Мальчик со спичками (СИ) - "Nitka" - Страница 11

Отмахиваюсь и иду в люди.

Интересно, он так трясётся надо мной, потому что знает и чувствует себя виноватым?

Последнее шарахнуло меня до кости. Я прикусил язык — не сильно, просто чтоб не ляпнуть лишнего, и пошел обратно к столу, в то время, как в голове крутились жестянки в другую, чем обычно, сторону. Потому что, обычно, в повседневном эгоизме чувства — я думал больше о том как мне больно, и как жить с этим, а не как чувствует себя он.

Какая же это тогда любовь? Детский эгоизм забытого ребёнка, привыкшего ко вниманию и ласке.

Я сел, взял какого-то пойла, что там стояло на столе, поднял тост за именинника, пока друг красовался перед опоздавшей компанией девчонок и думал, что Жека ведь запросто мог начать винить себя… передумать много всякой хрени, о которой он со мной уже не поговорит.

И что-то в голове будто щелкнуло. И я ощутил не сам звук, а это эхо — послезвук, шум от принятого правильно решения.

И следом — словно во мне медленно поворачиваются жернова.

Это, пусть, и отдавало лёгким душком чего-то не особо приятного, но принесло облегчение, потому что служило избавлением от неопределённости. Хоть я и потеряю Его после — но, может, я потерял его раньше — даже не тогда, когда сказал, а ещё раньше — в тот момент, когда понял, что моё чувство к нему — больше, глубже, и дал шальной фантазии захватить меня — сильнее и сильнее, пока позволение на захват уже не требовалось, и её пальцы крепко сжимали горло.

Дичайше хотелось домой, где никто хотя бы не будет видеть, и я подошел к Лексу попрощаться.

— Уже? — удивился тот.

— Извини, — фальшивое раскаяние. — Завтра с утра на работу и я тупо вырубаюсь.

Мы обнимаемся, он хлопает меня по спине. Жека куда-то смылся, скорее всего, на задний двор, где жарили шашлыки, и это к лучшему, потому что, несмотря на внешнее спокойствие, собой я владел слабо и принятое решение только начало оседать на дне сознания.

Я вышел быстрее, чем обычно, но, думаю, никто не заметил. Пошел, где теоретически располагалась трамвайная остановка, считая шаги — от одного до восьми и сначала.

Только когда полчаса спустя понял, что остановкой тут и не пахнет, погуглил своё местонахождение и вызвал такси.

Следом позвонил Женя:

— Чел, ты где? Мы с Юлькой тебя обыскались.

— Э-э, сори, я уже ушел. Живот так и не прошел.

— Бля, ты гонишь. Ты даже «пока» не сказал.

— Да, прости, — покаянно извиняюсь. — Ты свинтил, и я не стал тебя искать.

— Ясно. Но ты щас где?

— Уже в такси, — почти не вру. — Скоро буду дома.

Вздох в трубке:

— Понятно. Окей, хорошо доехать, тогда.

— Угум. Следи там за Юлькой, чтоб она не напилась и не залезла на стол, как в прошлый раз.

— Ахах, она поклялась, что больше — никогда.

— Ну конечно, верь ей, с её сложной натурой.

Мы прощаемся, и моя реальность дробится и распадается, как треснувшее пополам зеркало — мы говорили про фигню, как обычно, как всегда происходит — это одно; в то же время — другое, мои мысли обо всём этом, омерзительное чувство — это хорошо, что я решил, но я падаю, падаю, хватаюсь за обыденность, как калека и продолжаю падать, неспособный довести дело до конца.

Я сел на корточки и закурил энную на сегодня сигарету.

В такси, а потом в кровати думаю обо всём сразу: о том, как перестать ощущать себя хуёво, о том, правильно ли я делаю, о том, что проще для меня, для него, о том, что я хотел бы знать, о чём он думает…

Даже не заметил, как начало светать. Смысла спать нет, но я упорно закрываю глаза считаю от одного до двадцати двух тысяч и обратно, хотя, всё равно не засыпаю.

Когда чищу зубы, окончательно понимаю, что хочу, чтобы Жека не приходил — не хочу видеть его. Приходит в голову дикая мысль поменять замок, но вряд ли это останется для него незамеченным и тогда уж точно придётся объяснятся.

Не хочу думать об этом и убегаю — от него, от себя.

Иду на работу, по приходу проверяю список дел на ближайшую неделю и заполняю следующие дни: сверяюсь с рабочим календарём и понимаю, что со следующей недели у меня отпуск. Сначала думаю попросить шефа перенести его или отменить, но потом вспоминаю знакомого, приглашающего меня в Минск к нему, заключаю, что отпуск складывается удачно.

Потому, что я решил закончить это.

Это всё, начиная со скулежа и нескончаемого нытья на тему, до пиздостраданий по красивому мальчику, играющему в хоккей.

В прошлый раз, когда я пришел к таким выводам, то сделал глупо — я заявил Жеке, что мне нужно побыть одному, что со мной всё в порядке, просто бабуля… ну, ты понимаешь.

Я прикрылся её смертью, как щитом. Мне на самом деле было больно, потому, что бабуля — единственное, что у меня было, но осознание того, что её больше нет нависло громадным обелиском, вдавливающим меня в землю — я осознавал, что она умерла лишь какой-то частью, а всё остальное онемело и из-за этого просто не могло болеть. Наверное, защитный рефлекс и, говоря по правде, он действует и сейчас, хотя и не так сильно.

Поэтому, на фоне огромной нерешаемой проблемы острым лезвием пронзил кожу страх, что я в порыве горечи или жалости к себе сболтну Жеке что-то не то и потеряю не одного близкого, а двоих сразу.

И я решил — это пройдёт. Постепенно, со временем — затупит, приглушит чувство, как вода за века затупляет острые углы речных камней.

И останется только самое важное — наша дружба.

А вышло… Нет, просто посмотрите на меня — взрослый мальчик двадцати шести лет так дрожит и трясется за свою несбывшуюся мечту, смотреть противно.

Давно пора выкинуть себя из его жизни, потому, что так — поболит и пройдёт. Всё проходит — даже такое.

Но в этот раз я буду умнее, я постараюсь сделать так, чтоб он сам отвернулся, чтоб даже не смотрел в мою сторону…

И я делаю. Еду к знакомому на все четыре недели, а когда Жека звонит по вайберу, небрежно отвечаю, что, да, я заграном, да, забыл сказать, извини, ну ладно, давай, пока, а то мы с Юрчиком тут идём на лекцию… по чём?.. ну, чисто технический профиль, ты не поймёшь, пока-пока…

Я не думаю, что он чувствует — специально даже не предполагаю, а просто хожу по улицам, смотрю достопримечательности, пью, разговариваю с Юрком о работе или о фигне, и трахаюсь, если предлагают — только с девчонками.

И считаю (раз, два, три, четыре, п…), когда начинаю думать — шаг, количество предметов в окружении, дел на сегодня.

Юрец живет один и рад мне, как родному, хотя бы потому, что я мою за нас посуду и готовлю нормальную еду, а не полуфабрикаты.

Юрец вообще отличный малый — приятный, скромный парень, жить с ним одно удовольствие, и я даже расслабляюсь под начало второй недели.

…а первого числа срываюсь и приезжаю на полтора дня обратно, потому, что у них открытие сезона, и меня туда тупо тянет, будто кто-то взял за шкирку и тащит в ту сторону, как нашкодившего щенка. Я предлагаю Юрцу съездить за компанию, и он соглашается, поэтому мы едем вдвоём, покупая билеты на самые задние места на арене. Не сколько, потому что все остальные давно разобрали, сколько потому, что я не хочу светиться пред знакомыми.

Захватываюсь, как всегда, игрой, пол матча не спуская глаз с Жеки. Под конец меня-таки замечает глазастая Юлька, прыгающая от радости, потому, что первый матч в сезоне таки за нами, и я в неохотном приветствии поднимаю руку в ответ.

Юра тоже оживлен — говорит, классно вышло, вообще огонь, хочу как-нибудь ещё сходить. Мы недолго гуляем по городу, пока не приходит время ехать обратно.

Рассматривая ситуацию объективно, отпуск выдался отличным, и когда я приезжаю обратно, то не кидаюсь звонить Жеке, как обычно, а иду на работу, пропадаю у какой-то детки на все выходные и возвращаюсь только в понедельник, чтоб принять душ, составить список дел, прикрепить его на холодильник и переодеться перед работой.

В холодильнике лежит еда в судочке — Жека оставил себе или мне, не важно, но я понимаю: он был здесь, и мучительно придумываю причину, по которой можно было бы сменить замок и не дать ему ключ.