Желтый дьявол (Том 3) - Мат Никэд - Страница 29

— Э… брат… — Спиридоныч тоже заглянул. — Дело плохо, удирать, пожалуй, надо… С ними этот проклятый висельник Коренев…

— Нельзя бежать, заметят, хуже будет… поздно теперь… какие-то мешки тащат…

Последние слова едва слышны в захлебывающемся шепоте машиниста.

— Ну, вы там, черномазая сволочь… марш отсюда! Пока не пристрелил… — И эсаул Коренев, помахивая наганом, первый подошел к вагонам.

Машинист и кочегар не заставляют повторять приказания— кубарем спустились с насыпи и побежали по кустам в направлении депо станции Муравьев-Амурский.

— Смотрите у меня, не возвращаться на паровоз, пока не прикажу коменданту станции! — кричит он им вдогонку.

Паровоз окружает кольцо вооруженных винтовками казаков. Среди них несколько казачьих офицеров и два японских солдата. Они часто скалят зубы и что-то по-своему говорят.

Грузно сваливают мешки на насыпь возле будки паровоза.

Коренев взбирается на паровоз и оттуда:

— Ну, эй там, живее! вот этот с краю давайте сюда…

Несколько казаков переворачивают мешок, утопая ногами в балласте, тащат его на верх паровоза.

Наконец протолкнули в будку.

— Давайте нож! — командует все тот же голос. Кто-то из казаков подает. Эсаул режет мешок.

Оттуда голова, руки — человек…

— Ну, живо! — и Коренев, схватив за курчавые волосы человека, начинает толкать голову в топку паровоза.

Остальные хватают кто за ноги, кто за туловище.

Вдруг какой-то хруст, вскрик, и точно кто ломает зубы или кости, и…

— A-а! Живым! Гады!.. Нет!.. — руки человека с силой отбрасывают державших, и удар в лицо валит эсаула на угол тендера.

— Ддерржите его! Держите! — вопит Коренев, бросаясь с наганом к человеку, и начинает стрелять… Отчаянная борьба клубком тел… мечутся люди около раскрытой пасти горящей топки паровоза.

Вот они его скрутили, прижав к топке.

— …Живым его толкай… скорей… — визжит Коренев.

Но руки, сильные, волосатые, все ободранные, в крови, цепко ухватились за рычаги заслона, уперлись в котел.

Только хрип и кровь в глазах и на губах… Человек смотрит туда, в бездну горящей топки, и…

Снова с неимоверной силой он отбрасывает от себя вцепившихся казаков, выпрямляется… и…

— Tax! — не выдержал Коренев и стреляет в упор из нагана.

Человек ничком валится у котла.

— Ну, живо его, в топку… Не удалось живым, чорт возьми…

Казаки проталкивают убитого головой вперед. Вот он перегибается в топку, повисая; слышно еще, как трещат, сгорая, его черные кудрявые волосы. Еще толчок, — и он весь в топке…

Крышку захлопывают. Никто не хочет глядеть… Снизу кричат:

— Что, следующего?..

— Э… добейте их там… а то здесь возиться неудобно… — кричит Коренев. Потом, не выдержав, сам соскакивает с паровоза, хватает у кого-то из солдат гранату и…

— Хряст! Так! — глухие удары по чему-то твердому, точно по костям. Глухой стон из мешка. А потом — кровь пятном все больше и больше по мешку и на песок: кап… кап… кап…

Добитых поднимают и прямо в мешках сбрасывают в топку.

Скулы японцев блестят на солнце в улыбках…

— Карасэ, капитан! — один из них.

— Олл райт? — Коренев хлопает его по плечу.

— Олл райт!..

Оба смеются и берут под козырек.

Коренев отирает платком пот с лица и засовывает в карман наган.

Оставив дежурить у топки двоих казаков, команда молча удаляется на станцию.

Молчит и эсаул Коренев — как-то не выходит у него улыбка.

Одни макаки четко и весело шагают по звонкой гальке станции.

Полдень.

И еще жарче печет солнце.

И еще ярче блестит медная пластинка паровоза: 917 С. Б.

От японского штаба по Светланской, потом налево по Алеутской вниз… прямо к штабу крепости… быстро катит легкий, эластичный форд.

На кожаном сиденьи, откинувшись на спинку, покоится плотная представительная фигура.

Седоватые волосы… френч… под мышкой портфель.

Это — Береговой.

Бывший генерал, член Сибирской директории. При Колчаке — опальный.

А ныне — призванный из Японии на пост командующего войсками правительства Приморской земской управы.

Войск-то, впрочем, нет: одна милиция… И командовать нечем…

Да это и не нужно.

Береговой — ширма, торчащая перед зорким японским оком.

А за спиной Берегового…

В помещении Военного Совета шумно и людно. Ежеминутно входят и выходят какие-то люди в галифе и фуражках, с тонкими и толстыми портфелями.

Секретарь Совета Курков носится из комнаты в комнату, отирая на ходу пот.

Вон в стороне группа: Вера, Танечка, Попов, Крастин, Снегуровский.

Беседуют…

— Жаль Сибирскую, — говорит Танечка. — На нее смотреть больно. С тех пор, как исчез Орест, она места себе не находит.

— Ты знаешь, — добавляет Вера, — она не хочет верить, что он погиб. Все его ищет. Она какая-то странная стала.

— А что?.. — хочет что-то спросить Снегуровский.

Но…

— Снегуровский! — кричит, пробегая, Курков. — Поди сюда!

Они уходят в кабинет.

— Послушай!

Курков озабоченно тычет пером в пепельницу.

— А, чорт! Слушай: нам удалось получить от японцев разрешение взять кое-что из интендантских складов для нужд милиции.

Снегуровский улыбается.

— Для милиции… Ну?

— Сегодня спешно нужно все это забрать. Будет обмундирование, оружие.

— Ага…

— Так вот мы сегодня же упакуем все это в бочки…

— В качестве?..

— Продовольствия.

— Ага.

— И завтра утром раненько надо погрузить на пароход.

— Куда?

— На «Ольгу»… А там гужом далее…

— Хорошо. Вот на Амуре-то обрадуются.

— Угу! Так вот тебе задача: возьми на себя устроить погрузку.

— Согласен.

— Чудесно. Пойдем-ка… я покажу тебе одного парня. Он…

Эти слова Курков произносит уже у двери и внезапно замолкает…

Перед ним, открыв дверь, стоит пожилая женщина.

Она стоит молча…

Только блеклые губы чуть-чуть шевелятся, да глаза горят вопросом больным и жутким.

Глубокие складки на лбу и под глазами — следы тяжелого горя и таких же тяжелых дум… упорных и неотвязных.

— Товарищ Сибирская?!

— Я к вам, товарищ Курков. Мне сказали…

— Сию секунду. Я сейчас вернусь. Снегуровский, подожди здесь.

— A-а… Товарищ Снегуровский!

Она только что заметила его.

— Здравствуйте!

— Здравствуйте!

— Вы давно… оттуда?

— С фронта? Нет, не очень. Переправил бригаду за Амур и приехал.

— А-а.

И тихо… не глядя на Снегуровского… таким простым, обыкновенным голосом:

— Ну, а… Орест-то мой… Он что-нибудь просил вас передать?

— Орест?

— Да. Ведь он же там… С вами был.

— Нет, товарищ Сибирская… его там не было.

— А где же он?

— Я не знаю.

— А-а.

Старуха подымает глаза и смотрит на Снегуровского внимательным, неверящим взглядом.

— Вот все так… Кого ни спросишь — никто не знает… Люди…

И старуха молча опускает голову…

Но вдруг опять… быстро подымает ее.

В глазах светится что-то таинственное и теплое.

— А ведь я знаю, где он.

— Как?!

— В Японии… И Штерн там… Да, да… Их взяли в плен и держат.

— Но…

— Да!.. Как заложников… или для выкупа. У меня японский солдат есть… знакомый. Он говорил… Только я думаю… Они очень много хотят… Вот у нас наверное и не могут… и тянут. Но, товарищ Снегуровский…

Старуха подвигается к Снегуровскому близко-близко и берет его за пуговицу.

— Товарищ Снегуровский! Разве так можно?.. Ведь это ж…

Не договорив… смолкает.

С моря тянет сыростью.

Утро… бледное… раннее… еле мерцает.

Туман…

Его мутные волны, перевалившись через Гнилой Угол, покрыли рейд, колышутся и ползут вверх по сопкам.