Моя цель — звезды - Бестер Альфред - Страница 34

— Вот сюда, пожалуйста. А… минуточку.

Он снова исчез и возник позади.

— Вы забыли закрыть дверь.

Он закрыл дверь и снова джонтировал. На этот раз он возник дальше наверху, в самом начале лестницы.

— Пожалуйста, сюда.

— Он красуется, — пробормотал Фойл. — Удвойте способности к джонту или получите назад сумму вдвойне… В любом случае, он чертовски быстр. Я должен его обогнать.

Они прошли в консультационный кабинет. Это оказался пентхаус со стеклянной крышей. Вдоль стен стояло старомодное, но функционально исправное медицинское оборудование: машина для принятия успокаивающих ванн, электрический стул для шокотерапии шизофреников, электрокардиограф для работы с психами, старые оптические и электронные микроскопы.

Мошенник уже ожидал их за столом. Он джонтировал к двери, закрыл ее, джонтировал за стол, поклонился, выдвинул стулья, джонтировал к Робин и подал ей стул, джонтировал к окну и подрегулировал степень раскрытия жалюзи, джонтировал к выключателю и отрегулировал свет, потом джонтировал обратно за стол.

— Год назад, — начал шарлатан со слащавой улыбкой, — я вообще не умел джонтировать. Затем я открыл секрет салютиферотической абстерсивной…

Фойл коснулся языком переключателя, вживленного в зубы, и ускорился. Лениво встал, переместился к вяло моловшей языком «блу-ху-фва-му-у-у…» фигуре за столом, взял тяжелый медицинский инструмент и с точностью нейрохирурга рассек им череп Орла, перерезав лобовые доли и парализовав джонт-центр. Он подхватил заваливающегося назад мошенника на руки и привязал к электрическому стулу. Все это заняло примерно пять секунд. С точки зрения Робин Уэнсбери движения его слились в сплошное марево.

Фойл отключил ускорение. Шарлатан раскрыл глаза, замер, понял, где находится, и с гневно-озадаченным выражением уставился на своего мучителя.

— Ты Сергей Орел, бывший помощник корабельного врача «Ворги», — тихо сказал Фойл. — Ты был на «Ворге» 16 сентября 2436 года.

Гнев и смятение перешли в ужас.

— Шестнадцатого сентября вы миновали потерпевший катастрофу корабль. В окрестностях астероидного пояса. Разбившееся судно называлось «Кочевник». Он дал сигнал бедствия. «Ворга» проследовала мимо. Вы оставили его дрейфовать и подыхать. Теперь я задаю вопрос: почему «Ворга» так поступила?

Орел округлил глаза и не ответил.

— Кто приказал пролететь мимо? Кому нужно было, чтоб я остался гнить и подыхать там?

Орел начал всхлипывать.

— Кто был с тобой на «Ворге»? Кто отдавал тебе приказы? Кто был командиром корабля? Я собираюсь получить от тебя ответы на эти вопросы. Не воображай, что я не смогу, — с холодной жестокостью продолжал Фойл. — Я либо куплю, либо вырву их. Почему меня оставили умирать? Кто распорядился так поступить?

Орел вскрикнул.

— Я не могу об этом… Погоди… Я ска…

Он обмяк. Фойл осмотрел тело.

— Сдох, — пробормотал он. — Как раз когда раскололся. В точности как Форрест.

— Потому что ты его убил.

— Нет. Я к нему не притрагивался. Он покончил с собой. — В голосе Фойла не было издевки.

— Ты сдурел.

— Нет. Я озадачен. Я их не убивал. Я принудил их покончить с собой.

— Что в этом странного?

— Им вставили симпатические психоблоки. Ты ведь слышала про СПБ, девочка? Разведка такие внедряет своим агентам, фиксируя обратной связью с определенным фрагментом информации, рассекречивать которую недопустимо. А также — симпатической нервной системой, которая регулирует бессознательные процессы сердцебиения и дыхания. Как только субъект окажется в ситуации, когда информация может быть выдана, блок активируется и останавливает работу сердца и легких. Человек умирает, унося тайну с собой. Агенту даже не нужно беспокоиться о средстве самоубийства, помогающем избежать пыток. Он носит это средство в себе.

— С ними так поступили?

— По всей вероятности, да.

— Зачем?

— Откуда мне знать? Явно не из-за перевозки беглецов. «Ворга», надо полагать, проворачивала делишки и помрачнее. В любом случае, у нас проблемы. Осталась последняя зацепка, Поджи в Риме. Анджело Поджи, помощник кока на «Ворге». Ну и как нам выжать из него инфу, если…

Он осекся. Перед ним возник собственный двойник — безмолвный и грозный, в пылающей одежде, с кроваво-красной татуировкой на лице.

Фойла сковал страх. Он с трудом перевел дыхание и дрожащим голосом вопросил:

— Кто ты? Что ты…

Призрак исчез.

Фойл обернулся к Робин, облизал пересохшие губы.

— Ты его видела? — Он прочел ответ по ее лицу. — Он был настоящий?

Она молча указала на рабочий стол Сергея Орла, рядом с которым возникло видение. Бумаги, лежавшие там, загорелись и ярко пылали. Фойл отшатнулся, все еще не вполне придя в себя после потрясения. Он провел рукой по лицу и почувствовал, что та увлажнилась.

Робин подбежала к столу и попыталась сбить пламя. Она пробовала забросать чем-то горящие бумаги, перекрыть доступ воздуха, но все тщетно. Фойла точно парализовало.

— Не могу остановить, — выдохнула она обессиленно. — Надо убираться отсюда.

Фойл кивнул и с трудом взял себя в руки, вернувшись к действию.

— Рим, — прокаркал он. — Джонтируем в Рим. Должно же этому всему найтись какое-то объяснение. Я его найду, клянусь Богом! Я не выхожу из игры. Рим. Давай, девочка, джонтируй!

Со времен Средневековья «испанская лестница» была средоточием римских пороков. Поднимаясь от площади Испании к садам виллы Боргезе широкими и длинными пролетами, лестница неизменно кишела мерзейшими отбросами общества. Здесь роились шлюхи, извращенцы, жиголо, лесбиянки, молоденькие педерасты. Бесстыжие и нахальные, они выставляли себя напоказ и задирали иногда появлявшихся тут респектабельных горожан.

В конце двадцатого века «испанская лестница» была уничтожена ядерным взрывом, затем восстановлена и снова разрушена в двадцать первом веке, в ходе Объединительных мировых войн. Потом ее восстановили еще раз, покрыв слоем кристаллопластика, устойчивого даже к атомной бомбе. Лестница превратилась в продолжение галереи Боргезе. Купол восстановленной галереи скрывал от глаз здание, где в свое время скончался Китс. Туристы больше не заглядывали в узкое окошко, ловя лучи света так, как ловили их глаза умирающего поэта. Теперь они видели только дымчатый купол над лестницей, а сквозь него — искаженные лучепреломлением фигуры извращенцев.

По ночам лестничная галерея подсвечивалась, а в этот Новый год освещение выдалось особенно хаотичным. Уже тысячи лет Рим приветствовал Новый год настоящей ковровой бомбардировкой — фейерверками, ракетами, торпедами, залпами пушек, хлопками бутылок, звуками падения старой обуви и прочего вышвырнутого на счастье из окон хлама. Римляне месяцами собирали всякое старье, чтобы в новогоднюю полночь выбросить его на улицу. На лестнице ревели фейерверки, по крыше галереи барабанили каскады хлама, а полуоглохшие Фойл с Робин Уэнсбери сбегали пролет за пролетом от дворца Боргезе, удрав с карнавала.

Они не успели переменить одежду. Фойл так и был в ярко-красном с черным костюме Чезаре Борджиа, Робин — в инкрустированном серебряными нитями платье Лукреции. Лица их скрывали гротескные бархатные маски. Контраст костюмов эпохи Возрождения и современной повседневной одежды беснующейся толпы порождал летевшие им вслед шутки и злобные подколки. Но даже облюбовавшие «испанскую лестницу» Волчата, невезучие карманники и мелкие мошенники, которым в качестве меры наказания выжгли четверть мозга префронтальной лоботомией, не осмеливались преградить им путь, настороженные устрашающей сосредоточенностью движений парочки. Мужчина и девушка неслись вниз от галереи, и толпа расступалась перед ними.

— Поджи? — негромко звал Фойл. — Анджело Поджи?

Проститутка выставила напоказ свои анатомические дополнения.

— Поджи? — даже не взглянул на нее Фойл. — Анджело Поджи? Мне сказали, что в эту ночь его можно найти на «испанской лестнице». Анджело Поджи?