Детектив о лучших мужчинах - Устинова Татьяна - Страница 5

Тот переступил ногами в крепеньких красных сапожках и покосился на Волкова неодобрительно.

– Так, – сказал Волков, сердясь все сильнее. – Какие, к чертовой матери, сорок восемь рублей пятнадцать копеек?

Гном сосредоточенно пошевелил губами, словно повторяя про себя заранее выученный урок.

– Не-ет, – наконец сказал он. – Мне нужно сорок шесть рублей семнадцать копеек! У вас есть столько?

Он был очень чистенький, ухоженный, совсем не уличный, как определил для себя Волков. Шапка с помпоном старательно надвинута на уши, и шарф повязан как следует, и красные сапожки на липучках тоже довольно чистые, хотя и не новые, с растрескавшимися носами.

Пожав плечами, очень сердитый Волков полез в бумажник – моментально вспомнился оторванный пиджачный карман – и достал полтинник.

– На.

Гном стянул варежку и взял бумажку.

– А это сколько рублей?

Этого Волков совсем не смог вынести.

– Пятьдесят! – рявкнул он. – Ты что, не видишь?!

– Волков, на кого ты орешь?

Он оглянулся. Через сугроб, задрав шубу, к нему лезла Юля. Та, прежняя Юля, его жена, а вовсе не туманность Андромеды.

– На меня, это потому, что я у него денежек попросил. Никто не любит денежки давать, – пояснил гном обстоятельно.

И тут он вздохнул.

Юля пробралась к ним, поскользнулась, чуть не упала. Волков ее поддержал. Локоть под шубой был твердый и чужой, как железный прут из ограды.

– Ты кто такой? – спросила Юля у гнома.

– Я Павлик, – представился тот, аккуратно засунул купюру в карман курточки и натянул варежку. – Мне нужно сорок шесть рублей семнадцать копеек. Он дал! – И показал на Волкова.

– А почему тебе нужно именно сорок шесть рублей семнадцать копеек?

Мальчишка удивился.

– Потому что батон стоит восемнадцать рублей, а молоко двадцать восемь семнадцать, это все знают! А мне нужен батон и молоко.

Юля посмотрела на Волкова, а он на нее.

– Ты что, на улице живешь? – тихо спросила Юля. – Родителей нету?

– Я дома живу, – сообщил мальчишка, – почему на улице?

Про родителей он ничего не сказал, но Юля не отставала.

– А родители твои где? Ты почему один ходишь? Ты же маленький еще! Мало ли что может случиться!

– Ничего со мной не случится.

– Тебе сколько лет, Павлик?

– Шесть, – гордо сказал мальчишка. – Бабушка говорит, что я для своего возраста очень самостоятельный.

– Это точно, – согласился Волков неприятным голосом, и Юля ткнула его локтем в бок.

– А бабушка где? Дома?

Мальчишка отвел глаза и стал варежкой смахивать снег с бампера волковской машины.

«Какой-то кошмар», – подумал Волков.

– Павлик, где ты живешь? Где твоя бабушка? Давай я тебя домой провожу, а по дороге мы молока купим и батон! Давай?

Чего она к нему привязалась, думал Волков с тоской и гневом. Ну ничего же нельзя сделать, это ежу ясно!..

Ежу, может быть, и было ясно, но только не его жене. Она всегда отличалась упрямством и все делала так, как считала нужным!..

– Ты почему молчишь, Павлик?

– Юль, мне на работу давно пора, так что… – встрял Волков.

– Бабушка умерла, – вдруг, решившись, сказал мальчишка. – Мне тетя Маша из сто тридцатой объяснила, это значит, что мы с ней долго не увидимся. Ну, с бабушкой, значит. А потом увидимся, сказала тетя Маша, – в королевстве. Я мультик смотрел про Снежную королеву, и там было королевство, и тетя Маша сказала, что бабушку туда забрали. Только я думаю, что навряд ли она в королевстве. Там холодно и делать нечего. Только колдовать, а бабушка колдовать не умеет.

В голове у Волкова опять ударили в гонг, и лошади понеслись по кругу, стуча копытами.

– Почему бабушка… в королевстве? – спросил он зачем-то.

– Не знаю, так тетя Маша сказала.

– В царствии, – поправила Юля тусклым голосом, – в царствии небесном. Так тебе тетя Маша объяснила?

– Точно! – просиял мальчишка. – Как это вы угадали? А я вспоминал, вспоминал!.. Она над нами живет, к бабушке в гости ходит. К ней какой-то валет должен прийти, а все никак не идет! А бабушка говорила, что он придет, и тетя Маша сказала, что она раньше надеялась, а потом перестала.

– Бабушка давно умерла?

Мальчишка виновато посмотрел на Юлю.

– Я в календаре не понимаю, – сообщил он и шмыгнул носом, – хотя мне в школу на следующий год. Я зато в часах понимаю! Хотите, скажу вам, сколько времени?

– Скажи.

И пока мальчишка рассматривал часы под задранным рукавом ее шубы, она быстро вытерла глаза. Волков отвернулся.

– Без двадцати десять! – объявил гном. – Правильно?

– Двадцать минут десятого, – сказал Волков. – Правильно.

– А почему ты один? Где родственники? Почему ты в магазин ходишь? – спросила Юля.

– А кто же за меня пойдет? – рассудительно сказал мальчишка. – Больше некому, бабушка-то в царство уехала! А родственник у нас один, дядя Петя. Он в Тамбове живет. Есть такой город?

– Есть, – подтвердила Юля и опять вытерла глаза.

– А больше никого нет. Тетя Маша сказала, что меня обязательно придут забирать. Ну, чтоб я ждал.

– Кто придет?

– Из собеса, – произнес мальчишка привычное слово, – она говорит, государство о детях должно заботиться и бросать их не должно. Она говорит, что скоро придут и заберут меня в детдом. А я не хочу в детдом! Я туда не пойду!

– Как… не пойдешь?

– Юль, кончай эту канитель, а?

– Не пойду, – заявил мальчишка совершенно по-взрослому, – бабушка всегда мне говорила – надень шапку как следует, ты что, детдомовский, что ли? И не пойду я туда ни за что! Я сам по себе жить буду.

– Ты не сможешь.

– Мне бы только вырасти немножко, а там я на работу устроюсь, – продолжал мальчишка, – бабушка говорила, что, когда я вырасту, мы с ней на юг поедем, на море! Она говорила, заработаешь и свезешь меня. Вы знаете, что такое море?

Юля взяла Волкова за руку. Ее ладонь была холодная, маленькая, как птичья лапка, и несчастная. И дрожала. Волков подержал ее руку и сунул в карман своей куртки.

– Павлик, постой, но как же ты… живешь? – Юля выдернула руку – единственное, что сейчас интересовало Волкова, – и присела перед мальчишкой на корточки. – Тебе же надо есть, пить, спать! Как ты все это делаешь?

– А что? Я самостоятельный. Я вот молока куплю и хлеба и ем. Бабушка говорила, что на молоке с хлебом можно всю жизнь прожить и не болеть некогда.

– Так, подожди, а социальные службы? Тебя должны были давно забрать!

– Да я не хочу, – объяснил мальчишка, явно гордясь собой. – Я утром уйду и не возвращаюсь до вечера! А они приходят, и участковый, дядя Сережа, и с ним две тетки в шапках! Я их сто раз видел! Они придут, поищут, поищут, а меня нет. Ну, и уйдут. А вечером уж я прихожу.

– А ключи?

– А у меня есть. Вот! – И он достал из-за пазухи связку. – Бабушка всегда говорила, что если она помрет, я в квартиру не попаду, и дала мне ключи. Я все замки открывать умею, вы не думайте! До верхнего не достаю, так я на ящик становлюсь! Там бумажка приклеена, я ее отдеру потихоньку, и вхожу, и живу себе. Главное, теперь вырасти быстрей, чтоб на работу устроиться. А то они меня изымут.

– Что?!

– Ну, это так называется, – объяснил мальчишка обстоятельно. – Ребенка изымают и сдают в детский дом. Ну, чтобы он по улицам не шатался! Только я туда не хочу. Я один буду жить. Я же все умею! И стирать, и чайник ставить, и картошку чистить! Только картошка кончилась, а я не знаю, сколько она стоит. Вы не знаете? Я бы тогда денег попросил и купил картошки, а так не знаю…

Птичья лапка опять изо всех сил стиснула волковскую руку.

– И по улице я не шатаюсь. Я в магазин схожу, а потом на лестнице сижу, на самом верху. У нас там тепло и свет горит. Это называется черная лестница. Только ничего она не черная! Бабушка говорит, что раньше управдом был жулик, а теперь ничего, меньше ворует. Лампочки покупает. Я туда книжку принес. Читаю. Не мешаю никому. Я только не хочу, чтобы меня изымали. Я дома хочу…