Коронный разряд - Ильин Владимир Алексеевич - Страница 61

— Есть из морошки, малины, плодов розовых цветов, земляники и брусники. Какой изволите?..

Вопрос повис в отзвуке закрывшейся двери и последующей тишине.

Вера и Артем ушли.

В душе поселилось маятное ощущение допущенной ошибки. Но с другой стороны, что за ерунда, в самом деле! Как будто заказывал только для себя, а не остальным, которым наверняка было бы интересно распробовать все по малому кусочку. Я ведь сказал им, что уйду после первого блюда, и никогда не давал повода сомневаться в своих словах.

Какая-то полоса разлада появляется всякий раз, когда этот представитель женского пола начинает действовать по-своему. Я положил лицо на ладони, чувствуя, что рассуждения бесполезны, свидание сорвано, а виноватым в этом оставят меня.

— Что-нибудь еще? — напомнил о себе официант.

— Достаточно, — отложил я меню в сторону, постаравшись насладиться одиночеством и видом осеннего парка перед собой.

Не бежать же за ними, уговаривая. От последствий ошибки тоже можно получать удовольствие.

— Желаете аперитив?

— Принесите лучше мороженое. Просто мороженое, — отослал я его жестом.

Расторопный персонал уложился в пару минут, поставив запрашиваемое рядом в аккуратной полукруглой чаше, сопроводив серебряной ложечкой.

— Это вам не кусочки с круглой наклейки, — пробормотал я отчего-то.

Попробовал — и понял, что кусочки с наклейки были вкуснее. Вернее, я не помню доподлинно, каковыми именно они были, но детство запоминает ощущение счастья, а не вкусовые оттенки.

Позади раздались звонкие шаги — словно что-то тяжелое несут, или специально акцентируют внимание… Шаги, впрочем, замерли ровно за спиной. Первое, быть может, принесли — и требуется посторониться, чтобы поставить аппетитную, пропеченную молочную свинку?… Тогда почему бы не обойти стол…

Я обернулся из любопытства. Стоит. Ника стоит. В черном вечернем платье с глухим воротом, с высокой прической, на высоких каблуках, которые аккурат цокают так звучно, с наборными браслетами на левой руке, упертой в бок, и перстнями на правой, в которой зажата вилка.

Не свинка. Какая досада.

— О, тебя уже выпустили, — я повернулся обратно к столу и принялся меланхолично доедать мороженое. Совершенно безвкусное, к слову.

Отличное завершение отвратительного вечера.

Справа проскрипел стульчик, подтащенный сильной рукой по паркету и установленный рядом. Ника уселась рядом, поставив локоток на стол и приложив пальчики руки к щеке.

— Собирайся, — глубоко вздохнув, выдохнула она слово. — Убивать тебя буду.

— Да ты рецидивист, — покосился я на нее. — Только вышла — и снова в тюрьму.

— А я, благодаря тебе, комиссию мозгоправов не прошла. У меня теперь и справка есть. — Улыбнулась она так красиво, что по спине невольно пробежались мурашки. — Я теперь аттестованный псих. Мне теперь даже в больнице работать будет нельзя. Из-за тебя!!!

— А ну цыц! Вилку погнешь! — Голосом одернул я движение руки, пошедшей на замах. — Ты что тут делаешь вообще?

— Так это мой ресторан, — вновь улыбнулась Ника.

— Хм. — Сопоставил я этот факт с обещанным бесплатным обслуживанием и сделал однозначный вывод. — Ты перед Шуйским так вину решила искупить? Серьезно?

— Да. И судя по тому, что его здесь нет, ты опять мне все испортил. — Произнесла она с короткими паузами между слов, будто сдерживая рык. — Так что собирайся, хана тебе, мелочь.

— Я тебя всего на три года младше. И вообще, может быть, не совершеннолетний, — подцепил я ложечкой кусочек мороженого. — Тебе вообще не стыдно?

— Нет! О-о не-ет!

— Так, хватит улыбаться в мою сторону. Вон, прохожих пугай.

— Вставай и прими свою смерть!

— Не могу. Я ем.

— Так немного же… — Заглянула она нетерпеливо в мою чашку.

— У меня еще первое не принесли.

— Ладно, — подозрительно покладисто утихомирилась она. — Последний ужин — это святое.

— Я долго буду есть, — честно предупредил ее, памятуя о заказанном.

— Я подожду, — мягко вздохнула Ника. — Я столько ждала… И эти две ночи в холодном бетонном мешке, на рваном матраце, пахнущем сеном и болью…

— Ты мне аппетит портишь, — укоризненно глянул в ее сторону.

— Официант! — Крикнула она. — Мне то же самое, что и ему.

— Но, госпожа…

— Ты слышал, Филипп!

— Сию секунду, госпожа.

— Ты столько не съешь, мать. — Неодобрительно отозвался я.

— Съем.

— С куриного бульончика бы тебе начать. — Проявил я участие, отмечая худобу на лице и в руках.

— Не беси меня!

— Да я на что угодно спорю, что не съешь, — примирительно развел я руками. — Не переводи зря продукт.

— На что угодно?! — Рыкнула Ника. — А выйти на задний двор и достойно принять свою смерть — входит в твое слово?!

— Конечно. — Недоуменно качнул я плечом.

— Тогда я принимаю этот спор, — протянула она сероватую ладошку, сильным рукопожатием вцепившись в мою ладонь. — Честью и Силой клянусь!

— Но, госпожа! — Встревоженным голосом ворвался в разговор официант.

— Филипп, разбей! — Рявкнула Ника. — Или ты с ним за одно?!

— Слушаюсь, госпожа, — потерянной тенью самого себя, на полусогнутых, подошел он к столу и слабым движением руки обозначил начало спора.

— Подождем, — вновь улыбнулась Ника, оглядывая меня довольным взглядом. — На самом деле, все складывается очень удачно. Не пришлось тебя искать по городу, и все скоро очень удачно закончится.

— Как скажешь, — отложил я пустую чашку в сторону и сцепил ладони на животе. — Тебе, кстати, психиатрическую комиссию когда еще раз можно пройти?

Девушка заскрипела зубами.

— Ну, чтобы снять с учета там. Справку твою эту. — Затем присмотрелся к бешеному взгляду и задумчиво добавил. — Хотя могут и не снять.

— Шути, шути. Недолго осталось.

На самом деле, осталось действительно недолго — ровно до того момента, как в зал начали торжественно вносить щуку на блюде, котелок жаркого и тарелку борща, буженину и утиную грудку, бесконечную вереницу салатов, расстегай, кулебяки и моего долгожданного порося с яблоком во рту — в двойных экземплярах. Филиппа среди официантов не было.

По мере того, как угощения занимали стол, менялось выражение лица Ники — от недоуменного, до ошарашенного, а затем до тихого ужаса осознания.

— Т-ты специально все подстроил, — прошептала она.

— Да неужели? — Посмотрел я на нее с осуждением.

— Но т-ты же тоже все не съешь.

— Так я же и не обещал все съесть, — заметил я логично. — А вас, госпожа официантов, никто не заставлял. Извольте к столу. — Затем обернулся к персоналу. — Ребята, салфеточки такие широкие, чтобы под ворот подвязывать, будьте добры. Госпожа ваша жрать изволит, как не в себя.

— А ну прекрати! — Взорвалась криком Ника.

— Ты тут покричи мне еще, — буркнул я. — Солидное заведение, утонченное. Ведете себя, как не леди.

— Максим, подожди, — оперлась девушка рукой о стол, будто боясь упасть от потрясения. — Это все была глупая идея. Я просто немного не в себе.

— Всего лишь хотела меня убить, мелочи, — отмахнулся я. — Вы, голубушка, с салатов начать изволите? Или с чего потяжелее? Рекомендую, кстати, щуку, — принюхался я. — Аромат от нее идет, хочу я вам доложить, расчудеснейший.

— Максим, я не смогу это все съесть, — сжав губы до белого цвета, произнесла Ника после ощутимой паузы.

— Получается, я выиграл? — Расстелил я салфетку на колени и приступил к дегустации столь завлекательного рыбного блюда.

Интересно, станет юлить? Хотя, Честь — она либо есть, либо ее нет. И никакой внутренней игры словами, сроками, когда есть ощущение определенности данного обещания, она не приемлет. Невозможно обмануть самого себя.

— Ты то зло, которое нельзя победить, — устало произнесла Ника. — Забирай ресторан.

— Зачем мне ресторан? — Прожевав аппетитный кусочек, уточнил я.

— Тебе же он нравится, я же вижу. И ты выиграл.

— Я выиграл, — подтвердил ей. — Но это не будет тем самым «чем угодно», которое я хочу.