Живи ярко! (СИ) - Петров Марьян - Страница 44

— Прогулы? — выдыхаю со скрипом, внутри всё стянуло и сжалось, отказываясь работать. Веду руками по его бёдрам, сминая их под ягодицами. — Очнись, детка, я работал в твоём клубе, где начальником официально… — Ещё одно его плавное покачивание, и меня сотрясает сладкая судорога от головы до ног.

— Это… не считается. Я возьму натурой, — продолжает лежать на мне, прижимаясь грудью к груди, касается губ, дотянувшись и распалив больше, не даёт себя поцеловать, садится обратно, выпрямив спину.

— Я не могу, Гер, — перехватываю его кисти, когда стягивает с меня штаны, оголяя головку члена. — Я обещал.

— Знаю. — То, как он смотрит на мой член, вышибает пот по всему телу, и кровь сразу приливает в нужном количестве и в нужное место. — Звони ей. Телефон ты знаешь, — опаливает дыханием ноющий пах, стискиваю зубы, чтобы не взмолиться… прекратить эту экзекуцию, от которой кончу сейчас Герке в лицо. Сам мне телефон протягивает с улыбкой садиста и с бесами в коньячных глазах. Выдыхаю паром, как дракон, нахожу номер, хотя и не верю в чудо.

— Валерия Вади…мовнаа…х! — последний слог стоном рванул на выход, чуть не спалив контору: фюрер, зараза белобрысая, разом и глубоко вобрал мой член ртом, облетая языком горячую головку.

— Ярослав?! Что-то случилось? — тревожный голос женщины оглушил, я нечаянно врубил громкую связь. Пиздец происходит! Полный! Ваш сын сейчас мне…

— Соскучился, — цежу хрипловато, сначала упираясь ладонью в голову Туманова, потом сгребая волосы на затылке. — И… у меня тут…

— Гера ведь рядом? — тихо произносит его мать слегка виноватым голосом, не знал, что она так умеет. Мать его!!! Вообще рядом! Гера отсасывает слишком хорошо для скромного препода, пальцы на ногах поджимаются, меня трясти начинает, и башка кругом… или… это круги перед глазами? Пиздец!

— Дааа…

— Точно всё хорошо? Голос у тебя странный, — женщина запинается на секунду. — Гера сказал, что найти тебя для него дело времени…

— Он уже нашёооол… — ничего не вижу, кроме влажных губ Геры, обжимающих мой ствол, — бл… ! — зажимаю рот рукой, бёдрами выгибаясь вперёд.

— Что? Не расслышала?

— То, что обещал тогда… по ходу, слово я — не сдержал. — Светлая голова насаживается резче, и полирующие движения языка уверенно провоцируют неизбежный яркий взрыв.

— Я… всё понимаю. Гера сказал, когда найдёт тебя — больше не потеряет. Раз для него это важно…

— Твою маааа…

— Что?..

— Мамой… я вас называть отказываюсь.

— Я это как-нибудь переживу!

Я вызов сбрасываю с трудом, ещё и сучный сенсор не реагирует на мокрые пальцы. Швыряю его в Германа, тот совсем страх потерял, ухмыляется, с влажным протяжным чмоком выпуская член изо рта.

— Фююю…рер, — теперь ухмыляюсь я, за плечи подтаскивая его вверх и усаживая к себе на бёдра, — ты бегаешь быстро? — стягиваю с него эти блядские плавки, хорошенько приложив ладонью по ягодице. — Просто у тебя был шанс. — Он невинно хлопает ресницами, изображая из себя агнца на казни, но я-то вижу. — Был…

— Да заткнись уже, — хмыкает нетерпеливо и сам приподнимается. Ловлю его за бёдра, не давая сесть, пальцами проверяю, как сильно он скучал… сука!

— Я сказал — заткнись, — уже резче, отбивая мои руки, сам насаживается, высоко запрокинув голову, дыша открытым ртом часто и так соблазнительно, что тянусь к нему поцеловать, но меня жёстко откидывают обратно, придавив ладонью и хищным голодным взглядом.

Резковато Герка на меня присел, оба словили искру боли, но она лишь приправой острой к столу пришлась.

Мой фюрер уже двигается в своём ритме, и неважно, что я глубоко в нём, узком до одури, безжалостно трахают именно меня, меня поглощают… и заставляют выдавать стон за стоном. Милостиво наклоняется, подставляя красивый рот, хватаю губами, вонзаюсь языком со всхлипом. Поцелуй похож на безумие, особенно под аккомпанемент шлепков его задницы о мои бёдра. Нашариваю его сочащийся член… и мстительно выпиваю Геркин стон, размазывая капли по головке. Секунда, и подмахиваю сам, ловя его движения на полпути. Тяжесть, что была до этого, с каждым его взмахом, с каждым задушенным стоном рассасывается внутри, и возвращается чёткое, неоспоримое понимание — полностью мой.

У меня всё на лице было написано, Герка сбился с ритма, останавливаясь, сильнее сжимая меня коленями, словно чувствуя…

Тяну к себе, укладывая на грудь, не целую, вгрызаюсь в шею, ставя хорошую метку, чтобы уж наверняка дошло. Он шипит совершенно по-кошачьи, возится в руках, немного сползая вниз. Держу за бёдра, под ягодицами, сам свободнее развёл колени, чтобы было удобнее двигаться, и с каждым взмахом, с каждым толчком его всё ощутимее трясёт, а меня наоборот: всё тело — в камень, и член ноет так, что не продохнуть, и каждая мышца отзывается скрипом, просит остановиться, ослабить напор, но куда там, мне мало. Мало всхлипов и тяжести его веса, мало собственных стонов, которые он устал глушить, потому что ни дома нихуя, а в людном месте! И это доходит только тогда, когда мокрого насквозь, такого же, как я, затраханного в прямом смысле слова, потому что кончить не могу сам и ему не даю, подвожу всё ближе к черте… Замираю… Разглаживаю на спине чувствительную кожу… и всё по кругу, пока сам скулить не начинаю. Его сворачивает оргазмом первым, он отбивает мою руку, не давая себе помочь, и, прижавшись членом к моему животу, трётся о него, прикусив край подушки. Я — следом, кончаю в него, нахально метя изнутри тоже. Такого же дрожащего и не вышедшего из послеоргазменной эйфории укладываю рядом, сцеловывая с лица и губ то ли слова благодарности, то ли проклятья. Лаской по телу, прижимая к себе крепче, разминаю поясницу, задницу, скольжу между ягодиц, ощупывая мышцы, и по всё ещё влажным и раздолбанным провожу ещё раз, углубляя пальцы…

— Мужики, — за дверью послышалось шкрябанье и сиплый голос. — Вы… это… ёбнулись, да?.. — Артемия узнаем оба, пряча усталые улыбки.

— Грубо говоря — да. Хотелось бы на второй заход, но… — укрываю нас с фюрером одеялом за секунду до того, как вламывается красный Щитков с ладонью на глазах и мотком верёвки в руках, то есть вырисовываются два варианта: будет либо вешать, либо пиздить. Герман начинает ржать мне в плечо, а я пытаюсь начать дипломатическую беседу.

— Ну, про Герку я знал… Ярик, а ты… куда?! Генофонд России просираем!

— Я с ним, — выдыхаю в сотрясающуюся макушку, ловлю губами мягкие пряди, ощущая, как под одеялом меня крепко обнимают сильные руки. Уж теперь я знаю… насколько они сильные. Они меня над пропастью держали, и не только вчера. Сжимаю в ответ в сладчайшем вкусе обладания, вслед за его успокаивающимся дыханием, не замечая Артемия в помещении от слова «совсем», пока матом о себе не напоминает:

— Ёб вашу мать! Валите в домик уже — морально разлагаться! — а потом ещё подгоняя полушёпотом и крестясь, пока одеваемся. — Нет… куда катимся?!

— А я жених с приданым… — начинает Гера, я ему отвешиваю подзатыльник, тут же вспоминаю о травме глаз, замираю в испуге, но на меня смотрят тепло и беззлобно… с любовью. И встать с постели он мне помогает, хоть и морщится от «свежих ощущений» в заднице. И поддавшись на мои уговоры, соглашается ехать домой… ну, как домой, к нему, потому что здесь я порядком нагулялся, и необходим постельный режим… лучше несколько раз подряд.

Дома собираем и пробуем на прочность имеющиеся поверхности, снося всё на своём пути, обтираясь о каждый косяк. В каком углу его зажал, даже не вспомню, только хруст сломанного чего-то хорошо запомнился. Герка возмущается, что завтра сесть не сможет, я предлагаю ему массу поз, в которых совсем не требуется сидеть, и тут же воплощаю их в жизнь, словно стараясь восполнить то время, что мы упустили.

После, когда уже он устал от меня отбиваться, а я сжалился, сам едва стоя на ногах, после душа, придя хоть немного в себя, застал Гера, стоящим над разбитой рамкой, той самой, где хранились его воспоминания. Странно, но он улыбался, словно переживая тот день снова, улыбался по-доброму, не прощаясь, а по-прежнему отводя в своём сердце потайной кусочек для НЕГО, но уже с новыми ощущениями.