Метель в преисподней (СИ) - Айдарин Николай - Страница 71

— Не трогай меня! — выдохнул я, пытаясь отползти от Инессы.

Миллиметр за миллиметром, но я отодвигался от нее, в то время как она заваливалась на меня, пытаясь дотянуться до моего живота, но я прекрасно видел, что я не успеваю. Шевелить я мог только одной ногой, но та беспомощно скользила по полу, а руками я не мог ни за что зацепиться. Решение пришло неожиданно — телекинез. Один раз я уже смог его вызвать сознательно, без помощи RD, значит, смогу и во второй раз, ведь, в конце концов, сейчас для меня нет ничего важнее сохранения тех нескольких минут, что мне остались. Сконцентрироваться получилось без проблем, я мгновенно ощутил почти невесомое её тело и тут же оттолкнул её от себя. Я жаждал этого, и именно поэтому телекинез сработал в этот раз.

Инессу впечатало в стену, та провисела пару секунд на ней, а потом с противным чавканьем отлепилась от неё и рухнула на пол, уже больше не поднявшись; на стене остался чёткий отпечаток её силуэта в виде мелких трещин и красных подтёков, словно кто-то размазал по стене здоровенного комара.

И всё стихло. Я слышал только собственное тяжелевшее дыхание, слышал, как замедляется мой пульс, слышал, как завывает метель за окном, слышал, как где-то скрипит несмазанными петлями дверь, и кто-то стучит тяжёлыми ботинками по полу.

Рипперы! Вселенское проклятье, убийство Инессы не сработало! Да что же их тогда остановит — несколько килотонн тротила в каждую глотку? Так легко я не сдамся!

Шаги стремительно приближались, но ещё быстрее я проваливался обратно в черноту. Из последних сил я повернул голову в сторону входа в комнату и увидел, как они именно в этот момент вошли в комнату. Сначала появился один из них, одетый во всё чёрное, со шлемом на голове и какой-то странной узкой и плоской чёрной палкой в руках. Конец этой палки блуждал по комнате, на секунду задержался на трупе Инессы, а затем метнулся на меня. Его палка меня тут же ослепила, и я так и не увидел, что это был, но зато услышал:

— Господи, да здесь бойня прям какая-то! Сюда, живо!!! Один ещё жив!

По полу прогремели ещё несколько ботинок, и в комнату ворвалось сразу двое — ещё один чёрный, а второй, более худой и какой-то хрупкий на вид, в красном.

— Не стрелять! — раздался подозрительно знакомый голос. — Это свой. Коля, ты живой?

«Да!!!», — захотелось мне крикнуть, но не получилось, мой голос меня уже не слушался. Я словно смотрел на подскочивших ко мне Пашу и Анну со дна очень глубокого колодца, который при этом с каждой секундой становился ещё глубже.

— Коля! Говорила же я тебе, чтобы ты не ходил один…

— Вот, коли ему это!

— Что? Зачем?

— Коли давай, полную дозу! Да, вот сюда. А я — в шею. И живее, живее, я уже не слышу, как он дышит! Давай, мужик, не смей сдаваться! Ты вытащил меня из этого плена, и так просто я не дам тебе свалить на ту сторону.

— Готово! Ты уверен, что это поможет?

— Не уверен, это стабильно работает только на мне… Будем надеяться, что благодаря наркоте он продержится до прибытия скорой. Ты! Дуй на улицу и лови санитаров! Живо, живо!

Зрение угасло окончательно, и я теперь слышал только угасающие голоса, затухающие, словно эхо в горах. Чёрт, а я так и не побывал на Урале, говорят, там в это время года красиво.

— Он замерзает! Сейчас…

— Ай, горячо! Какого чёрта… А, ладно, не важно. Так, я вколол ему третью ампулу, если это не сработает, то колоть ещё уже нет смысла. Боже, что это??? Глаз??? Ох-х…

И теперь всё стихло окончательно, оставив меня наедине с самим собой.

— Он холодеет! Сейчас, подожди, я согрею его…

Представь себе самое счастливое место на земле, место, где ты — царь и бог, где ты повелеваешь законами Вселенной, подстраивая их под себя. Это может быть как неопределённое место, так и какое-то конкретное, ты можешь наполнить его цветами, запахами, предметами, людьми и прочим, что тебе необходимо для счастья. Любимая работа, общественное признание. Добрые слова нежного и тёплого материнского голоса, крепкие и надёжные объятия отца. Мёртвый, но, тем не менее, живой и невредимый брат хрупкой маленькой ладошкой касается твоей руки. Рядом увивается любимый пёс, которого родители усыпили, когда ты был маленьким из-за того, что тот заболел и не смог выздороветь. Прямо перед тобой стоит не просто любимая — а та единственная, которая теперь всегда будет с тобой, что бы вокруг не происходило. Рядом перешёптываются друзья, большую часть из которых ты либо похоронил, либо забыл, но, тем не менее, они от этого не становятся менее значимыми для тебя. Конечно, это всё чушь полнейшая, это невозможно в реальности, и все они — лишь образы в твоей голове, слабые отпечатки, «снимки» тех реальных людей, которых тебе посчастливилось встретить при жизни, но разве этого будет мало?

Представил?

Забудь.

Там, где я сейчас находился, царил мрак. Не та тьма, которую можно увидеть и при некоторых обстоятельствах даже почувствовать, а та, которая затмевает от Вас всё то, что Вам дорого. Здесь нет счастья — лишь боль. Здесь нет радости — страх овладевает Вами. Здесь нет никого, кроме Вас — в обычных обстоятельствах Вы — это целая Вселенная внутри вселенной, но только не здесь. Одиночество, засевшее так глубоко внутри Вас, что Вам постепенно начинает казаться, что оно — основа Вашего мирозданья. Здесь нет любви — лишь сожаление о несбывшихся надеждах и желаниях, об утраченных возможностях и причинённом зле тем, кто Вас окружал. Здесь нет ничего, кроме боли, страха, одиночества и сожаления. Здесь нет ничего, кроме меня.

Воспоминания, в основном тёмные и грустные, здесь вызываются легко, всплывая из таких глубин памяти, о которых Вы даже не подозревали, и эти воспоминания перемешиваются с Вашей фантазией, отчего эта сборная солянка становится Вашей второй реальностью. И Вы вынуждены заново переживать всё то, что с Вами приключалось когда-то, но при этом какой-то злой шутник пропустил все эти воспоминания сквозь кривую призму, исказив их до неузнаваемости. Вы переживаете эти моменты снова и снова, а когда устаёте от них настолько, что хотите умереть второй раз, Вам подкидывают одно единственное счастливое воспоминание или фантазию, которая вселяет в Вас жалкие крохи надежды, что всё станет лучше, что падать ниже уже некуда. Но Вы непременно выныриваете из него и осознаёте, что эта фантазия и была главным ударом, что всё, что было до неё — полная фигня по сравнению с этим, поскольку раньше показывали, что Вы сделали, и что у Вас было. А оно показывает то, чего у Вас не будет никогда, что бы Вы ни делали и как бы этого ни желали.

Я лежал на больничной койке, неудобной, жёсткой как камень; я был обездвижен. Моя койка оказалась огорожена ширмой, и я откуда-то знал, что я один в этой палате сейчас, хотя почему-то так быть не должно. Справа сияло ночными звёздами зимнее небо, что меня окончательно убедило в том, что всё происходящее со мной — плод моего воображения. Злая насмешка над человеком, который, по их мнению, настрадался пока ещё недостаточно. Скрипнула дверь, и в палату кто-то вошёл. Я не знал, кто это был, но зато я почувствовал его эмоции и увидел его мысли. Горе, сожаление, желание позаботиться и понимание, что ничего толком сделать нельзя. И там было ещё одно чувство, которое я никак не ожидал встретить.

Любовь. Тлеющая искорка, не более, возможно, этот человек даже сам не осознавал, что она у него есть, но эта искорка была. И едва вошедший коснулся ширмы и заглянул за неё, как эта искра вспыхнула тысячью солнц, раскалившись до неимоверной температуры и на краткий до умопомрачения миг пересилив всё остальное, что было вокруг нас, даже нас самих.

Анна не плакала — сильные девчонки не плачут, по крайней мере, не там, где их может кто-то увидеть. Но её лицо было белее мела, она старалась сдерживать обуревающие её эмоции, и у неё это получалось.

— Я не должна была отпускать тебя одного, — тихо, почти шёпотом произнесла она.