Волк для Шарлотты (СИ) - Генер Марго - Страница 3

Убедившись, что я успокоилась, мать проговорила:

- Ну вот и славно, что ты все поняла. Пойдем чаю погреем.

Мы спустились в большую комнату, где полыхает очаг. Мать достала из мешочка иван-чай, который всегда заваривала после трудных разговоров, а я набрала воды в чайник и повесила над огнем.

Когда вода закипела, мать указала на маленький заварник, куда насыпала крупные сухие листья. Я залила, листья закружились в хороводе, медленно всплывая и оседая.

- Сейчас попьем чайку, - сказала мама, доставая чашки, - и все твои дурные мысли уйдут. Женщине на надо забивать себе голову глупостями. Надо о доме заботиться, о муже, да о детишках. Чем их больше, тем лучше.

- И даже книги? – робко спросила я.

- Особенно книги, - сообщила мать. – Женщине непотребно читать. Она и научиться-то не может, так что лучше не дурить ум.

Я снова промолчала. Читать мне всегда хотелось, но едва заговаривала об этом, натыкалась на бурный протест и ругань. Потом подумала, что маме сорок лет, но выглядит она так же, как повитуха с другого конца деревни, которая еще принимала моего отца. Восемь детей и тяжелая работа по дому, таскание воды и вязанок с хворостом отразились на матери, даже если сама этого не признает.

Когда чай заварился, мать разлила по чашкам и достала с полки тарелку с сухарями.

- На вот, - сказала она, - погрызи. А то схуднула ты что-то за эти дни. А деве положено быть в теле. Иначе как детей вынашивать?

- Да мама, - проговорила я, чувствуя, как тема с детьми, замужеством и пожизненной покорностью торговцу начинает раздражать.

Я приблизила чашку к губам, но отпить не решилась – даже нос ощутил, как горяча вода. Некоторое время дула на нее, сгоняя тонкий слой дыма, потом все же решилась отхлебнуть.

- Ой, - вырвалось у меня. – Горячо.

- Осторожней, - сказала мама, - пей аккуратно. Обожжешь губы, станут некрасивыми. Нареченному твоему может не понравиться.

- А я могу делать то, что нравится мне? – спросила я, ощущая все большее негодование. – Неужели мне всегда придется делать лишь то, что хочется ему? А как же мои желания?

- Твои желания, - сказала мать строго, - это желания мужа. И в доме, и в спальне, и в жизни. Запомни это дочка. Когда ты себе это усвоишь, обретешь счастье.

- Но…

- Это отец тебя разбаловал, - проговорила она недовольно, не дав мне закончить. – Дозволил в девках долго ходить. А у тебя вон, мысли какие-то появились.

- Разве я и думать не должна? – удивленно спросила я.

Мать отмахнулась от меня, как от назойливой мухи и произнесла:

- Сейчас за тебя думает отец. Когда будет муж – думать будет он. А ты должна быть хорошей женой. Поняла?

Я кивнула, хотя на самом деле с трудом представляла, что значит, быть хорошей женой. Сестры на семейных праздниках выглядели спокойными и смирными, улыбались кротко, говорили мало. Несчастными они не выглядели, но такое поведение не сочеталось с моим представлением о счастье.

Когда чай остыл, мне все же удалось сделать несколько глотков. Но едва потянулась за сухарем, дверь распахнулась, и на пороге возник отец. Хмурый, как осенняя туча, брови сдвинуты, рубаха на груди разорвана.

- Мэри, - гаркнул он с порога, - новую рубаху неси!

Мама подскочила и бросилась к сундуку. Пока отец стягивал разорванную, она вытащила красного цвета рубашку и подбежала к отцу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Вот, свеженькая, выстиранная, - сказала она, протягивая ему одежду.

Отец цапнул, швырнув испорченную в угол, и сказал:

- Старейшина совет созывает.

Я насторожилась, а мать охнула и произнесла:

- Как же это… Уже лет десять не созывали. Случилось что?

- Не знаю, - мрачно ответил отец. – Там скажут. Но наказали нашей семье явиться.

В груди ухнуло, мать зажала рот ладонью, а отец выразительно посмотрел на меня.

Глава 2

Под отцовским взглядом я как-то сжалась. Сухарь так и застыл возле рта, а я пыталась понять, что же такого могло случиться, если старейшина заявил о собрании под самую ночь. Потом все же решилась откусить, но в глотку кусок протолкнулся с трудом.

Отец натянул рубаху и кое-как одернул. Потом потянулся к ведру, в котором плавает ковшик, и размашисто зачерпнул воды. Он глотал шумно, как запыхавшийся конь после долгой дороги, затем бросил черпак обратно и вытер губы рукавом.

- Собирайтесь, - проговорил отец строго.

Мать всплеснула руками и забегала по комнате, приговаривая:

- Прямо сейчас? Да где ж это видано, на ночь глядя… У меня ж одёжа не готова…

Отец даже не оборачивался к ней и почему-то строго глядя на меня, словно это я виновата в созыве совета. Мать резко остановилась возле стола и уперла кулаки в бока.

- А ты что сидишь? – спросила она строго. – Вставай, собирайся. На плечи вот, накинь, а то зябко. Вечер на дворе.

Мать откуда-то достала красный плащ с капюшоном и протянула мне.

- Надевай-надевай, - проговорила она. – Нечего с голыми плечами ходить. На совете, поди, будут мужчины. А ты обещана Грэму. Нечего другим на тебя глазеть.

Я нехотя приняла плащ и проговорила тихонько:

- Но ведь днем я без накидок. И ничего.

- То днем, - многозначительно произнесла мать. – Днем срамные мысли если и лезут, то солнечным светом отгоняются. А ночь, на то и ночь, чтоб под ее покровом всякое творить.

Запретные темы, полог тайн на все, что казалось интересным, уплотнился до такой степени, что я не выдержала и спросила:

- Может, мне кто-нибудь объяснит, какие такие срамные мысли появляются под покровом ночи? Мне ведь предстоит вскоре стать женой.

Отец и мать переглянулись. На несколько секунд повисло молчание, в котором слышно, как в очаге потрескиваю поленья. Щеки матери медленно начали краснеть, она как-то замялась, а отец прокашлялся и сказал:

- Все это тебе объяснит Грэм… Когда придет время.

Затем толкнул дверь и махнул, приказывая следовать за собой. Мать покорно поспешила за ним, а я еще пару секунд размышляла - стоит ли накидывать плащ или проявить характер и пойти без него. Но когда прохладный вечерний воздух с улицы коснулся плеч, надела и двинулась за родителями.

В деревне, наконец, зажгли дорожные факелы. Улочки освещены теплым светом, воздух наполнен запахом горящего масла и ночных фиалок. Те обширными полянами растут вокруг поселения, наполняя мир по ночам чудесными запахами.