Свидетель с копытами - Трускиновская Далия Мейеровна - Страница 23

Вессель слушал эту речь, и сознание его двоилось. С одной стороны, замысел мнимого Эрлиха был великолепен, с другой – сам Эрлих доверия не внушал. Но сопротивляться Вессель не мог. Воскресным вечером мнимый Эрлих потащил его в гости.

Будущая невеста, как и следовало ожидать, имела недостаток – она прихрамывала, чуть-чуть, самую малость, но двигалась удивительно быстро, была неунывающей хохотушкой и, подстрекаемая мнимым Эрлихом, до того дохохоталась, что лопнуло шнурованье.

Вечер вышел замечательный, играли в карты и пели старые добрые песенки, потом мнимый Эрлих настоял на том, что они с Весселем отвезут фрау Минну домой, и сам сбегал за извозчиком.

Когда будущую невесту высадили, он велел извозчику медленно ехать к Невскому проспекту. Проехав с четверть версты, вообще велел остановиться и долго смотрел на прекрасно освещенные окна великолепного особняка.

– На что тебе дворец Разумовских? – спросил озадаченный Вессель. – Там, кажется, бал…

– Я думаю… – туманно ответил мнимый Эрлих. И он действительно думал.

Там, во дворце, в богатых гостиных развлекал дам игрой на скрипке, а почтенных господ – умными разговорами, человек, который ему был необходим. Звали этого человека Андрей Разумовский.

Мнимый Эрлих отсутствовал в столице несколько лет и не знал того, о чем уже давно шептались обыватели. Но разговорчивые немочки, любительницы слухов и новостей о придворной жизни, назвали ему это имя…

Интриганка и мужеубийца нашла великому князю Павлу Петровичу не одну, а трех невест на выбор – как и полагается, немецких принцесс. Это были Амалия-Фредерика, Вильгельмина и Луиза Гессен-Дармштадтские. За девицами и их матушкой, ландграфиней Каролиной, летом 1773 года было послано три фрегата. Одним из них командовал граф Андрей Разумовский.

Андрей, родной племянник «ночного императора» Алексея Разумовского, о котором толковали, будто он тайно обвенчался с покойной императрицей Елизаветой, в двадцать один год был опытным морским офицером, даже успел поучаствовать в Чесменской победной морской баталии. Он был умница, прирожденный дипломат, музыкант, любимец всех дам и неимоверный щеголь. Завести несколько сотен камзолов – это даже при дворе, где любили наряжаться, было чересчур.

Всякий, желающий делать придворную карьеру, должен был для начала определить, на чьей он стороне, императрицы или ее сына. Разумовский выбрал «малый двор» – он с детства дружил с наследником и полагал, что рано или поздно эта дружба принесет плоды. А наследник в нем души не чаял.

Разумовский привез принцесс, и 15 июня 1773 года в Гатчине состоялась встреча жениха с невестами. Все три были хороши собой, Павел Петрович растерялся и просил совета у друга. Тот указал ему на среднюю – Вильгельмину. Девушке было семнадцать лет, и она уже умела ловко скрывать свой стальной характер и неожиданную самостоятельность. Неопытный Павел Петрович дал себя увлечь и искренне влюбился. События развивались стремительно – уже 15 августа Вильгельмина, восприняв святое миропомазание, превратилась в великую княжну Наталью Алексеевну, а на следующий день состоялось ее обручение с Павлом Петровичем. Свадьба состоялась 20 сентября, и очень скоро невестка показала свекрови свой истинный характер. А постоянное присутствие Андрея Разумовского в ее гостиных навело императрицу на мысль, что интрига началась еще на борту фрегата «Екатерина» и ловкий Разумовский сделал все, чтобы оставить свою любовницу в Санкт-Петербурге. Принцесса Вильгельмина тоже хотела тут жить – и императрица узнала в ней себя четырнадцатилетнюю, уже тогда составившую план действий, чтобы взойти на российский престол. Но императрица была куда более расчетлива и хитра, а хитрости молодой великой княгини хватило лишь на то, чтобы более или менее успешно скрывать от мужа свои амуры с его лучшим другом. При этом она уверенно командовала мужем, а он, малость ошалев от иллюзии взаимной любви, радостно ей подчинялся.

Можно скрывать дамские шалости от мужа, от детей, от родни и даже от полиции. От прислуги – не скроешь. На это и был расчет мнимого Эрлиха. Он хотел подобраться поближе к Андрею Разумовскому, а через него – к великой княгине. Отсюда и интерес к хорошенькой пухленькой хромоножке.

Весселю фрау Минна понравилась своим круглым личиком и веселым нравом, но куда больше понравилась Элиза, приемная дочка Коха. Понимая, что замысел мнимого Эрлиха не так уж плох, он охотнее бы посватался к Элизе, которой по возрасту уже полагалось бы иметь жениха. Может, и был – молодой, привлекательный, обещавший венчаться, как только удастся скопить побольше денег. А она, как благонравная девица, обещала ждать, сколько потребуется.

У Весселя были свои накопления, но для того, чтобы открыть собственное дело, их бы не хватило. Осознавая это, он постановил более не думать об Элизе. А мнимый Эрлих стал торопить события, всячески подпихивая Весселя к фрау Минне. Это внушало тревогу, как и все, что затевал мнимый Эрлих.

Фрау Минна, как мнимый Эрлих и предполагал, пожелала стать госпожой аптекаршей и, со своей стороны, предприняла все необходимые маневры. И двух недель со дня знакомства не прошло, как Вессель проснулся в ее постели. В аптеку пришлось мчаться на извозчике, потратив на это целых шесть копеек. Вечером столько же – чтобы приехать к подруге, да еще Вессель решил дать ей рубль на хозяйство, чтобы с утра был кофей с горячим калачом и с сухарями, чтобы к вечеру его ждал сытный ужин.

Еще не приняв решения о женитьбе, Вессель решил жить с этой женщиной как можно дольше – плоть, обреченная пробавляться случайными ласками продажных девиц и заскучавших замужних особ, решительно потребовала своего, а фрау Минна умела угодить мужчине. Интригам мнимого Эрлиха он решил не придавать пока значения.

А мнимый Эрлих очень подружился с фрау Минной; с ее старенькой матушкой; со снимающим комнатушку в ее доме гребенщиком, промышляющим изготовлением новых гребней, деревянных или костяных, и починкой старых прямо на улице; с подругой гребенщика, конфетчицей, поставляющей в особняк Разумовских самодельные лакомства для дворни…

Он за годы, проведенные в боевых походах самозванца, так наловчился говорить по-русски, что никто из новых знакомцев не заподозрил в нем немца, и его это очень развлекало. Вскоре он узнал множество подробностей из жизни Андрея Разумовского и, сопоставляя их, составил примерный план действий. Сойдясь с несколькими извозчиками, которых жившие по соседству господа нанимали помесячно, мнимый Эрлих устроил так, что в любое время мог найти человека, готового немедленно везти его куда потребуется, не считаясь с расстоянием.

Он понимал: супруга великого князя не станет принимать любовника прямо в Зимнем дворце, не станет она также бегать во дворец Разумовских, разве что совсем припечет, и у этой пары наверняка есть где-то уютное гнездышко, чтобы тайно встречаться. Он даже корил себя за то, что слишком поздно приплелся в Санкт-Петербург: великая княгиня брюхата, и с каждым днем все менее шансов выследить ее во время амурного свидания.

Однако мнимому Эрлиху повезло.

Это была счастливая случайность – он околачивался возле дворца, беседуя с одним из конюхов семейства Разумовских, Кузьмой, когда конюха окликнули из-за ограды и велели немедленно готовить простые санки к выезду господина графа.

– Вот так у них всегда – все бросай, беги закладывать лошадей! – проворчал Кузьма. – Опять зазноба, поди, записочку прислала, он и полетел!..

Именно это и требовалось мнимому Эрлиху.

Когда Андрей Разумовский на обычных санях, разве что запряженных хорошей и крупной датской кобылой, мастерицей идти широкой и размеренной рысью, выехал на Гороховую, следом вскоре покатили извозчичьи санки, запряженные гнедой лошадкой, неказистой и неведомой породы, но неутомимой и довольно резвой.

Разумовский направлялся в сторону Царского Села, и мнимый Эрлих, не упуская его из виду, ехал туда же.

Ему доводилось бывать в этих краях на охотах, сопровождая покойного государя, и он уже представлял себе, куда следует попасть: к слиянию Славянки и Тызвы, к валам, оставшимся от старых шведских укреплений. Там было наилучшее место для строительства загородной усадьбы – если с этой усадьбой связаны особые планы. А в том, что великой княгине может потребоваться место, где при необходимости можно укрыться и даже выдержать осаду, мнимый Эрлих не сомневался.