КК 9 (СИ) - Котова Ирина Владимировна - Страница 61

Я осматривала все это и зверела. В первый же день после приезда нам с леди Лоттой и Ритой пришли выразить свое почтение аристократы Виндерса и местный мэр Фемминс. Физиономия у него была самой угодливой и лоснящейся, так что от недостатка питания и тепла он явно не страдал. Тут же вспомнилось, как он клялся мне, что у них нет ни врачей, ни лекарств, ни реанимационного оборудования, — и я выдохнула, чувствуя, как холодеют руки и в груди разрастается тяжелая злость.

— Сначала разберись, — сказала я себе шепотом. — Пожалуйста, сначала разберись.

Водитель покосился на меня в зеркало, но лицо его оставалось каменным.

Мы припарковались у ближайшего госпиталя. Уже снаружи стало понятно, что дело плохо — у входа стояло несколько десятков носилок, подъезжали скорые. На наших глазах из скорой выгрузили сразу трех раненых, которых транспортировали в нарушение всех норм. Машина сразу же развернулась и уехала.

Я в сопровождении гвардейцев прошла в госпиталь. Приемное отделение было переполнено, в коридорах лежали солдаты, суетились санитары и врачи. В нос ударил запах крови, лекарств и антисептика, человеческого пота и грязной одежды. На меня почти не смотрели, но это было понятно: пожалуй, явись сюда сам Триединый, и то ему было бы уделено минимум внимания.

В кабинете главврача не оказалось. Я нашла его в терапии осматривающим больных. Он тоже был усталым и прислушивался к моим вопросам вполуха, словно не понимая, зачем я к нему явилась.

— Не справляемся, ваша светлость, — поделился он, когда мы вышли из палаты. — Сами видите. Не хватает персонала, коек, машин, чтобы забирать раненых. Нам нечем кормить больных, неделю уже сидят на овсяной каше. Мэр на все просьбы отвечает, что сделать ничего не может.

Я скрипнула зубами и попрощалась. Счет к мэру рос на глазах.

После госпиталя я попросила отвезти меня в центр помощи беженцам при мэрии. Огромная очередь, тянущаяся через всю центральную площадь, начиналась от черных дверей веселенького старого здания, выкрашенного в голубой цвет, с флагами Инляндии и Дармоншира на шпиле. Я прошла вдоль очереди и, извинившись, вместе с гвардейцами протиснулась в двери.

В помещении, сплошь заставленном коробками, за широким столом сидел чиновник с равнодушным лицом и пробивал печатью талоны — а его помощники выдавали людям коробки с пайками.

— Дайте и мне один, — сказала я и мило улыбнулась лысине чиновника.

— Талон, — бросил он, не поднимая глаз.

— У меня нет талона, — призналась я.

— Без талона не положено, — буркнул он. — Следующий.

— И все же, — проговорила я и кивнула одному из охранников, — я настаиваю.

Чиновник поднял голову — глаза его расширились, и он приподнялся на стуле.

— В-ваша светлость.

— Моя, — согласилась я, принимая из рук гвардейца коробку с пайком. Открыла, посмотрела на содержимое — и, достав пакет с мукой, высыпала ее чиновнику на стол. В белой пыли копошились толстые мучные черви. Народ, ожидающий в очереди, зашумел, раздались возмущенные выкрики.

— Что это? — спросила я нежно, хотя пришлось прилагать усилия, чтобы не сорваться на крик.

— Ваша светлость, — чиновник судорожно вытер лысину. — Я что? Я ведь ничего. Даю, что выдают. Мое дело талоны пробивать, ваша светлость.

— Конечно, — кивнула я, направившись к выходу и прихватив с собой второй пакет с мукой. — Сергей, проследи, чтобы господа оставались здесь и никуда пока не звонили. Выдачу пайка приостанавливаем.

Водитель понятливо кивнул, и в этот момент раздался звонок телефона.

— Да? — проговорила я в трубку, глядя, как охранники успокаивают взволновавшихся людей.

— Дайте хоть такую, мы просеем, — причитала какая-то женщина, и ей вторили на разный лад. Бедные отчаявшиеся люди.

— Ваша светлость, — раздался в телефоне голос капитана Осокина. — Взломали мы склады, скрутили охрану. Все хранилища забиты продуктами из Рудлога и Маль-Серены.

— Понятно, — зло отозвалась я. Внутри плеснуло яростью, по помещению пронесся ветерок, разметав талоны, мучную пыль и бумаги. Народ испуганно примолк.

— Это не все, — продолжал капитан. — Пока мы здесь допрашивали охрану, подъехал грузовик одного из поставщиков. Мы велели охранникам принять груз, как обычно, и понаблюдали. Из грузовика выгрузили мешки с просроченной мукой. А загрузили продукты хорошего качества. Взяли водителя, он сдал хозяина, мы съездили к нему, привезли сюда, прижали. Он божится, что все согласовано с мэром и он не один такой. Несколько местных крупных торговцев проворачивают мошенническую схему: просрочку сдают в пункты помощи, а хорошие продукты перефасовывают и выставляют в своих магазинах. А половину прибыли отдают мэру и еще нескольким повязанным с ним чиновникам.

— Понятно, — повторила я звенящим голосом. — Капитан. Грузовики задержали?

— Так точно, ваша светлость.

— Берите задержанных молодцев и пусть грузят туда продукты. А затем везите к центру помощи. Нужно раздать людям.

— Так точно, — повторил Осокин.

"Только не натвори дел, — говорила я себе, поднимаясь на второй этаж мэрии и сжимая в руках пакет с мукой. Меня трясло от злости. — Только не натвори ничего непоправимого".

Мне нужно было бы успокоиться, но я не могла — меня гнали в спину ярость и отвращение. Пока в нескольких десятках километров отсюда шли кровопролитные бои, в больницы везли тысячи пострадавших, и мой Люк, как и множество других людей, аристократов и простых, рисковал собой, часть дармонширской элиты жила так, будто войны нет. А некоторые еще и считали возможным наживаться в это время. Зачем? Зачем им деньги, если завтра их могут прибить к дверям администрации, а их жен и детей угнать в рабство? Никогда мне этого не понять.

— Господин Фемминс обедает, — поднялась секретарь на входе в кабинет мэра, но я мазнула по ней взглядом и прошла дальше. Охранники у дверей не стали меня задерживать.

Мэр Фемминс действительно обедал — в роскошной столовой при кабинете, за столом, уставленным блюдами и дорогим вином, в компании нескольких местных баронов и одного графа. Я подумала, что из окон должна быть видна очередь голодных людей и едва удержалась, чтобы не приказать арестовать мэра безо всяких разговоров.

— Ваша светлость, — растерянно сказал Фемминс, поднимаясь и выцепляя взглядом пакет у меня в руке. — Какая честь. Как вы прекрасно выглядите. Присоединитесь к обеду?

Он волновался. Понимал: что-то не так.

— Конечно, — сказала я, светски улыбаясь и подходя к столу. Гости тоже учтиво поднялись. — Этот суп так же вкусен, как выглядит, господа?

— Превосходен, ваша светлость, — благодушно отозвался один из баронов. Остальные промолчали, видимо, были поумнее — или потрусливее.

— А сейчас будет еще вкуснее, — пообещала я, перевернула пакет и вытряхнула на стол, уставленный яствами, порченую муку. — Ну, — я наблюдала за изумленными физиономиями, обнаружившими в супе белых червей, — что же вы не едите, господа? Господин Фемминс? Ешьте, прошу. Ешьте, — рявкнула я срывающимся голосом и смела тарелки со стола в сторону мэра. В глазах заплясали темные пятна.

— Да что вы себе позволяете, — возмутился Фемминс тонким голосом, отряхиваясь от супо-червивой смеси.

— Я позволяю? — тихо спросила я. В голове установилась звенящая тишина. В комнате похолодало, а от моей руки, которой я опиралась на стол, потек лед — и стол треснул, раскалываясь на части. — Я позволяю? Пока мой муж защищает нас от врагов, пока наши люди там гибнут, вы тут наживаетесь и званые обеды устраиваете? Уроды. Да я вас под трибунал отдам. Скоты без совести и без родины. Свиньи.

Голос завибрировал, и вся тревога, вся злость и боль мои вылились в оглушительный всплеск — отшвырнувший людей к стенам, выбивший окна и двери. Вокруг выл ледяной ветер, а я пыталась собраться, потому что среди попавших под удар были и мои охранники. Люди корчились у стен, а мэр, стоя на четвереньках, кричал:

— Госпожа герцогиня, пощадите. Пощадите. Виноват. Как попутал кто. Пощадите.