Верь (СИ) - Власова Мария Игоревна - Страница 15

— Завтра мы поедем на охоту с парнями, у тебя будет возможность попрактиковаться в стрельбе на живых мишенях, — поворачивается ко мне, улыбается довольно.

— В смысле? Где? — натянуто улыбаюсь, пока подходит ближе.

— За городом есть одно милое местечко, останемся там с ночёвкой, — его рука сжимает плечо, там, где синяк.

Знает, что делает мне больно, знаю, что стоит мне сказать что-то не то, сделает ещё больнее. Его показное спокойствие, эти лживые улыбки, всего лишь способ усыпить бдительность.

— С ночёвкой? — стараюсь говорить ровно, чтобы не разозлить его ещё больше.

— Да, надеюсь ты будешь лапочкой, — улыбается, надавливая на синяк рукой.

Сжимаю зубы, чтобы не закричать в голос, вижу его настоящую улыбку. Моя боль приносит ему настоящее удовольствие, какой же он все-таки урод. Отпускает после того, как встречается со мной взглядом и уходит первым.

Жду какое-то время, оставаясь на месте. Повторяю, себе раз за разом что, если попытаюсь его снова ударить или убить, Тася опять пострадает. После моего неудачного покушения он заставил меня смотреть на то, как её пытали.

— Теперь за твои проступки будет отвечать она, — сказал Рад мне на ухо тогда.

По коже идут мурашки, как будто снова слышу её крики, оттого бегом направляюсь от тира в лазарет. Теперь меня никто не сопровождает, теперь Рад уверен, что я не убегу никуда без Таси. Возможно по этой причине Артур все время рядом с палатой, но внутрь не заходит, сторожит её, чтобы не сбежала. Врач каждый день колит ей какую-то дрянь, чтобы она не превращалась в волчицу. Не знала, что существует что-то подобное, если бы ещё из-за этой штуки Тася не скулила от боли большую часть времени, было бы здорово. Под действием уколов волчица становится не просто обычным человеком — тяжело больным человеком, мучается от жуткой боли, что даже говорить не может, только мычит и смотрит на дверь затравлено. Мы даже не поговорили с ней ни разу, её повадки, особенно в таком состоянии, больше похожи на звериные. Кормлю её с ложечки, словно ребёнка, жидкими кашами. Охотники зачем-то вырвали ей клыки, вообще её зубы выглядят хуже, чем мои выбитые. Ей начали колоть эту дрянь почти сразу, по приказу Рада. Я пыталась договориться с Андреем, но не получилось, Рад приходит посмотреть каждый день как она, проверяет, выполнили ли его приказы. Так что я пошла другим путём — залезла в их кладовую с лекарствами. Воровать колбочки с жёлтой жижей не стала, осторожно набрала около половины ампулы лекарства шприцем, а остатки развела физ. раствором, чтобы хотя бы уменьшить дозу дряни. Если Андрей и заметил подмену, то решил никому ничего не говорить. Странный он мужик, руки больше не распускает. Это наводит на мысль что, либо его впечатлил липовый рассказ о жизни оборотней, либо Рад и правда заставил так поступить со мной. Но это совсем не изменило мнения об этом человеке, если кто-то может творить подобное по чему-то приказу, то это многое о нём говорит.

Возле входа в лазарет люди, они провожают меня нехорошим взглядом, когда прохожу мимо. Какой-то мужик плюёт в спину, но делаю вид, что не замечаю этого. Раду нравится выставлять меня напоказ, не сомневаюсь, это не просто его прихоть — часть какого-то плана. Меня порицают, называя волчьей подстилкой, даже не зверем, как было принято раньше у них. В какой-то мере это даже забавно, я изменила мнение охотников об оборотнях, не являясь, по сути, оборотнем. Даже в Тасе начали видеть не просто зверя, а человека. На прошлой неделе, в одну из очень длинных ночей, к нам пришла медсестра и, не говоря лишних слов, дала волчице укол от боли. Хоть поспали вместе немного дольше в ту ночь. Я теперь перебралась к Тасе, провожу у неё и дни и ночи. Иногда, кажется, что, если бы она просто накричала на меня, высказала все свои претензии, обвинила во всех грехах, мне было бы намного легче. Но она молчит, даже утром, когда действие уколов слабнет.

Жаль только Рад всё время приходит и тащит меня с собой, охотникам местным показывать, как дивную игрушку. В прошлое воскресенье завёл на детскую площадку, где я с детьми играла в волчицу и охотников, еле удрала, только не от детей, а от их матерей — камнями бросались. А он стоял и ржал с этого представления и дети тоже смеялись, только мне и мамочкам было не до смеха. Не понимаю, чего они взъелись? Я их детей не трогала и трогать не собиралась, подумаешь, порычала, когда попросили, а они надумали себе не пойми что. Похоже, материнство лишает способности мыслить здраво и логично, оставляя только инстинкт защитить ребёнка от опасности любой ценой. Даже это воскресенье было для меня лучшим, чем ещё один вечер в его доме. Как вспомню — так вздрогну. Первый раз он показал мне, где живёт после инцидента в тире, так что примерно знала, что ничего хорошего там не ждёт. Приготовила оружие, туповатый нож из лазаретной столовой и парочку шприцов с остатками жёлтой жижи. Готовила всё это для побега, когда после утреннего обхода и укола для Таси появился Рад, поняла, что мне пришёл конец.

— Утро доброе, — сказал он с порога, под крики болезненной агонии волчицы.

Он вообще все время делает вид, что она не существует, словно деталь интерьера, а не живое существо. Не понимала, почему его отношение ко мне и Тасе так отличается, пока не оказалась в его доме.

Я тогда ещё в ночной рубашке и расстёгнутом халате поверх была одета, а Тася раздета, потому что я её мыла. Не знаю, почему закричала и бросила в него мочалкой, чтобы убирался. Волчица почти не ощущала дискомфорта от своей наготы, даже не дёрнулась, это я принялась её закрывать, потому что охотник даже не подумал выходить.

— Что здесь происходит? — ещё и Артур прилетел, после чего его сам Рад выставил за дверь.

— Не переживай, — сказал он мне тогда, — зоофилией не увлекаюсь.

Как бы он это сказал, но взгляд его явно по моей короткой ночной рубашке прошёлся совсем нескромный. Так, что даже захотелось напомнить его же слова о том, что я ошибка природы и все остальное. Вот только он не дал этого сделать, сказал только, что вечером пойдём прогуляться и желательно, чтобы в этот раз не выводила его из себя. Плавали, знаем, насколько он страшен в гневе — где-то на уровне Кая, если не хуже. Так что без лишних вопросов собралась тем вечером на очередное публичное унижение, но меня ждал сюрприз — не приятный.

Повёл он меня не по обычному маршруту выгуливать, завернул к самым дорогим домам, возле коттеджа Председателя. Плохое предчувствие меня не покидало весь день, так что накрученная до чёртиков, зажимая в кармане платья нож, шла за ним следом до самых дверей. Только когда он дверь открыл, и щёлкнул выключателем, чтобы свет загорелся, поняла всю масштабность моих проблем. Мужик с этим вот плотоядным взглядом притащил меня в пустой дом, где никого кроме нас, судя по отсутствию света, нет. И это человек, который только на люди меня выводил как ручную собачку — верх подозрительности. Дёрнулась бежать, но он за руку как дёрнул, так что в дом я влетела, чуть не свалив его с ног.

— Зачем ты меня сюда притащил? — засовываю руку в карман, пятнясь к двери.

— Не это ищешь? — бросает нож в дверь за моей спиной и цокает языком, словно та старуха.

Когда только нож мой успел забрать? Шприцы спрятаны в другие карманы, так что их не так легко найти. Вот только подействуют ли они.

— Что тебе надо? — пытаюсь открыть дверь, но она закрыта.

— Пойдём, — бросает он спокойно и уходит на второй этаж.

Мелькает мысль закрыться в какой-то комнате на первом этаже, но понимаю, что это мне не поможет. Аккуратно достаю один шприц и прячу его в рукав джинсовой куртки. Наверху он открывает дверь, судя по компьютерному столу и офисным принадлежностям, в кабинет. Кивает на кресло перед столом, куда мне приходится садиться. Сам присаживается за компьютер, и начинает что-то за ним делать. Жду минут десять, затем полчаса, все оттягивая момент своего наказания, нервно теребя рукав джинсовой куртки.

— Скажи мне это, — бросает, наконец, он, не отрываясь от монитора.