Город мёртвых (СИ) - Яковлева Светлана "Miletana" - Страница 35

После долгих мучительных часов я заметила, что озноб наконец-то прошёл. Это вселяло надежду, но температура спадать не хотела. Тогда, прошвырнувшись по дому, на кухне я нашла бутылку водки. Шекки, казалось, переживала и не спала вместе со мной, всюду следуя за мной по пятам и постоянно устраиваясь рядом со мной на полу возле кровати.

Развернуть Тома из одеяла оказалось не так то просто, но ещё хуже дело пошло, когда я попыталась снять с него одежду.

– Том, – аккуратно взяла я его за плечо, окончательно сдавшись. – Том, очнись…

С трудом вернувшись ко мне из забытья, мужчина неохотно открыл глаза, весьма флегматично оценив происходящее:

– Что ты делаешь?

– Мне нужно тебя раздеть, – смутившись, пояснила я. Однако, уверенно начиная подворачивать рукав. – Но ты, знаешь ли, тяжёлый… Ты не мог бы приподняться ненадолго?

– Решило меня освежевать, чудовище?

– Слушай, мне сейчас совсем не до твоих дурацких шуток, ты можешь приподняться или нет?

Выполнить мою просьбу ему оказалось не так уж и просто, но через некоторое время совместными усилиями мы справились. Стараясь не концентрировать своё внимание на его анатомических особенностях, я подтянула к себе полотенце.

– Штаны снимать? – вдруг уточнил он.

– Да, – как можно спокойнее кивнула я, втайне вознося благодарность Великому Всемогущему разуму за то, что он сам мне это предложил. – Пожалуйста.

– Почему ты постоянно норовишь меня раздеть? – проворчал он полушутя.

– А ты не сильно то сопротивляешься, – ехидно заметила я, открывая бутылку.

Водку я никогда на дух не переносила, но, надо признать, и от неё бывала польза. Щедро плеснув на ткань, я тут же полной грудью вдохнула этот ни с чем не сравнимый аромат и громко чихнула. Шекки, зафыркав, поддержала меня и обиженно ретировалась в дальний угол. Том, наконец справившийся со штанами, выжидающе смотрел на меня, находясь, толи в полудрёме, толи в предобморочном состоянии.

– Слушай, давай без комментариев, – жалобно попросила я.

– Действуй, – коротко бросил он, отворачиваясь.

Тяжело вздохнув, я принялась за растирание. Как и ожидалось, даже зная, что сейчас он фактически ничего не чувствует, процедура хорошо пощекотала мне нервы. Трудно описать словами то облегчение, когда я наконец-то смогла отойти от частично прикрытого одеялом тела. Чувство выполненного долга было ничтожным по сравнению с мечущимся в груди сердцем.

Резко приложившись к бутылке, я сделала небольшой глоток и скривилась. Ну и гадость! Даже показалось, что собака посмотрела на меня как на ненормальную из своего угла.

– Если решила напиться, дай и мне промочить горло, – донеслось со стороны кровати.

– Ты на антибиотиках, тебе нельзя.

– Даже воду?

– Фу ты…

Расторопно кинувшись за водой, я чуть не навернулась о дверной косяк. В доме было всё так же тихо и спокойно. Украдкой выглянув в окно кухни, я не обнаружила ничего подозрительного. Проверив на всякий случай входную дверь, я прихватила то, за чем пошла и быстро вернулась.

– Всё спокойно, – поведала я Тому, помогая ему отпить. – Честно говоря, в городе было постоянно тревожно, поэтому я до сих пор не могу свыкнуться с мыслью, что здесь действительно может быть безопасно.

– Опять собираешься не спать всю ночь? – догадался Том.

– По крайней мере постараюсь, – кивнула я неопределённо.

– И снова уснёшь…

Виновато улыбнувшись, я в очередной раз смочила полотенце водой и, откинув с его лба мокрые волосы, положила сверху. Том медленно перехватил мою руку, хотя я и так не стала бы её отдёргивать.

– Всё будет хорошо, – заверил он.

И почему-то ему верилось. Я всё ещё волновалась, правильно ли я всё сделала и вовремя ли? Но как никогда отчаянно хотелось верить, что всё и правда будет хорошо. Если же нет…

– Том, – почти шёпотом обратилась я к нему, наклоняясь ниже и, в самый последний момент, засомневавшись, переходя на русский язык. – Я люблю тебя.

Даже в полумраке было видно, как дрогнули его губы.

– Даже не спросишь, что я сказала?

– Я знаю, что ты сказала, милая.

====== Глава 20. Примирение ======

Долго я ещё сидела, привалившись к кровати. Моей руки он так и не отпустил, но и не сказал больше ни слова. Мне сложно было распознать, о чём он думал всё это время, пока засыпал. Мешать ему не хотелось. Спрашивать тем более. Если бы он мог чем-то мне ответить, он бы сказал это. Очевидно… все сложнее.

Я всю ночь была на нервах. И, как бы мне не хотелось в этот момент не думать о своём прошлом, оно вновь всплывало душераздирающими картинками. Мне вспомнился тот день, когда я осталась совершенно одна. Настойчиво размывая черты такого важного в моей прошлой жизни человека, сознание рисовало кровавые узоры на лестничной площадке. Я уже поклялась себе, что никогда и никому этого не расскажу, но вариться в собственных воспоминаниях было просто невыносимо. И я рассказывала. В пустоту, своему отражению, самой себе, затирая особо больные места до дыр. Так я боролась тогда с подступающим безумием и мирилась с мыслью, что потери – это нормально и выживать нужно, во что бы то ни стало. Тем более что терять уже было нечего.

Осудил бы он сейчас меня? Я думаю, нет. Он хотел видеть меня сильной и отважной, а главное – живой. Ему есть чем гордиться. Могла ли я действительно полюбить другого человека? Да, могла. В этом нет ничего предосудительного. В своей жизни мы любим разных людей и совершенно по-разному. Иногда чувства гаснут, и мы просто забываем о них, а иногда остаётся вечная благодарность и теплота, даже если дальнейшее продолжение отношений невозможно. Станет ли он заменой? Нет. Исключено. Они совершенно разные. Даже думать об этом не стоит.

Я осторожно погладила ладонь Тома. Кожа чуть грубее, а вот форма и пальцы… похожи. Свободная рука невольно потянулась к груди и вцепилась в длинную серебряную цепочку под майкой. Боже, зачем я вообще об этом подумала?

Пожалуй, всё, что осталось за километрами пройденных нами дорог, никогда больше не должно оглашаться мною. Ни словом, ни мыслью. Так будет правильно.

Аккуратно вытащив руку, я проверила его самочувствие. Состояние пульса и температуры тела меня удовлетворило – температура явно шла на спад. Сменив полотенце, я не рискнула пройтись по дому, боясь оставить его одного хоть на минуту. Заглянув за самодельную занавеску на окне, я отметила, что скоро начнёт светать. Во дворе всё было спокойно и иных поводов для волнения, кроме состояния Тома, для меня, пожалуй, на этот момент не было.

Сбросив ботинки и устало привалившись на край кровати, я накрылась его курткой и попыталась подремать хотя бы полчаса, но, то и дело, тревожно выныривала из полудрёмы и проверяла, дышит ли он вообще. В общем, сон мне, кажется, сегодня не грозил.

Под утро за моей спиной интенсивно заворочались, окончательно изгнав любые мои надежды хоть как-то заснуть. Когда углубленное сонное дыхание сменилось обычным, я поняла, что мой спутник действительно проснулся. Почти тут же я довольно отметила шорох одеяла, который тот поспешно на себя натянул – ещё бы, не лето всё-таки, но энтузиазма мне это не прибавило. Лучше бы он ещё поспал.

– Тин, – тихо позвал он. – Тин, ты спишь?

– Я смотрю, кому-то уже похорошело, – обескуражено и относительно недовольно пробубнила я, чувствуя, как шикарно опухли мои веки от недосыпа. – Отлично. Через пять минут собираемся и отправляемся в дорогу.

– О, нет, я смертельно болен и умираю… – практически заскулил Том, утыкаясь в подушку.

– Ой, да ладно…

Довольно хмыкнув своим мыслям под нос, я тут же покровительственно смилостивилась:

– Сегодня остаёмся здесь.

– Не понял, – несказанно удивился Том.

– Остаёмся здесь на день, – с удовольствием повторила я более уверенно, услышав нотки радости в его голосе.

– Но… – заинтриговано протянул он. – У нас же план.

– К чёрту план.

Мой спутник затих на пару секунд, очевидно не в силах так быстро осознать радость, которая на него только что свалилась, после чего возмущённо поинтересовался: