Запретное путешествие 2: Реквием (СИ) - "Има-тян" - Страница 17

А в это время к бедняжке подошёл аттурианец, исполняющий роль палача, и резким движением схватил за тёмные валары, испачканные твеем, заставив с визгом поднять голову вверх. Продолжая удерживать самку в таком положении, хищник надменно взглянул на неё, победоносно заурчав, а затем выпустил ки’чти-па. Я почувствовала, как сердце на миг остановилось, а дыхание перехватило в тот момент, когда лезвия взметнулись вверх, намереваясь обрушиться на обвиняемую. Секунда. Я вижу, словно в замедленном действии, как яутка обречённо закрывает глаза, уже смерившись со своей участью, а клинки, рассекая воздух, достигают цели и обезглавливают бедняжку, срезая несколько тёмных валар, которые падают на колени самки, а её твей забрызгивает пол, каплями долетая до тех, кто стоял поблизости.

- Неееет!!! – заорала я что есть мочи, не в силах контролировать свои эмоции. Закрыв глаза, я опустила голову, дрожа всем телом. В тот же миг Хулт’ах сгрёб меня своими ручищами и крепко прижал к груди. И тогда я дала волю нахлынувшей истерике от увиденного, надрывно, до хрипения в горле, рыдая. Я снова испытывала ту скорбь, что сжимала до боли сердце, пытаясь расколоть его на кусочки, что затуманивала рассудок, приводя к сумасшествию и неверию в происходящее вокруг. Я ощущала, как подкашиваются колени, а аттурианец прилагает усилия, чтобы удержать меня. Уже через пару секунд он поднял моё дрожащее тело на руки и понёс прочь, расталкивая толпу. Но я не видела окружающих, продолжая рыдать, просто кричать, уткнувшись в мех на его украшении из черепов, увлажняя своими слезами, градом бегущими по лицу. Я обратила внимание на окружающую обстановку в тот момент, когда мы вошли в мед отсек, и я услышала взволнованный голос Хирона.

Хулт’ах чувствовал, как сильно дрожит тело яутки. Её рыдания просто оглушали, острыми лезвиями касаясь сердца, принося боль. Чувство вины – вот, что испытывал самец на данный момент. Оно всегда было чуждо для него. Но почему-то в этот миг он проклинал себя за то, что дал самке увидеть жестокую смерть той, что была из её рода, а возможно, и из её клана. Сначала он преследовал цель показать, что может произойти, если Эврид захочет совершить глупость и нарушит правила. Хотел запугать, чтобы подчинить с помощью страха себе, а в итоге увиденное для неё обернулось неконтролируемой истерикой, помутнением рассудка, словно накопившаяся горечь и отчаяние, так долго снедающие самку изнутри, вдруг выплеснулись разом наружу, а причиной активации стала сегодняшняя казнь. Опрометчивый поступок с его стороны. И Хулт’ах не отказывался от того факта, что совершил глубочайшую ошибку.

Аттурианец решил, что правильным в данной ситуации будет отнести её к Хирону, чтобы он ввёл самке успокоительное. И когда Хулт’ах принёс надрывно рыдающую яутку в мед отсек, лекарь незамедлительно сделал укол, а потом высказал всё, что он думает насчёт его задумки и действий.

- Отправить к Богам её решил? – вопил зловеще Хирон, чуть ли не разбивая от ярости колбы и склянки на полках. – Или хочешь добиться того, чтобы она с ума сошла?! Взять бы тебе и все жвала вырвать к к’житу. Каинде тебя дери! Башкой думай, Хулт’ах, а не филейной частью!

Эврид продолжала утыкаться лицом в грудь самца, сидя на его коленях. Тот, в свою очередь, успокаивающе гладил её по коротким валарам, молча выслушивая мнение лекаря. Ещё какое-то время яутка всхлипывала и дрожала, то сжимая, то разжимая пальцы на плечах аттурианца. Она желала стереть из памяти всё произошедшее совсем недавно, но в мыслях предательски возникали всё новые и новые картины воспоминаний. И почему жизнь так глумится над ней, посылая настолько ужасные испытания? Хочется высверлить эти события из головы, стереть бесследно, чтобы картинки произошедшего, словно отпечатанные на листе, сгорали в огне, превращаясь в пепел и развеиваясь на ветру. Если бы это было возможно, Эврид выскребла бы из памяти весь ужас, который довелось ей увидеть, а затем окропила бы ненужную информацию кислотным твеем Каинде амедха, чтобы он растворил до состояния атомов воспоминания криков боли бедняжки. Они до сих пор эхом раздаются в ушах, а увиденное запечатлелось как фотография в голове.

- Зачем?.. З-зачем?.. – всё ещё всхлипывая, но более-менее успокоившись, промолвила яутка, пытаясь привести хаос мыслей в порядок. – Зачем ты показал мне эту казнь?

Слова самки для Хулт’аха отразились уколом в сердце. Сделав глубокий вдох, он задумался над ответом, проведя вновь по валарам яутки.

- Чтобы преподать тебе урок, – без утайки признался аттури спустя несколько секунд, тихо проурчав.

- Что?! – не поверила в услышанное Эврид и сразу перестала рыдать, удивлённо вскинув голову и взглянув на смуглого. – Преподать урок?! – переспросила она, прищурившись.

И вся горечь от пережитого в мгновение ока перелилась в нарастающую злость, запах которой окутал пространство отсека, ударяя по обонятельным рецепторам самца.

- Какая же ты всё-таки тварь! – прошипела сквозь зубы яутка, сжав кулаки и с размаху ударив ими по груди Стража. – Да ты просто издеваешься надо мной. Хочешь действительно довести до сумасшествия! – злости самки уже не было предела, она чувствовала, как эта обжигающая смесь, словно нагревательный прибор разгорячила твей. – Ненавижу тебя, проклятый аттури!!! – заверещала она вновь, рыча от ярости и ударяя обидчика, а затем просто отпрянула от него, соскочив с коленей, и с негодованием посмотрела в совершенно спокойные на данный момент глаза аттури, будто ничего не случилось, словно он ни в чём не виноват.

Фыркая от злобы, Эврид тяжело дышала, подхваченная нараставшим желанием огреть пресловутого Шикло чем-нибудь таким, что могло причинить ему неимоверную боль. Отойдя на несколько шагов, яутка стала оглядываться, ища подходящее оружие мести, в то время как Хулт’ах ни на секунду не спускал с неё глаз, как и стоящий поодаль Хирон, ставший свидетелем разворачивающейся сценки. Ненависть самки уже распространилась едкой горечью в воздухе, принуждая невольно скривиться. Если бы этот запах перерос в ядовитый газ, присутствующие неминуемо получили добротную порцию отравы и погибли бы от удушья. А самка, заприметив на одном из столов телескопическое копьё, принадлежащее Хирону и всегда лежащее на этом месте для экстренных случаев, схватила его и молниеносно привела оружие в боеготовность. Скалясь, словно дикий зверь, она двинулась навстречу тут же встрепенувшемуся Хулт’аху, явно не ожидавшему от неё таких действий.

Угрожающе рыкнув, хищник, не задумываясь, освободил длинный клинок из наручей и встал в боевую стойку, принимая вызов обезумевшей яутки. Но в какой-то степени эта ситуация и храбрость хрупкой самки забавляли его и приносили нескрываемое удовольствие. Ведь, несмотря на то, что он одной левой мог прихлопнуть её, как мошку, яутка раз за разом пыталась показать свою смелость, будто она, во что бы то ни стало, сможет одолеть самца, сражавшегося чуть ли не с самой Маткой Каинде амедха.

Спустя время Эврид сделала выпад, направив остриё копья прямо в живот оппонента. Хирон стоял и продолжал наблюдать за развернувшимся сражением, даже и не думая останавливать дуэлянтов, изумляясь храбрости и неотступности глупой самки. Но в тот момент, когда до наконечника остались считанные сантиметры, Хулт’ах увернулся и незамедлительно ударил клинком по древку, от чего яутка чуть не выпустила из рук оружие.

- С’йюит-де!!! – проорала яростно Эврид и с угрожающим шипением взмахнула копьём, намереваясь снести противнику голову, но тот снова ловко уклонился, слегка присев, тем самым уворачиваясь от очередной атаки. А следом сделал быструю подсечку, отчего яутка не успела даже среагировать, теряя равновесие и со всего маху падая на спину. Мельком заметив летящий в свою сторону клинок, самка перевернулась набок, услышав, как остриё с лязгом вошло в металлический пол в нескольких сантиметрах от головы. Разозлившись пуще прежнего, чувствуя, как эта злоба холодной жижей разливается по твею, Эврид с ноги ударила аттури прямо в живот, и самец рыкнул, отступив на несколько шагов, при этом вынув клинок из пола. Ощутив на доли секунды своё превосходство и уверенность в себе, яутка поднялась, приняв боевую стойку, слегка согнув колени и выставив копьё перед собой. Она видела ярость в алых глазах аттурианца, чувствовала кожей его гнев, и это только раззадоривало её. Всё остальное случилось настолько быстро, что Эврид даже не отдавала отчёта в своих действиях, следуя рефлексам инстинкта самосохранения, уворачиваясь от выпадов острейшего клинка, отбивая атаки копьём, двигаясь, будто в танце.