ночам.

Гриша после ужина приказал одеться и ехать с ним. Женщина, привыкшая беспрекословно подчинятся, собралась быстро.

Они оказались за городом, в незнакомом посёлке. Подъехали к двухэтажному коттеджу, прятавшемуся за высоким каменным забором. Гриша достал ключ, открыл ворота и загнал машину во двор.

Здесь, помимо дома, имелся небольшая постройка. Григорий двинулся к ней, жена следом.

Сарай оказался прикрытием. Под ним находился обширный подвал, оборудованный как камера пыток. Везде цепи, крюки, ножи, скальпели. И двуспальная кровать. На кровати стонала беременная женщина.

— Роды прими, дорогая.

Лиза не сразу поняла, что от неё хочет муж, и что здесь делает незнакомка. Но потом увидела свежие и поджившие раны на теле пленницы, кровь на кровати и равнодушие, сквозившее в глазах Григория.

Роды она приняла. Правда, измученная многомесячными издевательствами мать умерла ещё до того, как ребёнок первый раз закричал. Гриша молча взял орущего младенца и свернул ему шею. Лиза упала в обморок.

Очнулась от пощёчин.

— Помоги.

И она помогала. Придерживала тело, когда Гриша его распиливал. Вытирала тряпкой кровь с пола. Слёзы текли по щекам, всё тело тряслось крупной дрожью, но руки продолжали выполнять указания.

Это была середина девяностых. Люди бесследно исчезали каждый день, трупы в мешках находили чуть ли не в каждой помойке. Григорий тоже особо не прятался — выбросил останки в канаву у дороги, по дороге домой.

Пока ехали, Добрынин рассказывал. Ровным голосом, иногда посмеиваясь. Лиза, сжавшись на переднем сиденье, с ужасом слушала.

У Гриши в Москве жил родственник со стороны матери. Очень высокопоставленный человек. Он помог парню поступить в университет, выбил квартиру и хорошее место. И именно он открыл в племяннике тайные грани.

— Понимаешь, Лиза. Я всегда чувствовал себя не таким, как все. Всегда. А он помог мне понять, кто я на самом деле. Всё стало на свои места. Обычные люди — это серая масса, безмолвные, тупые овцы. А я — хищник. Как и дядя. Вот ты — хорошая овечка. — С этими словами Добрынин ласково посмотрел на жену. — Тихая, скромная, безропотная. Хорошая хозяйка и мать. Таких, как ты, можно и нужно держать рядом. А остальные бабы — грязь. Дырки для удовлетворения похоти. Ни одну мы сюда не привезли насильно. Каждая из них с радостью ехала с нами в ресторан, а потом и на дачу, надеясь что-то с этого поиметь.

Лиза молчала.

— Дядя умер полгода назад. Дача теперь моя. Наша. Можешь тут огород посадить, если хочешь. Ты молодец, сегодня я понял, что могу тебе доверять.

Лиза кивнула. А что она могла ещё сделать?

— Теперь всё изменится. Ты самый близкий мне человек. Больше не буду врать. Ты рада, дорогая?

Информацию Елизавета переваривала три дня. Даже порывалась пойти в милицию, но передумала — ведь теперь она была соучастницей.

Если она сядет — что будет с Лёшенькой?

А Гриша совсем потерял стыд. Заимел привычку перед сном рассказывать жене о своих развлечениях — это его возбуждало. Лиза сначала шарахалась, а потом привыкла.

Григорий стал доверять ей настолько, что периодически отправлял покормить пленниц. Девушек он держал подолгу, многие месяцы. Елизавета даже стала получать какое-то извращённое удовольствие — приезжала, кормила несчастных пирожками и булочками с корицей, приготовленными собственноручно, обрабатывала раны, обмывала, расчёсывала, меняла постельное бельё. Ей казалось, что таким способом она облегчает жизнь страдалицам.

Те плакали, просили сообщить в милицию и родным, проклинали, плевали в лицо, но Лиза ни разу не сделала того, что могло бы навредить мужу.

Роды принимать пришлось ещё не раз. Елизавета уговорила Гришу не убивать детей. Она самолично «спасала» их — подбрасывала в подъезды, больницы, к дверям церквей. Лиза искренне считала, что делает благое дело. О судьбе родительниц старалась не думать.

Едва Лёшенька вступил в подростковый возраст, отец приобщил его к своим «развлечениям». Узнав об этом, Лиза в первый и последний раз попыталась устроить скандал. Закончилось это жестоким избиением. Любимый сынок с энтузиазмом помогал отцу.

Больше женщина бунтовать не пыталась.

***

Аня мужественно дослушала до конца. Внутри клокотала ярость.

— Анечка, вижу, ты расстроилась. Я прекрасно понимаю, что мне придётся отвечать за всё перед Всевышним, когда придёт время. Но не могла же я мужа и сына собственноручно посадить в тюрьму? — Свекровь подёргалась, но верёвки держали крепко. — Я сама жертва. Они меня подавили, заставили делать страшные вещи. И, несмотря на это, я старалась уменьшить зло, которое делали мои мужчины. Давала шанс на хорошую жизнь малышам, облегчала страдания девочек.

— Да уж, мать Тереза. — Анюта подошла к окну, обняла себя за плечи и задумалась.

— Что, прости? Я не расслышала.

— Ничего.

— Анечка, Лёша хороший мальчик. Он любит, это видно — ведь он не повёз тебя на дачу, он на тебе женился! Конечно, можешь думать, что ты, как и я, хорошая овечка, удобная в использовании. — Добрынина повысила голос. — А даже если и так, разве Гриша не прав? Посмотри на современное общество потребителей! Кто силён, тот на коне, кто слаб — сдыхает под забором. И если сильный обратил на тебя своё внимание, готов кормить и оберегать в обмен на небольшие жертвы — не это ли и есть любовь? — Дальше она говорила еле слышно. — Мы с Гришей стареем, Лёша скоро останется совсем один. Я мечтала, что у него будет тыл, женщина, которая всегда рядом. Как у Гришеньки.

— Господи, что за бред ты несёшь! — Взорвалась Аня. — Ни одна нормальная женщина не станет жить с маньяком, да ещё и помогать ему!