Метро 2033: Холодное пламя жизни (сборник) - Вардунас Игорь Владимирович - Страница 14

Уже виден отсвет яркого дневного солнца. Глазам, привыкшим к абсолютной, непререкаемой тьме подземелья, мучительно больно – ужасная режущая боль, от которой могут спасти только плотно сомкнутые веки. Дальше придется идти вслепую… Какое безумие… Будущее, спрятавшись за тонкой, почти прозрачной кожей век, вновь исчезает, ускользает от меня, я зависаю в безвременье, на перекрестке трех дорог.

Вокруг тишина… Люблю ее – умиротворяющую, ласковую для уха, заботливую для сознания, ищущего отдохновения. Благословенную тишину можно пить, как нектар, – и никогда не насытиться, еюй можно дышать – полной, свободной грудью; сливаться, исчезать и растворяться без остатка. И чтобы во всем мире – ничего – ни шороха, ни скрипа, ни движения воздуха, – только осторожный, ритмичный стук сердца – бум-бум, бум-бум – чтобы понимать – ты жив, это ты наслаждаешься тишиной, а не она тобой… Абсолютное, самое сладостное безмолвие скоротечно, минута – и появляется непрошеный шум в ушах, похрустывают суставы, пульсирует кровь в висках – и магия исчезает…

Однако есть и другая тишина, нет – тишь! Звенящая – как натянутый нерв, тревожная – как мертвый штиль, наполненная ожиданием – как змея перед прыжком. Тишь – квинтэссенция запредельного, подсознательного ужаса – это конвульсия и дрожь, вибрация иррационального, отупляющего страха, проникающего под самую кожу… Она непрошеной гостьей врывается в мозг, свирепой хищницей вгрызается в мысли и чувства и, подобно вампиру, высасывает из них свет и надежду, отравляет сознание отчаянием, парализует волю.

Как трудно сделать шаг. Ты все понимаешь – пути отрезаны, сгоревшие мосты давно превратились в пепел, и нужно сделать единственно возможное – на ощупь, вслепую пробиваться вперед… Однако мышцы отказываются повиноваться, ноги налиты свинцом. Успокоиться, восстановить дыхание, остановить обезумевшие, сорвавшиеся с цепи мысли и… переставить одну ногу. Я больше не чувствую твердой поверхности, по колено погружаюсь во что-то теплое, пышущее жаром. Только не смотреть, только не смотреть! Чуть приоткрывшиеся глаза, обнажившиеся из-под век всего на миг, на один предательский миг, мгновенно получают световой удар. Выжигающий, испепеляющий луч. Боль дикой вспышкой отправляет сознание в небытие… я падаю, падаю, падаю и не могу достичь дна этой боли…

Нечем дышать, повсюду – в носу, ушах, во рту – пепел. Боль здесь, всегда со мной, но удушье берет верх – заставляю безвольное, пораженное мучительной судорогой тело подняться. Голова, глаза налиты кровью, вены пульсируют с невозможной частотой, а сердце, готовое вырваться из груди, заходится в исступленной, самоуничтожающей истерике.

Слепец в царстве теней…

Вокруг беснуется осиротевший ветер. Он разговаривает со мной на все голоса, он кричит и молит, вздыхает и плачет, он спрашивает об исчезнувшей подружке-листве, которая так весело шелестела в его объятиях. Ему может ответить только вездесущий пепел, но он молчит – всегда молчит. Лишь взлетает и кружит в ритуальном танце смерти – сумасшедший шаман, оплакивающий сгинувшие в ядерном пожарище деревья, опустевшие дома, выжженный изнутри город. Я танцую вместе с ним, но мне не нужны движения – гибельный ритм внутри моего сердца.

«Они ушли» – это ветер.

«Сгорели» – неслышимый шепот немого пепла.

«Дотла» – стонет тишина.

«Всееее» – безумным хохотом заливается тишь.

Кладбище – на многие километры. Многоэтажные склепы, братские могилы…

Скрип детских качелей – одинокий, неуместный среди безмолвного погоста. Маленькая девочка – не вижу – знаю. Она улыбается, она смеется над моими закрытыми глазами:

«Живые слепы… стоит умереть, чтобы прозреть».

Морок, безумные игры безумного разума.

Бреду сквозь вездесущий пепел. Не понимаю куда, не ведаю зачем… Двигаться, чтобы ощущать себя… каким? живым? Но в царстве мертвых я – чужак, изгой, до времени отвергнутый бледной старухой. Я – упрек ушедшим… покинутый город смотрит на меня тысячами пустых оконных проемов, в каждом задавленный, лишенный голоса крик… и обвинение. Я «вижу» тени – за разбитыми стеклами – сотни, тысячи силуэтов. Тьма – в упор, не таясь – рассматривает меня… Чудовище с миллионом глаз – от него не спрятаться. Страшные, опаленные адским пламенем зрачки найдут тебя повсюду, твоя душа под прицелом.

Сбросить наваждение, терпеть, держаться – до вечера, до наступления сумерек.

– Здесь всегда светит Солнце…

Вздрагиваю, голос кажется настоящим, живым.

– Кто здесь? – гортань не слушается, я шепчу на грани слышимости.

Голос в ответ смеется:

– Твой поводырь.

– Не понимаю, – странный собеседник страшит меня. Слепой, потерянный – я беззащитен перед ним.

– Понимание – непозволительная роскошь в мире, который сошел с ума.

Некоторое время мы идем молча, я не слышу его шагов, не слышу дыхания, но он здесь, совсем рядом…

– Куда мы идем? – глупый вопрос, под стать ситуации, и тут же другой, – я тоже сошел с ума?

Поводырь заливается беззаботным, легким смехом, – разве посреди урагана возможно сохранить разум?

– Я ничего не вижу, – понимаю, что от незнакомца не добиться ничего, – что вокруг?

– Почему ты решил, что я зрячий?

Начинаю заводиться:

– Ты – поводырь, ты должен видеть!

Недолгая тишина в ответ, затем тихое:

– Здесь очень-очень яркий свет, повсюду… и нет нигде тени, но самого Солнца не видно – скрыто в собственном сиянии. Свет, везде свет… Слепит сильнее тьмы…

Мой собеседник говорит каким-то неестественным тоном, со странной интонацией, будто читает по книге.

– Я ощущаю пепел.

– Свет все превращает в пепел, сжигает дотла.

В голосе моего спутника вдруг прорезаются живые нотки:

– Земля покрыта пеплом, как снегом. И «снег» идет и идет… иногда полностью закрывая небо… и кажется, наступила долгожданная ночь и можно отдохнуть от вечного рассвета. Однако новое Солнце не терпит противления и мрака – и ночи не вступить в свои права.

Внезапно страх покидает меня:

– Красиво излагаешь, как по писанному… зачем ты нашел меня?

Причудливая прогулка – двое путников в недрах мертвого, укутанного черным саванном города. Возродиться бы из пепла птицей Фениксом, окинуть зорким глазом новый мир – его границы и горизонты… Не хочу быть «рожденным ползать» кротом, не хочу на ощупь пробиваться через грязь и тлен, пресмыкаться под убийственными лучами беспощадной звезды.

Вокруг слишком ярко, чтобы ощущать собственную слепоту. Я не чувствую земли, делаю шаг за шагом, бреду без цели и смысла. Поводырь больше не беспокоит меня – он всего лишь часть декораций, деталь интерьера в театре абсурда. Мы молчим и наслаждаемся нашим молчанием. Двигаться, идти – прямо, прямо, прямо! Остановишься и круговерть вальсирующего в агонии города захватит, подчинит, лишит разума.

Что-то меняется, поводырь застывает на месте. Перезвон! Колокола! Но здесь не должно быть церкви – нет и никогда не было… Однако я слышу величественную музыку – биение железного сердца, а через секунду оживает божественный орган. Внеземное звучание, запредельная красота…

«Мелодия» мне знакома, однажды она подарила мимолетное, короткое счастье… Небольшая церковь в крохотной деревушке. Несколько десятков празднично одетых людей – их лица забыты, укрыты туманом времени. Два человека – узнаю себя – молодой, слегка нервничающий жених в строгом черном костюме, и – моя белоснежная принцесса, готовящаяся стать королевой… Они… мы… заходим внутрь церкви, исчезаем под сенью благодатных сводов. Пожилой священник – я помню его добрый, по-отечески мудрый взгляд – соединяет руки влюбленных. Церемония ускользает от меня, остается только волнение и ощущение сопричастности…

Обожженные глаза режет солью. Но мне не стыдно перед поводырем:

– Что ты видишь? Эта церковь должна находиться за много километров отсюда.