Метель в преисподней (СИ) - Айдарин Николай - Страница 56

— И всё-таки, — продолжил я. — Не могли бы Вы хотя бы озвучить, какое психическое заболевание было у девочки?

— Ну, мне как бы не положено, товарищ следователь, — неуверенно протянула оператор.

— Понимаю, — кивнул я чисто машинально. — Персональные данные, и так далее. Но, однако, Вы же не назовёте мне её имени, ведь так? Тогда какая разница, ведь я её найти не смогу же?

— Ну хорошо. Так. Маниакальные депрессии. Но я Вам ничего не говорила! А то если об этом узнают, мне голову открутят. Всё, всего доброго, товарищ следователь!

И она повесила трубку, надо сказать, достаточно поспешно. Я даже не успел ей сказать, что наш разговор в любом случае записывается, хотя я точно знаю, что записи никто не проверяет — ни у кого нет ни времени, ни сил, хотя кто-то, вроде бы, должен это делать.

Нет, у этой девочки определённо не маниакальные депрессии. Вообще не похоже, чтобы с ней случались депрессии. Аутизм? А как вообще выглядит аутизм в этом возрасте? Эх, говорила мне мама — иди в медицинский, станешь доктором, будешь людей лечить! Нет, меня понесло в уголовку, да ещё и в бригаду только что созданных следователей, которые даже не были полицейскими.

Значит, завтра же с утра надо будет сходить в полицию и составить заявление о том, что я нашёл ребёнка. И она тогда некоторое время поживёт у меня, я вызову доктора, и он сообщит мне её диагноз и сведения по уходу за ней — мало ли, вдруг надо какие лекарства ей колоть, ещё проснётся в ней какой-нибудь зелёный и очень злой бугай посреди ночи. Нет, за себя я не боюсь — после сегодняшней драки у меня спина вообще ничего не чувствует, самая натуральная отбивная. Я за неё боюсь, вдруг она себя поранит? О таких вещах знать просто необходимо. Пару дней перекантуется у меня, а там придёт специальная комиссия, которая уже решит, что с ней делать дальше и куда направить, если, конечно же, никто не объявится.

Чёрт, Ник, о чём ты толкуешь?! Да за ней целая армия одержимых охотится! Что Инессе стоит замаскироваться под того же доктора и тихо и мирно увести девочку у тебя из-под носа? Никому нельзя доверять!

С кухни внезапно донёсся болезненный возглас Паши — закипевшее масло брызнуло со сковородки. Я с закравшимся в душу подозрением посмотрел на кухню.

Паша. Он уже дважды сталкивался с Инессой, а я — четырежды. Так почему никто из нас двоих до сих по не стал одержимым? Чего она ждёт? Восьмого марта, чтобы преподнести нас как желанный подарок самой себе? Ничего не понимаю, так же всё гораздо проще для неё станет — вселилась в любого из нас, а то и сразу в двоих, и всё, все проблемы исчезли. Девочка будет у неё, никто больше не мешается под ногами. Кстати, интересно — когда она вселится в меня, то она получит мои способности, или нет? Если так подумать, то да, поскольку я знаю, что способности завязаны на генетике. Но если подумать немного лучше, то дело здесь не только в генетике. Одним (ну или не одним) редким геном не заставишь человека работать в режиме антенны для чужих мыслей, здесь должно быть что-то ещё. Способности Алексея в управлении молниями я при своих скудных знаниях ещё могу попытаться объяснить с точки зрения биологии и физики, но вот Инесса… Инесса всё меняет. Она не просто приказывает своим куклам, она ими управляет. И чем больше она затрачивает на них времени, тем глубже и тоньше становятся процессы управления. Но по поводу того, передадутся ли ей мои способности, когда она вселится в меня — я здесь могу только развести руками. Не знаю, случиться может абсолютно всё, но я очень надеюсь, что закон Мёрфи здесь работать не будет, иначе мир заполучит бесноватого телепата-телекинетика.

От этих мыслей у меня пробежали мурашки по коже. Я поёжился словно от холода, после чего неожиданно обнаружил, что головная боль начинает потихоньку отступать, уступая место обычно усталости и ощущению, будто я весь день работал в боксёрском зале грушей. Обожаю такие моменты, самое приятное в них — это понимать, что самое плохое уже позади, и дальше будет только лучше. На какое-то время.

Вскоре мы поели. Паша практически весь вечер молчал, мрачно ковыряясь в своей тарелке, после чего добровольно принялся мыть посуду. Девочка тоже поела, но только после того, как мы сказали ей это. Похоже, она была довольно голодна, так как она съела целую тарелку Пашиной стряпни (кстати, вкусно!), а когда мы решили попробовать наложить ей ещё одну, то она съела и её, но уже не до конца, оставив буквально пару ложек. Сколько мы до этого ни пытались своими расспросами узнать, голодна ли она была или же нет, так и не узнали. Зато после ужина мы впервые услышали её голос:

— Спасибо, — тихо произнесла она, после чего встала столбом и вернулась обратно в свой внутренний мир.

Голос у неё был под стать ей — тонкий, высокий и какой-то бесцветный, словно у забитой всеми мыши.

Через некоторое время после ужина Паша всё-таки позвал меня на приватный разговор.

— Значит так, — Паша важно положил руки на стол, сцепив их в замок. — Ночь мы ночуем здесь. Ты, я и она. Спать предлагаю по очереди, по четыре часа каждый.

— Думаешь, что может что-то случиться? — спросил я его.

— Нет, но не хотелось бы проснуться от того, что один из… рипперов наматывает твои кишки на люстру. Первым спишь ты, потом я. А утром я ухожу в полицейский участок, попытаюсь добыть хоть какие-нибудь сведения о девочке, попробую поднять старые связи, побеседую с психологом.

— А я, так понимаю, буду всё это время стеречь её?

— Да. Тебя это напрягает?

— Нет, что ты! Это куда легче, чем присматривать за молчаливым попугайчиком — нужно только кормить не забывать, а спать она и сама уляжется.

— А туалет?

Я чертыхнулся. Про самое главное я как-то забыл. Ладно, постараюсь водить её почаще в туалет, авось хоть разок повезёт.

— Разберусь, — уже не так радостно сказал я.

— Вот и отлично. Но прежде чем я начну искать, мне нужно знать хоть что-нибудь о ней. Ты должен залезть ей в голову.

Я хмыкнул — «должен». Он меня не просит, не умоляет и не приказывает. Он просто вешает эту часть ответственности на меня, как будто из нас двоих только я умею лазить по чужим мозгам. А, ну да…

— Не раньше утра, — прикинул я. — Иначе тебе нас обоих придётся водить за ручку в туалет.

— Прям совсем никак? Хоть имя её узнай.

Я вздохнул. Ладно, пару секунд я выдержу.

— Хорошо, я попробую, — неуверенно протянул я. — Только я ни разу ещё не залезал в голову к… людям с подобной психикой. Я совершенно не знаю, что я там могу обнаружить.

— Число «сорок два»? — предложил Паша.

— Чего? — не понял я.

Он только махнул на меня рукой.

— Ты пока сходи на балкон и принеси бутылку, которую я зарыл в снег, — велел ему я.

— В снег? — нахмурился Паша.

— Намело, — пояснил я. — Я окно не закрыл, а тут этот проклятый снегопад. Весной у меня на балконе можно будет аквапарк открывать.

И в то время, пока Паша ходил за моим горячительным напитком, я подошёл к девочке и, усевшись на пол напротив неё, посмотрел ей в глаза. Мне было больно до сих пор, виски пульсировали непрерывно, наливаясь кровью, и поэтому, когда я едва нащупал естественную ментальную защиту девочки, боль в голове резко усилилась. Я едва не вскрикнул, но всё-таки сдержался. Ткнулся лбом в плёнку защиты и мысленно пальцем проковырял в ней дыру, достаточную для того, чтобы увидеть, что творится внутри.

— Как тебя зовут? — спросил я у девочки.

Голова у неё изнутри оказалась странной. Не знаю, с чем это можно в точности сравнить, чтобы передать то, что я почувствовал, но наиболее близкой аналогией будет такая: представьте себе большую пустую комнату, которая полностью обклеена белыми и девственно-чистыми листами. Это были её мысли. Они именно были, но там была только пустая оболочка, хотя, быть может, я недостаточно глубоко копнул.

— Как тебя зовут? — спросил я ещё раз, более настойчиво. — Как твоё имя?

Наконец на одной из бумажек появилось хоть что-то. Слово, одно единственное: