Непрощенная (СИ) - Соболева Ульяна - Страница 20

    Я поморщилась, услышав ее голос. Тон, как всегда, повелительный, обращается не по имени, а намеренно уничижительно, словно стараясь лишний раз показать мне мое место пленницы. Изредка могла обратиться по статусу, но с такой издевкой, что хотелось впиться ногтями в ее усмехающееся, красивое лицо.

   А, впрочем, я мысленно одёрнула себя, мне грех было жаловаться. Меня здесь никто не обижал, кормили, не нагружали тяжелой работой, а, главное, ни один из этих разбойников не смел приблизиться ко мне. Думаю, именно поэтому Далия и поселила меня в своём шатре. Жизнь научила быть благодарной даже за мельчайшие поступки, поэтому, когда я вышла к ней и увидела полуголую с зияющей насквозь раной, то от неожиданности всплеснула руками и пошла к ведру с холодной водой. Долго искала глазами чистые тряпки, и так и не найдя и не желая выходить из шатра, оторвала от подола своей ночной рубашки кусок ткани, подхватила иголку с ниткой и подошла к Далии.

   - Мне нужно, чтобы вы сели.

   Подождала, пока она сядет на стул, и стала осторожно протирать тряпкой кровь, думая о том, насколько странно для женщины иметь подобные раны.

   Отец всегда говорил, что Иллин создал женщин для услады мужских очей, что удел женщины лишь радовать своего мужа и смиренно ждать его дома, устраивая семейный очаг, пока он сражается с врагом. Он любил слушать баллады о храбрых десах, защищавших свой дом от подлых соседей, и их прекрасных возлюбленных, с любовью во взгляде встречающих своих героев. Но ни в одной балладе, ни в одной сказке не говорилось о том, что таким героем может быть женщина. Что она может повести за собой десятки, сотни людей и вдохновить на подвиги не просто слезливыми речами, а собственным примером.

   И даже, если бы подобные сказки и были придуманы, не думаю, что хотя бы одна из них могла правдоподобно рассказать об этой женщине, на которую с восхищением смотрели бывшие рабы, освобожденные ею. Огромные мужчины, лучшие воины своих земель беспрекословно подчинялись любым ее командам, молча следуя за своей десой. Да, я слышала, как называл ее один из командоров. Все разговоры о ней были пропитаны не похотью, так присущей этим простолюдинам, а искренним благоговением и восторгом, на который только способен человек. И с каждым днём я всё чаще ловила себя на мысли, что и сама невольно восхищаюсь ею. Тем, как она могла взглядом поставить на место любого зарвавшегося новичка. Или тем, как поровну делила награбленное даже между теми, кто не участвовал. Как справедливо решала любые конфликты, без которых тяжело было бы представить столь многочисленный отряд.

   Да, я старалась не общаться с ней и ее приспешниками, но я слушала и слышала всё, что происходило вокруг.

   Я откинула волосы на одно плечо и склонилась к ее руке, аккуратно проводя тряпкой по краям раны. Я ожидала, что Дали хотя бы зашипит или скривится, но та, не моргая, смотрела на мою руку.

   - Я часто промывала ранения и штопала солдат своего отца, так что можете не бояться.

   Не смогла промолчать, меня раздражало недоверие в ее глазах.

***

Бояться? Нет, я не боялась. Я чертовую тучу лет ничего не боюсь. Со мной делали такое, что вот эта царапина - сущая ерунда. На моем теле столько шрамов, что иногда мой оруженосец Бек говорил, что на мне отметин больше, чем на рядовых солдатах Валласа. А он знал, что говорит. Сам рядовым был.

   Я смотрела на тонкие руки велиарии и чувствовала, как от ее осторожных прикосновений по телу расползаются мурашки. Хотелось сжать ее запястье и сказать, чтоб не нежничала, а промывала и шила, да побыстрей… и не могла. Ко мне давно никто не прикасался вот так. Я привыкла к рукам Буна, а он был грубым и быстрым, как и положено настоящему вояке.

   Пару раз меня штопали мои любовницы, но и там было предельно ясно, чем все закончится. После едкой боли мне непременно нужно было кого-то отыметь. Да так, чтоб чужую боль сожрать, тогда своя притуплялась. Я боялась, что на эту тихоню наброшусь, а потом она меня ещё сильнее возненавидит…да и я себя. За насилие.

   С этой девчонкой изначально все было не так. Она просто другая. Не простолюдинка. Все в ней другое: и манера говорить, и красота ее такая нежная и в то же время ослепительная. Глаза особенно, как два темных омута. Она мне нравилась, несмотря на пропасть между нами. Нравилась тем, что не ныла и ни одной истерики не устроила. Я ожидала, что с ней будут проблемы, но их не было...Проблемы постепенно возникали у меня.

   - Быстрее, девочка. Я устала, как собака. Спать хочу.

   Повернулась к ней и замерла...она так сосредоточенно рану промывает и язычок розовый прикусила, а на лице...на лице совсем иное выражение. Не такое, как всегда. Каждый раз как дотрагивается, сама чуть ли не вздрагивает и на спину мою исполосованную взгляды бросает. Да, малышка, я на женщину мало чем похожа. Разве что тем, чем природа наградила.

   Откинулась на спинку стула и ногу на стол закинула, запрокидывая голову и посматривая из-под ресниц на свою пленницу. Стоит в одной ночнушке, тонкой настолько, что все тело подсвечивает, а у меня резко в горле пересохло, когда на ее грудь посмотрела и на тонкую талию...Подол оборванный, и мне колени видно и лодыжки тонкие, и пальчики на босых ногах.

   Отвела взгляд, а перед глазами картинки проносятся, где она на моих шкурах голая лежит с раскинутыми в сторону ногами, а я ее за эту лодыжку держу и грязно имею пальцами.

   Им иммадан...резко выдохнула и зло сказала:

   - Шей уже. Хватит возиться. Дамасом рану залей и шей.

***

Вздрогнула, услышав ее приказ, злость эту в голосе.

   - Смею напомнить вам, деса, - мельком посмотрела на нее, смачивая тряпку в воде, - что ваша рана нанесена не мной.

   Она зло прищурилась, а я опустила голову и продолжила смывать кровь. Опустила ладонь на ее голую грудь, так же залитую кровью, и сглотнула, заметив, какими острыми стали соски.

   Быстрый взгляд на нее, а она всё так же, прищурившись, смотрит на меня, будто реакции моей ждет. Медленно провела тканью по ее коже, невольно задев мизинцем сосок и снова вздрогнув от этого прикосновения. О том, что деса предпочитала женщин, знала каждая собака в этом лагере. Для меня единственной оказалось это шоком. Когда увидела, как на одном из застолий какая-то блондинка в ярко-красном платье вспорхнула на колени к предводительнице и обвила руками ее шею, а та рассмеялась и смачно шлёпнула подругу по мягкому месту. И, видимо, только присутствие детей удержало их от последующей демонстрации. А вечером, после того, как мы убрали всё со стола, я зашла в свой шатёр и остолбенела, увидев ту самую девку абсолютно голой на коленях у Далии. Брюнетка исступленно посасывала ее грудь, а та извивалась на ее бёдрах, громко постанывая и взывая к Иллину. А потом Дали вдруг оторвалась от нее и внимательно посмотрела на меня, продолжая пальцами ласкать девушку.

   Я бросилась прочь из шатра и убежала к берегу реки Лаи, где и провела всю оставшуюся ночь в молитвах Иллину.

   И сейчас в ее глазах был тот же самый вызов, смешанный с долей насмешки.

   Я снова провела тряпкой по ее груди и уже намеренно задела снова пальцем сосок, опустила ладонь под грудью и прошлась напоследок тканью по ребрам.

   Мне было неудобно стоять перед ней, а сидеть на холодном полу казалось сущим безумием. Поэтому я задрала рубашку, устраиваясь на ее ногах, и потянулась за флягой, скрывая усмешку. Плеснула на рану и инстинктивно схватилась за ее здоровую руку, сжимая.

   - Стоила ли добыча моей десссы, - намеренно растягивая слова и отвлекая от того, что я собиралась сделать, - той боли, которую ей приходится сейчас терпеть?

   Наклонившись так, что почувствовала ее горячее дыхание на своей шее, воткнула иголку в мягкое тело и зашипела вместо нее сама. Далия лишь стиснула зубы, отводя взгляд

***