Неночь - Кристофф Джей - Страница 9

Улыбка Мии утащила улыбку владельца трактира за стойку и тихо ее задушила.

Та умерла почти беззвучно.

– Боюсь, вы меня неправильно поняли, сэр, – сказала девушка. – Я пришла не для того, чтобы устраиваться в ваше… – оглянулась, – …без сомнения, прекрасное заведение.

Мужчина шмыгнул носом.

– Жачем тогда пожаловала?

Она положила на стойку мешочек из овечьей шкуры. Сокровища внутри него заиграли звонкую мелодию, но звучали они отнюдь не как монеты. Если бы вы были дантистом, то догадались бы, что крошечный оркестр внутри мешочка состоял исключительно из человеческих зубов.

Она сделала паузу перед тем, как заговорить. Нужно было произнести слова, которые она так долго учила, что они начали ей сниться.

– Мое подношение для Пасти.

Мужчина посмотрел на нее ничего не выражающим взглядом. Мия попыталась не выдать свой испуг и унять дрожь в руках. У нее ушло шесть лет, чтобы зайти так далеко. Шесть лет крыш, подворотен и бессонных неночей. Шесть лет пыльных фолиантов, кровоточащих пальцев и пагубного мрака. Наконец-то она стояла на пороге, всего в шаге от восхваляемых залов Красной…

– При чем тут Пашть? – моргнул владелец.

Мия стояла с каменным лицом, несмотря на жуткие кувырки, которые совершали ее внутренности. Обвела взглядом бар. Расхитители гробниц согнулись над картой. Группа местных зевак играла в «шлепок» заплесневелой колодой карт. Женщина в вуали и одеянии песочного цвета рисовала узоры на столе чем-то похожим на кровь.

– Пасть, – повторила Мия. – Это мое подношение.

– Пашть мертва, – нахмурился владелец трактира.

– …Что?

– Она умерла еще четыре иштинотьмы тому нажад.

– Пасть, – девушка нахмурилась. – Мертва. Вы с ума сошли?

– Это ты помянула мою штарую покойную матушку Паштию, девочка.

Понимание постучало ее по плечу и сплясало веселую джигу.

Та-да!

– Я говорю не о твоей мамаше, ты, еба…

Мия мысленно взяла себя за шиворот и хорошенько встряхнула. Затем прочистила горло и смахнула косую челку со лба.

– Я говорю не о вашей матери, сэр. А о Пасти. Нае. Богине Ночи. Матери Священного Убийства. Сестре и жене Аа, той, кто сеет голодную тьму в каждом из нас.

– О, так ты говоришь о то-о-ой Пашти.

– Да, – слово было камнем, брошенным прямо в лицо владельца трактира. – Пасти.

– Прошти, – смущенно сказал он. – У тебя прошто неражборчивое проижношение.

Мия прожгла его взглядом.

Мужчина за стойкой прокашлялся.

– Поближошти нет шеркви Пашти, девочка. Поклонение ей вне жакона, даже в нашей глубинке. Я не веду дела ш теми, кто поклоняется Ночи и им подобным. Плохо влияет на бижнеш.

– Вы же Жирный Данио, владелец «Старого Империала»?

– Я не жирный…

Мия стукнула кулаком по барной стойке. Несколько игроков в «шлепок» оглянулись.

– Но вас зовут Данио? – прошипела она.

Пауза. Мужчина задумался, нахмурив брови. Взгляд его медлительного глаза был направлен куда-то в сторону, словно его отвлекли красивые цветы или, возможно, радуга[17].

– Ага, – наконец ответил Данио.

– Мне сказали – предельно четко сказали, прошу заметить, – зайти в «Старый Империал» на побережье Ашкаха и отдать Жирному Данио мое подношение. – Мия толкнула мешочек по стойке. – Берите.

– Что в нем?

– Трофей убийцы, убитого в ответ.

– А?

– Зубы Августа Сципио, верховного палача итрейского Сената.

– Он придет жа ними?

Мия закусила губу. Закрыла глаза.

– …Нет.

– А как же, бежна его побери, он потерял швои…

– Он не терял их! – Мия подалась вперед, проклиная вонь. – Я вырвала их из пасти, после того как перерезала его жалкую глотку!

Жирный Данио умолк. Его лицо стало почти задумчивым. Мужчина наклонился, обдав ее зловонием испорченной рыбы, и к глазам Мии подступили непрошеные слезы.

– Прошти, девочка. Но на кой мне жубы какого-то мертвого ублюдка?

Дверь со скрипом отворилась, и в «Старый Империал», пригнувшись, вошел Волкоед, держась так, словно он владел половиной заведения[18]. За ним ввалилась дюжина его матросов, они с трудом втискивались за грязные столики и занимали места у скрипучей барной стойки. Виновато пожав плечами, Жирный Данио принялся обслуживать двеймерских моряков. Когда он направился к столикам, Мия поймала его за рукав.

– Сэр, у вас есть свободные комнаты наверху?

– Конечно. Один бедняк жа неделю, плюш бешплатный жавтрак.

Мия вложила железную монету в ладонь мужчины.

– Пожалуйста, сообщите мне, когда потребуется доплата.

Неделя без новостей. Ни знака, ни малейшего шепота, не считая воя ветра из пустыни.

Команда «Кавалера Трелен» ночевала на борту корабля, пока пополняла припасы, но часто пользовалась услугами города. Их типичная неночь начиналась с трапезы в «Старом Империале», продолжалась в объятиях донны Амиль и ее «танцовщиц» в заведении с говорящим названием «Семь вкусов»[19] и заканчивалась все в том же «Старом Империале» за спиртным, песнями и регулярной дружеской поножовщиной. Лишь один мужчина лишился пальца за время их стоянки. Но владелец пальца отнесся к потере с юмором.

Мия сидела в темном углу и смотрела на мешочек с зубами палача, лежавшем на столе. Ее взгляд метался к двери при каждом скрипе. Время от времени она заказывала порцию поразительно острого (и, чего уж там, вкусного) чили Жирного Данио под названием «вдоводел». Она мрачнела с каждым днем, а дата отплытия «Кавалера» все близилась.

Неужели Меркурио ошибся? Прошло много лет с тех пор, как он отослал своего последнего ученика в Красную Церковь. Может, ее поглотили пески? Может, люминаты наконец отправили их на покой, как клялся сделать судья Рем после Резни в истинотьму?

«Возможно, это проверка. Смотрят, не сбежишь ли ты отсюда, как испуганный ребенок…»

Она гуляла по городу при перемене каждой неночи и подслушивала у дверей, оставаясь почти невидимой под плащом из теней. Теперь Мия знала жителей Последней Надежды как свои пять пальцев. Провидицу, которая гадала местным женщинам, толкуя знаки по истрепанному томику с ашкахскими письменами, хотя на самом деле не могла их прочесть. Мальчика-раба из «Семи вкусов», замыслившего убить свою госпожу и сбежать в пустыню.

Люминаты из легиона, размещенного в гарнизонной башне, были самыми жалкими солдатами, которых Мия когда-либо встречала: два десятка мужчин, застрявших на окраине цивилизации, всего в паре солнцестальных клинков от ужасов ашкахской Пустыни Шепота. Поговаривали, что ветер, дувший со стороны развалин древней империи, сводил людей с ума, но Мия верила, что скука справлялась с этим быстрее ветров-шептунов. Легионеры только и делали, что говорили о доме, женщинах и совершенных грехах, за которые их отправили в жопу республики[20]. Уже через неделю Мию начало тошнить от их болтовни. И никто ни разу не обмолвился о Красной Церкви.

Спустя семь перемен после прибытия в Последнюю Надежду она наблюдала, как экипаж «Кавалера» собирает манатки. Матросы перекликались хриплыми от грога голосами. Какая-то частичка ее подумывала пробраться на борт, пока они готовились к отплытию. Вернуться домой к Меркурио. Но, по правде говоря, она зашла слишком далеко, чтобы теперь сдаться. Если Церковь думает, что она подожмет хвост при первом же препятствии, то они совсем не знают Мию.

Сидя на крыше «Старого Империала», она смотрела, как «Кавалер» отплывает от берега, и курила сигариллу. Ветры-шептуны дули со стороны пустыни – бесформенные, как сны. Девушка опустила взгляд на кота – который на самом деле не кот, – сидевшего в длинной тени, откидываемой солнцами. Его голос был как поцелуй бархата на коже младенца:

– …Ты боишься…