По осколкам разбитого зеркала - Михайлова Евгения - Страница 2

Сегодня вечером я наконец крепко уснул. Проснулся среди ночи, отдохнувший, с ясной головой. И вспомнил Катю. Хорошо так, по-доброму, светло вспомнил ее человеческую легкость, доверчивость, искренность. В моей жизни не было места такому общению. Я сторонник четких, ограниченных, мотивированных и целесообразных контактов с другими людьми. Они не должны мешать, раздражать, отвлекать меня от главного, отнимать время и, не дай бог, эмоции. Признаюсь: такие отношения даже у нас с женой. Мы пришли к этому по умолчанию. Света оставила работу, когда родилась Лера. И создала для себя круг общения. Это приятельницы примерно одного с ней образа жизни и статуса. То есть неработающие женщины определенного достатка. Они все редко видят мужей, как и Света. И компенсируют друг другу дефицит общения в полной мере. Со мной жена делится в основном позитивными новостями. Там, в ее кружке, какой-то культ «позитивного общения». Они обмениваются способами и методиками делать радость из ничего. Меня эта глупость не беспокоит. Бывает хуже.

Я вспомнил Катю очень близко, даже горячо. Встал, налил на кухне стакан холодного пива и вышел на балкон. До Варны Катя никогда не казалась мне красивой. А там… Там она оказалась гораздо больше, чем красивой. Ее светло-карие глаза казались темно-золотыми. Это был не только отблеск солнца. То была богатая внутренняя жизнь, которая находила самые прелестные выражения. Губы расцветали в нежной, ласкающей улыбке. Между тонкими бровями пряталась глубокая мысль. Руки находили меня для прикосновения естественно и по-детски чисто. И отдавалась она мне не как опытная женщина и не как изголодавшийся и разговевшийся синий чулок. Она дарила мне себя со щедростью и откровенностью языческой богини. Была немногословна, но умела выразить чувство именно так, как я хотел, как способен услышать. И это особое открытие. Катя, неловкий и неумелый графоман в своих литературных упражнениях, оказалась талантливым литератором именно в любви. Ее женская, богатая суть отобрала и сохранила драгоценные слова только для одного мужчины, только для нужного мгновения.

Не знаю, странно ли это. Но я, так подробно и ярко вспоминая Катю, не испытал желания увидеться с ней в нашей обычной, будничной жизни. Она стала символом праздника, которому тайна и нарушенные запреты придавали особую чувственность и остроту. Будни могут убить все, даже воспоминания. А я этого не хотел бы.

Я ждала звонка Егора две недели. В Болгарии сама забила ему в контакты свой мобильный, домашний и рабочий телефоны. Звонка не было. Наверное, навалилась работа. Но вообще-то послать эсэмэску из трех слов времени не требует. Но такой он человек – цельный и серьезный. Ему, конечно, нужно все как следует осмыслить и принять самые верные решения.

Наконец я не выдержала. Позвонила в больницу. Просто спросила, работает ли Егор Васильевич Коренев. Мне ответили, что да. Прямой телефон отказались дать. Но я бы и не хотела пока проявляться, как-то наседать. Решила занять себя полезными делами. Записалась на фитнес и в бассейн, на курс процедур в косметическом салоне. Покрасила волосы в красивый золотисто-каштановый оттенок, сделала стильную стрижку. На работе все как обычно. С мужем – как всегда. Привет. Ты в порядке? Что завтра приготовить на обед? Витя мне обрадовался. По-своему. Даже разок исполнил супружеский долг. И мы опять вписались в семейные вечера: я с тетрадками и за компьютером, он у телевизора с банкой пива.

В календаре у меня отмечен день следующего заседания нашего объединения. Пыталась написать к нему что-то красивое по мотивам встречи в Варне. Напечатала только название: «Встреча в Варне», нашла к эссе прелестный рисунок: море, ночь, след луны и два силуэта – мужской и женский. Они стоят рядом, протянули друг к другу руки, но не коснулись. Как будто вместе держат кусочек воздуха, который стал общим для двоих. Но не смогла написать ни слова, хотя обычно пишу быстро и легко. Задумалась: в чем дело? Да вот в чем: я должна знать, что это у меня есть. Я слишком мало получала от жизни подарков, чтобы лелеять радость от одного воспоминания. Нет, я живой, страстный и нетерпеливый человек. И я чувствую в себе силы не выпустить из рук то, что кажется мне главным женским шансом и успехом.

На заседание я пришла первой и ушла последней. Все надеялась, что Егор опоздал, но придет. Не явился, не дал о себе знать. И я перестала ощущать то, что мне казалось крепкой связью наших сердец. Домой плелась как списанная кляча.

К вечеру решилась: набрала номер его мобильника. Не отвечает. Но я же у него определилась. Он может быть на операции, потом перезвонит. Ждала до поздней ночи, потом уже нет никаких операций. Набрала его номер – телефон вне доступа. Тоже можно понять: устал, пришел домой, выключил телефон, чтобы не мешали.

На следующий день я позвонила восемь раз. Послала СМС: «Ты пропал. Беспокоюсь. Ответь на звонок. Твоя Катя. Очень скучаю». Меня сделал бы счастливой такой короткий ответ: «Я тоже. Занят, потом позвоню». Но ответа не было. Еще раз спросила в больнице, работает ли Коренев. Работает. Вечером набрала домашний номер. Ответил женский голос, я положила трубку. Позже ответил детский голос. Я сказала: «Извините, ошиблась». Что же делать? Для того чтобы встретить Егора в одном городе, где мы и живем недалеко друг от друга – пешком можно добежать, – нужно сторожить у больницы или у его подъезда с ночи до утра или с вечера до ночи. А у меня работа, муж как-никак. Но, в принципе, это не исключено.

Ночью провалилась в тяжелый сон, чувствовала такую же потерянность, как наяву. А потом мне приснилось, что пришел ответ от Егора. Я слышала звук уведомления моего телефона, потом увидела четко этот текст: «Я тоже. Занят. Потом позвоню». Вскочила в поту, схватила с тумбочки телефон, а там ничего…

То, что произошло, – неожиданно и крайне неприятно. Несколько дней я работал, пытался думать и заниматься делами под непрестанные телефонные бомбардировки Кати. Я могу отключать телефон только на время операций. Мне постоянно звонят люди по очень важным, иногда неотложным вопросам. Есть категория пациентов, которым я даю свой мобильный. Это послеоперационные больные, чье состояние нестабильно, в любой момент может понадобиться моя помощь или совет. Мне звонят из клиник и детских учреждений, в которых я консультирую. Я никому не должен это объяснять. Я не хочу кому-либо это все говорить в качестве какого-то оправдания. Я встречался с женщиной, когда имел такое желание и возможность. Сейчас другая ситуация. Я обязан докладывать? Но это лишает смысла нашу якобы праздничную встречу якобы свободных людей. Возникает какая-то противоположность. Я четко это понял, когда начались звонки на домашний телефон. Никогда не приходило в голову секретить свой домашний номер: мало ли кому я могу понадобиться. Любой может найти мой номер по адресу в телефонном интернет-справочнике. У нас так принято: дома трубку всегда берут жена или дочь. Если меня и явно что-то важное, зовут. Я не всегда подхожу даже на звонки старых приятелей, которые просто хотят поболтать. Вечером я слишком выжат, не в состоянии поддерживать праздную беседу ни о чем. И вдруг странные звонки: подходит жена – бросают трубку. Подходит Лера – ей говорят, что не туда попали. Так было уже много раз. Лера говорит, голос женский. Кроме Кати, некому. Я чувствую, что это она, по истеричному дозвону. Если трубку не берут, звонят подряд раз пять-десять. А потом или бросают трубку, или не туда попали. Разумеется, это она, женщина, которая казалась мне умной, чуткой, все понимающей. Целых три дня казалась.

Да, наверное, было не очень умно надеяться, что Катя все поняла еще в Варне при прощании. Я вроде выразился так, что точнее не бывает. Мы оставим все в ранге прекрасного воспоминания. Пусть будет у нас поэтический идеал, отобранный судьбой у реальной жизни. То, что она не просто не поняла, она не приняла это агрессивно, стало для меня настоящим стрессом. Я раздражен, встревожен, я чувствую бесконечное отторжение от такой модели отношений. Меня как будто к стенке пытаются поставить. Остался один шанс, совсем маленький. Я вступлю в контакт, но выражусь так сухо, коротко и без надежды на изменение, что не понять она не сможет. И я отправил Кате такой текст: «Я работаю. Без пауз. Меня ждут больные». Все. Никаких обещаний, с одной стороны, резко не посылаю – с другой. Но яснее не бывает. Ответа от нее не последовало, и я успокоился. Если Катя оскорбилась, это только к лучшему. Это оказалось моей иллюзией – надежда на спокойное и элегическое прощание с женщиной после короткого милого эпизода. Расставаться с иллюзиями полезно всегда.