Таежные рассказы - Устинович Николай - Страница 34

Погони ни к чему не приводили: спасаясь от преследования охотников, хищник не забивался в лес — он уходил по торным дорогам, не оставляя за собой никаких следов.

Слушая рассказы о дерзких налетах волка, Егор Иванович мрачнел. «Неужели Разбой?» — думал он тревожно.

Скоро предположения мельника подтвердились. Доярки, видевшие зверя близко, в один голос утверждали, что у него нет левого уха.

— Вырастил змея себе на беду… — угрюмо сказал Егор Иванович. И, помолчав, добавил: — Моя в том вина, я и уничтожить его должен.

Неизвестно, как бы выполнил Егор Иванович свое обещание, если бы Разбой сам не заявился к бывшему хозяину.

Однажды морозным утром, когда мельник пил в сторожке чай, вдруг яростно залаяла Жулька. Егор Иванович посмотрел в окно. На маленьком хлевке, в котором мельничный сторож держал летом гусей, стоял волк. Он торопливо разгребал соломенную крышу, пытаясь сделать в ней отверстие.

Схватив ружье, Егор Иванович выбежал из сторожки. В то же время волк спрыгнул с крыши и помчался к лесу. Жулька бросилась за ним.

Но тут наперерез собаке из-за хлева выскочил второй зверь. Мельник вскинул ружье, но было уже поздно. Взвизгнув, Жулька упала на снег с распоротым животом.

Грохнул выстрел. Волк, словно недоумевая, оглянулся вокруг и ткнулся мордой в сугроб.

Егор Иванович подошел к хищнику. Он лежал на пухлом снегу, словно готовясь к прыжку, оскалив окровавленные клыки и подняв единственное ухо.

— Зверюга… — прошептал мельник, чувствуя, как сжимается у него горло. — Ведь она же тебя… своим молоком…

А Жулька уже затихла. На ее умной, теперь неподвижной морде замерзали крупные слезы.

Вся наша семья была «пчеловодная». Отец работал в колхозе пасечником, мать — его помощницей. Колхозная пасека находилась далеко от села, на таежной гари. Каждое лето мы уезжали туда всей семьей. Там, возле родителей, привыкали к уходу за пчелами и мы со старшим братом.

По правде говоря, помощь от нас на первых порах была невелика. Мы собирали гнилушки для дымокуров, караулили выход роев, складывали в порядок пасечный инвентарь. Все это занимало очень немного времени, и большая часть дня была у нас совершенно свободной.

Живя с малых лет в тайге и имея много свободного времени, мы с братом пристрастились к охоте. Отец купил нам одноствольные дробовые ружья, и, когда наступал охотничий сезон, мы с утра до вечера шарили по окрестностям.

К концу первого охотничьего сезона мы поняли, что охота без собаки — не охота. Мы стреляли только ту дичь, которая попадалась нам случайно. А сколько уток, рябчиков, глухарей оставались невыслеженными!

В ту же осень мы раздобыли щенка от хорошей сибирской лайки. Это был очень веселый, шустрый кобелек. Назвали его Пыжиком.

К лету Пыжик сильно вырос, с виду превратился в самую настоящую промысловую собаку. Мы его натаскивали, как умели. Песик оказался понятливым, с хорошим чутьем.

Однажды мы пошли в тайгу за ягодами. Пыжик увязался с нами. Мы обошли много мест и в конце концов оказались у большого торфяного болота, поросшего клюквой и багульником.

Болото это было окружено плотной стеной высокого хвойного леса, в котором водилось немало глухарей.

Обычно мы приходили сюда по берегу маленького ручейка и даже протоптали тут еле заметную тропочку. И на этот раз мы тоже шли по знакомой тропочке, часто останавливаясь среди кустов красной смородины.

Во время одной из таких остановок я увидел впереди в прогалине между кустов Пыжика. Сильно заинтересованный, он внимательно во что-то вглядывался, даже высунув кончик языка от любопытства.

«Глухаря почуял», — решил я и сделал несколько шагов к собаке. Пыжик оглянулся на меня и, вильнув хвостом, тоже продвинулся вперед.

И тут я увидел, что перед самой мордой собаки на березовой ветке висит серый шар. По величине он, пожалуй, не уступал моей шапке. Это было осиное гнездо. Осы то и дело вылетали из маленького круглого отверстия, кружились в воздухе, снова вползали в гнездо. Они-то и заинтересовали Пыжика.

Мое приближение пес истолковал, видимо, по-своему: раз хозяин идет следом, значит, бояться нечего. И кобелек с разбегу ткнул носом в шар.

— Пыжик, назад! — крикнул я.

Но было уже поздно. Осы роем высыпали из гнезда, окружили пса. Взвизгнув, Пыжик шарахнулся в кусты, перекатился через спину и, не разбирая дороги, бросился в глубь тайги…

Я тоже поспешил скрыться в ельнике: рассерженные осы могли добраться и до меня…

На шум прибежал брат. Я рассказал ему о случившемся, и мы оба посмеялись над любопытным кобельком.

Возле болота мы провели еще часа два, пока наполнили ягодами свои корзинки. Пыжик так и не вернулся к нам. Мы долго звали его, но он не появлялся.

— Где же он? — беспокоился я.

— Удрал домой, — решил брат. — Видно, здорово напугали его осы.

И верно, возвратясь домой, мы увидели Пыжика под крыльцом. Лежа на земле, он тихонько повизгивал. Морда его распухла от укусов, глаза совсем заплыли… Нам было очень жаль несчастного пса, но ничем помочь ему мы не могли.

Через несколько дней Пыжик поправился: опухоль прошла, и он снова повеселел. Только жужжанья залетавших во двор пчел он теперь не мог выносить спокойно и, поджав хвост, спешил укрыться в укромном местечке.

В эту осень мы славно поохотились с Пыжиком. Сколько дичи находил он там, где ее, казалось, никогда не бывало! Мы с братом были в восторге от своего верного помощника.

Только в одном доставлял нам Пыжик немало огорчений: он упорно избегал торфяного болота. Стоило нам приблизиться к памятному для него ручейку, как он тотчас же ускользал из наших глаз и бежал домой. А у болота были такие чудесные глухариные угодья!

Пробовали мы подействовать на Пыжиками ласками, и подачками, и угрозами — ничего не помогало. Пес виновато вилял хвостом и тихонько скулил, словно хотел сказать: не могу!

— Ладно уж, — приняли мы в конце концов вынужденное решение, — будем охотиться в других местах. У болота, может быть, и дичи-то нет никакой.

Закончился первый сезон охоты с Пыжиком, промелькнул и второй. И чем дальше, тем яснее мы начали понимать, какое неоценимое сокровище попалось в наши руки. Пыжик мог бы, кажется, почуять птицу и под землей!

Особенно мастерски работал он по глухарям. Как и все лайки, Пыжик не делал стойки. Да в тайге она и не нужна. Вспугнув с земли глухаря, пес мчался к тому дереву, на которое садилась эта грузная птица, и «подавал голос». Он тявкал негромко, призывно, как бы сообщая нам радостную весть: «Птица найдена, спешите!»

И мы спешили на призыв своего помощника. Пока глухарь, вытягивая шею, рассматривал с вышины странное, назойливое существо, один из нас осторожно подходил на верный выстрел.

Приятно свалить метким выстрелом огромного «мошника»! Ни в какое сравнение с ним не могут идти ни косач, ни селезень! А уж о чирке или рябчике и говорить не приходится…

Охота на глухарей так нам понравилась, что мы не хотели и думать ни о какой другой дичи. Одно только нас тревожило: птицы этой в наших угодьях с каждым днем становилось меньше.

— Если так будете стрелять и дальше, скоро всех выбьете, — говорил отец. — Для чего нам столько? Мяса хватает и без глухарей.

Однако нам казалось, что отец преувеличивает. Как это можно: выбить всех! Тайга большая, прилетят из других мест.

Только на третий год охоты мы поняли, что отец был прав. Осень кончалась, а нам встретился всего-навсего один глухарь.

И тут мы вспомнили про угодья возле торфяного болота. Ведь там раньше были самые глухариные места. Конечно, надо в те места наведаться! Вот только как затащить туда Пыжика…

— Я придумал, — заявил брат. — Осы напали на Пыжика у тропы, по которой мы всегда ходили. Он это место запомнил и, как увидит его, убегает. Нам надо подойти к болоту с другой стороны.

Наша уловка удалась. Мы сделали большой крюк и начали приближаться к противоположному берегу болота.