Все реки петляют (СИ) - Калашников Сергей Александрович - Страница 71

— От того же. Они с Софи с детства знакомство водят с великой обоюдной приятностью, вот он и мне артиллерию поправил на свой лад ради добрых отношений с доченькой. Да и я его в доме своём привечал. Оттого и был сей мастер столь любезен, — папаня чётко усугубил дочкин "наезд", давая понять, что существуют обстоятельства, которые превыше монарших хотелок.

— Ступайте, — вдруг сделала отвергающий жест царевна. Похоже, беседа с нами не пришлась ей по душе.

"Так в чём дело, внутренний голос? — пытала меня Софочка по дороге на выход из кремлёвских палат. — Что это такое произошло с Софьей Алексеевной? Отчего она так поступила? Почему прогнала нас столь внезапно?"

"Думаю, дело в том, что мы выпали из привычных ей схем. На службу не просились, жалования не требовали, а предложили то, что ей самой надобно. Согласись — морская торговля России нужна. И внутренняя транспортная связь тоже. Уж кто-кто, а правительница это понимает лучше всех. Хорошо, что отец не стал свою челобитную подавать, а то окончательно свернул бы бедной женщине мозг. Ведь наверняка сама репу морщит, как бы товары русские подороже сбывать прямиком там, где они в хорошей цене. Если бы увидала ходатайство о дозволении вывозить их морем вместе с купцами-хозяевами, заподозрила бы подвох. Она ведь большая умница эта царевна. Жалко, что верующая."

"А причём здесь вера?"

"Так попы местные много власти забрали. Над умами людскими и над помыслами властительскими. Даже вон раскол у себя учинили. Не знаю я в чём там закавыка. Припоминаю, спорили они про то, сколькими пальцами креститься следует."

"Ты-то тремя перекрестился на икону", — напомнила мне реципиентка. Надо же, а я и не обратил внимания на собственную выходку, потому что это уже стало для меня рефлексом. То есть, поступать, как все окружающие — увидел образа, сделал одухотворённую мосю и осенил себя крестным знамением. Сонька, кстати, не противится. Поняла, что это для местных словно сигнал "Я свой". Она в вопросах мимикрии всегда следует за подругой своей — Мэри.

Соньке тринадцать. Петр Алексеевич, насколько я высчитал, парой лет старше. То есть ему или пятнадцать, или четырнадцать.

Откуда такая неуверенность? Загвоздка в различиях в летоисчислениях. На Руси нынче время отсчитывают от сотворения мира, то есть сейчас здесь идёт семь тысяч какой-то год. А в Европах считают от Рождества Христова. Кроме того, что имеется различие в Юлианском и Григорианском календарях в то ли двенадцать, то ли тринадцать дней, так ещё и год в каждой стране начинают по-разному. Кто с марта, а кто и с сентября. Так что запутаться проще простого, если не сесть с бумажкой и не провести подробные выкладки.

Так вот, начинать вычисления мне нынче недосуг, потому что в нашей гостиничной гостиной сидят на диванчике бедро к бедру юный долговязый царь Пётр Алексеевич и Лиза-рисовальщица, склонив головы над распахнутой папкой с эскизами, набросками и прочей графикой, и водят пальцами по листам.

— Здрав будь, герр Питер, — брякнул я машинально, припомнив, как этот человек велел к себе обращаться… во много более зрелом возрасте, причём в кинофильме.

Подросток поднял голову и ответил по-немецки. Ни я ни Софи ничего не поняли, потому что ни про "Гитлер капут", ни про "хенде хох" сказано не было.

— Ихь шпрехе дойче нихт, — откликнулся я рефлекторно. — Или можно на латыни общаться, но давай перейдём на русский.

— Изрядно горазда дщерь твоя, Агата Кристобальевна! — послышался голос из-за стола, где матушка потчевала вином представительного мужчину, одетого, как на мой взгляд, в стиле польской шляхты. То есть в богато отделанный кафтан из драгоценной ткани. Говорил он на латыни, но имя произнёс по-русски.

— Приятно слышать, Борис Алексеевич! — с улыбкой ответила маменька, после чего познакомила меня и папу с гостем — князем Голицыным — воспитателем подрастающего будущего императора. Пока шёл обмен любезностями, я судорожно вспоминал — кто этот человек. Вот не помню я о таком… конкретно. Хотя, этих Голицыных всегда хватало — хоть сколько-то, но было на слуху в любой исторический период. Теперешний фаворит царевны тоже Голицын — это у меня уже свежая информация из нынешних времён. Так тот, ещё один Голицын, который Василий Васильевич, чуть ли не правителем считается, потому что в разумность женщин современники моей реципиентки категорически не верят, а в то, что её ближайший сподвижник куда мудрее уже потому, что носит штаны, верят.

Пётр же, про которого, естественно, никто не забыл, поднялся с дивана и обратился к Софи:

— Ты настоящий корабль по морям водишь?

— Да, государь, — ответила на этот раз Софочка.

— Покажешь, — это был не вопрос, а повеление.

Сонька исполнила книксен, что в высоких сапогах и брюках выглядело чересчур прогрессивно.

Я принялся вспоминать всё, что помню о юношеских и подростковых годах будущего Петра Великого — не так уж много. Потешные полки, ботик, пальба из пушки и штурм игрушечной крепости. Всё это без привязки к датам и без имён участников событий. Позднее, повзрослев, этот человек интересовался множеством профессий, напряжённо учился, энергично добиваясь исполнения задуманного. Даже окно в Европу прорубил, перелив церковные колокола в пушки. Значит, с металлом в стране было напряжённо. И это лет через пятнадцать, если отсчитывать от сегодняшнего времени. Отсюда вопрос: Чем занимаются Строгановы? Которые настолько богаты, что могут позволить себе заказывать предметы роскоши прямиком из Голландии. Там ведь, кажется, даже оконное стекло было в грузе. Хотя я точно помню — Урал, на который эти Строгановы опирались, был для России источником и меди, и железа.

А пока у меня есть только одна возможность — сетовать на то, что историю этого периода знаю слишком поверхностно. Так я в эти времена и не собирался попадать. Как и в другие, впрочем. И вообще попадать.

Пока я копался в воспоминаниях, будущий царь, который пока только заготовка монарха, наслаждался обществом не слишком скованных девочек. Его расспрашивали о ремёслах, которые тот осваивал. Делая при этом достаточно содержательные замечания и интересуясь деталями проведения отдельных операций.

— Ах! — хлопнула ресничками малышка Кэти. — Строгать рубанком широкие доски — это очень тяжело. Железка всё время норовит "отпустить" стружку и проскользнуть вперёд. Мальчишки смеются надо мной, говорят, что нужно больше кушать. А я кушаю, но не толстею и не делаюсь сильной и тяжёлой. Но на шкафу уже семь раз подтягиваюсь. И отжимаюсь восемь. Но работать на токарном станке по дереву мне не позволяют.

— Ну да, держать резец нужно сильно, — поддержал нашу манюню Пётр, и перевёл внимание на рассмотрение Лизиных рисунков. — Так для чего эта палка?

— По ней скользит передняя кромка паруса, когда его поднимают, — пояснила Консуэлла. — А ещё какими ремёслами ты занимался?

Идет обычная процедура знакомства школяров с новичком. Парнишку расспрашивают о интересах, о навыках — прицениваются к предстоящему сотрудничеству. Так уж сложилось в нашей школе за многие годы, потому что после грызения науки за партой с этим человеком, возможно, придётся один сортир чистить. Или держать оправку, по которой он ударит молотом.

Но в данный момент меня интересует не венценосный недоросль, а его спутник. Который теперь общается с нашими родителями на вполне разборчивом английском. Оказывается, этот человек не только служит дядькой при подрастающем государе, а ещё и возглавляет иноземский приказ. Тот факт, что он привел Петра на Кукуй наводит на мысль — воевода Архангельский известил о нас не только прямое начальство — царевну, но и родню — вдовствующую царицу. Остаётся понять, идём мы по разряду диковинок, или кому-то что-то из-под нас нужно?

— Мы сегодня, когда папа с Софи ходили подавать челобитную, засекли прохождение солнца через меридиан и отметили по деревянным часам истинное местное время, — сообщила Кэти. — А сейчас луна показалась, причём стоит довольно высоко. Пойдёмте измерять долготу.